Сегодняшнюю беседу я хочу посвятить теме, которая нам, монашествующим, может показаться неактуальной, но на самом деле она чрезвычайно важна: мы поговорим о вере. Обычно мы делим людей на верующих и неверующих. Может быть, такое противопоставление возникло само собой из-за того, что мы жили в атеистической стране. Поэтому нам часто кажется, что человек искренне верующий уже спасен. Но из Священного Писания мы видим, что вера не всегда приносит плоды. Бывает, что человек принимает вероучительные истины искренне, всей душой, но в то же время это не приносит ему никакой пользы. Более того, такой человек может причинять людям великие скорби, быть просто злодеем. Сейчас мы сравним такую веру с верой настоящей — не только искренней, но и плодоносной. И объясним, какая вера необходима нам для того, чтобы мы получали от нее пользу, спасались, а не просто утешали себя той мыслью, что мы не безбожники.
Ярким примером искренней, но бесплодной и даже губительной для других веры является вера Ирода Великого. Обратимся к Евангелию от Матфея, в котором говорится о рождестве Христовом. Иисусу же рождшуся в Вифлееме Иудейстем во дни Ирода царя, се, волсви от восток приидоша во Иерусалим, глаголюще: где есть рождейся Царь Иудейский? Видехом бо звезду Его на востоце и приидохом поклонитися Ему. Слышав же Ирод царь смутися, и весь Иерусалим с ним. И собрав вся первосвященники и книжники людския, вопрошаше от них: где Христос раждается? Они же рекоша ему: в Вифлееме Иудейстем, тако бо писано есть пророком: и ты, Вифлееме, земле Иудова, ни чимже менши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет Вождь, Иже упасет люди Моя Израиля. Тогда Ирод тай призва волхвы, и испытоваше от них время явльшияся звезды, и послав их в Вифлеем, рече: шедше испытайте известно о отрочати: егда же обрящете, возвестите ми, яко да и аз шед поклонюся Ему (Мф. 2, 1–8). Ирод, как мы видим, поверил волхвам. Правда, он не обрадовался, как радуемся мы в праздник Рождества, как радовались сами волхвы и пастухи, узнавшие от ангелов о рождестве Спасителя, а смутился. И не только он сам, но и весь Иерусалим с ним. Приход волхвов, людей знатных, в сопровождении свиты, может быть воинского отряда, охраны, как это было принято в то время при путешествиях, не мог остаться незамеченным. Слух о нем распространился по всему Иерусалиму.
Реакция Ирода на этот слух была странной. Он призвал первосвященников и книжников, потому что надеялся услышать от них о том, где рождается Христос, но не ради того, чтобы поклониться Ему, а ради того, чтобы Его убить. Второй раз мы видим проявление веры этого человека, когда книжники и фарисеи открыли ему пророчество, и он им поверил. Кто усомнится в том, что Ирод был верующим человеком? Мы можем честно признаться себе в том, что не всегда столь открыто и последовательно принимаем как Священное Писание в целом, так и пророческие книги в частности. В этом смысле вера его была сильнее, чем наша, потому что он сделал из Священного Писания практический, хотя и страшный вывод о том, что необходимо устранить Христа как претендента на царский трон.
Его сын, Ирод Антипа, показал веру не меньшую, чем его великий в злодействах отец. Он показал, что верит ни много ни мало в воскресение мертвых, притом верит искренне. Вот как повествует об этом Евангелие: И услыша царь Ирод, — яве бо бысть имя Его, — и глаголаше, яко Иоанн Креститель от мертвых воста, и сего ради силы деются о нем. Инии глаголаху, яко Илия есть; инии же глаголаху, яко пророк есть, или яко един от пророк. Слышав же Ирод рече, яко, егоже аз усекнух Иоанна, той есть: той воста от мертвых (Мк. 6, 14–16). Ему пытались возражать и говорили о том, что это, может быть, кто-либо из пророков, но он утверждал, что это воскресший из мертвых Иоанн. Хотя Ирод и ошибался, но из этого эпизода мы видим, что для него воскресение из мертвых являлось совершенно реальным событием, которое вполне может произойти и оказаться частью нашей обыденной жизни. Тем самым он показал, что вера его была сильнее нашей. Для нас воскресение из мертвых — это нечто далекое и непостижимое настолько, что практически мы воспринимаем его как некий миф, сказку.
Далее читаем: Той бо Ирод, послав, ят Иоанна и связа его в темнице, Иродиады ради, жены Филиппа, брата своего, яко оженися ею. Глаголаше бо Иоанн Иродови: не достоит тебе имети жену Филиппа, брата твоего. Иродия же гневашеся на него и хотяше его убити, и не можаше. Ирод бо бояшеся Иоанна, ведый его мужа праведна и свята, и соблюдаше его (то есть берег его. — Схиигум. А.): и послушав его, многа творяше, и в сладость его послушаше (Мк. 6, 17–20). Какая странная и противоречивая натура этот Ирод! Считал Иоанна праведным, святым, относился к нему с благоговением, во многом поступал по его совету, слушал его даже с наслаждением и тем не менее казнил.
Перед тем как осудить на крест Спасителя, Пилат послал Его к Ироду для того, чтобы избавиться от ответственности за Его осуждение, переложить ее на Ирода. Вот как говорит об этом евангелист Лука: И разумев, яко от области Иродовы есть, посла его ко Ироду, сущу и тому во Иерусалиме в тыя дни. Ирод же видев Иисуса рад бысть зело: бе бо желая от многа времене видети Его (Лк. 23, 7–8). Смотрите, этот человек желал видеть Господа Иисуса Христа. И зачем? Зане слышаше многа о Нем: и надеяшеся знамение некое видети от Него бываемо (Лк. 23, 8). Ирод хотел увидеть знамение и этим показал, что он верит и в чудеса. Он верил пророку, верил в чудеса, воскресение мертвых и тем не менее совершил страшное преступление, убив Иоанна Крестителя. Вера у Ирода была искренняя, но для него не спасительная, более того, не препятствующая ему совершать бесчеловечные, богопротивные дела.
Мы говорили сейчас только о вере, но нужно еще сказать и о глубоком знании Священного Писания, о знании, которое, безусловно, сопровождается верой. Вернемся к повествованию о Рождестве Спасителя. Те книжники, которые открыли Ироду Великому, где должен был родиться Мессия, понимали смысл пророчеств и рассказали царю о них так, как бы в наше время политолог рассказал о реальных событиях политической жизни. Для них было совершенно очевидно, что Христос должен родиться в Вифлееме: Тако бо писано есть пророком: и ты, Вифлееме, земле Иудова, ни чимже менши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет Вождь, Иже упасет люди Моя Израиля (Мф. 2, 5–6). Книжники, услышав от волхвов весть о рождестве Христа и вспомнив пророчество, должны были бы устремиться в Вифлеем для поклонения Спасителю, но этого не произошло. Они остались к этой вести совершенно безразличными, более того, их слова подтолкнули Ирода к тому, чтобы попытаться убить Богомладенца Христа. Может быть, кто-то желает оправдать этих книжников: мол, они не знали о том, что родился Мессия, и сказали об этом пророчестве безотносительно данного события. Но несправедливость такого мнения можно увидеть из слов Евангелия: Ирод царь смутися, и весь Иерусалим с ним, то есть смутились все жители Иерусалима. Никто не мог остаться в неведении, тем паче люди, принадлежавшие к высшему классу: первосвященники и книжники. Безусловно, они знали о том, для чего пришли волхвы, но пренебрегли этим, потому что хотя и верили, но не имели того, что делает веру спасительной.
Приведу еще один пример из Евангелия: Законник некий воста, искушая Его и глаголя: Учителю, что сотворив живот вечный наследую? Он же рече к нему: в законе что писано есть? како чтеши? Он же отвещав рече: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всея души твоея, и всею крепостию твоею и всем помышлением твоим, и ближняго своего яко сам себе. Рече же ему: право отвещал еси; сие сотвори и жив будеши. Он же хотя оправдитися сам, рече ко Иисусу: и кто есть ближний мой? (Лк. 10, 25–29). Этим вопросом он обнаружил, что знание, которое Господь назвал истинным и спасительным, не принесло ему никакого плода. Если человек действительно любит ближнего, то он не будет спрашивать: «Кто мой ближний?» Из этого вопроса книжника видно, что ему неизвестно и то, Кто его Бог. Если он не знает, кому делать добро и кого любить, значит, он не имеет любви к Богу. А кто не имеет любви к Богу, не общается с Богом, тот, естественно, не знает Его. Знает учение о Нем, но не знает Его. Вот пример того, что и вера, и даже глубокое знание Священного Писания не приносят никакой пользы человеку, не имеющему самого главного, — того, что делает веру спасительной. Из слов книжника можно сделать вывод о том, что для настоящей веры необходим некий опыт. Какой? Это нам раскроют другие изречения из Евангелия.
Вспомним беседу Спасителя с другим книжником. Он также вопрошал Спасителя, искушая Его, однако испытывал Его с некоторой доброжелательностью: он, как говорит Евангелие, увидел, что Спаситель хорошо ответил тем, кто не верил в воскресение мертвых, — саддукеям. И приступль един от книжник, слышав их стязающихся и видев, яко добре отвеща им, вопроси Его: кая есть первая всех заповедий? Иисус же отвеща ему: яко первейши всех заповедий: слыши, Израилю, Господь Бог ваш Господь един есть, и возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим, и всею крепостию твоею. Сия есть первая заповедь. И вторая подобна ей: возлюбиши ближняго своего яко сам себе. Большая сею ина заповедь несть. И рече ему книжник: добре, Учителю, воистинну рекл еси, яко един есть Бог, и несть ин разве Его; и еже любити Его всем сердцем, и всем разумом, и всею душею, и всею крепостию, и еже любити ближняго яко себе, боле есть всех всесожжений и жертв (Мк. 12, 28–33). Этот человек одобряет слова Господа Иисуса Христа, хотя в этом, как мне кажется, сквозит некоторая надменность. Он говорит Спасителю: Добре, Учителю, воистинну рекл еси, то есть считает себя имеющим право, как некий эксперт, судить о том, сказано хорошо или плохо, правильно или неправильно. В то же время в этом книжнике есть и здравый смысл: он понимает, что исполнение всех обрядов и даже богослужение — ничто по сравнению с исполнением заповедей. Однако он не постигает того, что заповеди эти приносят пользу тогда, когда мы вступаем в богообщение не мнимое, — когда мы просто верим в Бога, благоговеем перед Ним в своем уме, — а в богообщение истинное, непосредственное. Это видно из дальнейшего повествования.
Спаситель хотя и одобрил этого книжника, но показал, что тому еще чего-то недостает для того, чтобы его вера, правильный взгляд на вещи, глубокое проникновение в смысл Священного Писания принесли ему пользу. Иисус же видев, яко смысленно отвеща, рече ему: не далече еси от Царствия Божия (Мк. 12, 34). Не далече, но все же не в Царствии Божием. Далее Спаситель поясняет, чего недоставало этому книжнику. Он говорит об этом намеком, потому что ни книжник, ни присутствующие при этом слушатели не могли еще вместить всей полноты истины, но все же приоткрывает им тайну настоящего, необходимого для спасения духовного опыта. И отвещав Иисус глаголаше, уча в церкви: како глаголют книжницы, яко Христос Сын есть Давидов? Той бо Давид рече Духом Святым: глагола Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дондеже положу враги Твоя подножие ногама Твоима. Сам убо Давид глаголет Его Господа: и откуду Сын ему есть? И мног народ послушаше Его в сладость (Мк. 12, 35–37). В этих словах приоткрывается тайна Божественного происхождения Самого Господа Иисуса Христа и даже, можно сказать, тайна Пресвятой Троицы.
Господь, отвечая книжнику, сначала напомнил Своим слушателям ветхозаветную заповедь: Слыши, Израилю, Господь Бог ваш Господь един есть, а, проповедуя в храме, привел слова пророка Давида: Глагола Господь Господеви моему. Если бы мы не знали учения о Пресвятой Троице, то усмотрели бы в словах Спасителя противоречие: получается, что есть два Господа, но в то же время утверждается, что Господь един есть. Для иудеев это было, конечно, камнем преткновения: они настаивали на единобожии, понимаемом примитивно, как бы на одиночестве Бога. Спаситель уже приоткрывает тайну единосущия Отца и Сына и даже дает некоторый намек на Третье Лицо Пресвятой Троицы, Духа Святого: Той бо Давид рече Духом Святым: глагола Господь Господеви моему. Ведь в Символе веры про Духа Святого сказано: «Глаголавшаго пророки», то есть Он говорил через пророков. Можно сказать, что не Давид говорил Духом Святым, а Дух Святой говорил через Давида. И поэтому выражения рече Духом Святым и глагола Господь намекают на равенство Бога Отца и Бога Духа Святого.
Этому книжнику, как и многим прочим людям, имеющим веру, но не спасительную, не хватало живого познания, живого переживания того, что Иисус Христос есть Господь, Сын Божий. Если бы мы имели такое живое познание, тогда все враги Господа стали бы и нашими врагами, а это не столько люди, сколько демоны, вооружающие людей против служителей Бога. И эти враги были бы повержены под ноги и нам.
Слова Спасителя: Слыши, Израилю, Господь Бог ваш Господь един есть, — также имеют таинственный смысл. Слыши, Израилю, — это обращение относится не только к израильскому народу, к евреям, но и к новозаветному Израилю, то есть ко всякому христианину, который, подобно древнему патриарху Иакову, видел Бога и потому получил наименование «Израиль», то есть «зрящий Бога». Если бы этот книжник был «зрящим Бога», на что Господь Иисус Христос и намекает, тогда, конечно, вера его была бы спасительна, тогда бы он познал, что Господь Иисус Христос равен Богу Отцу и происходит от Него. Книжник познал бы, что перед ним стоит не просто человек, не просто пророк и великий учитель, но Сам сошедший на землю Бог.
Откровенно и ясно выразил эту истину святой апостол Петр, исповедав Спасителя Христом, Сыном Божиим. Вспомним этот эпизод: Пришед же Иисус во страны Кесарии Филипповы, вопрошаше ученики Своя, глаголя: кого Мя глаголют человецы быти, Сына Человеческаго? Они же реша: ови убо Иоанна Крестителя, инии же Илию, друзии же Иеремию или единаго от пророк. Глагола им Иисус: вы же кого Мя глаголете быти? Отвещав же Симон Петр рече: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго (Мф. 16, 13–16). Посмотрите, какие замечательные слова! С первого взгляда они как будто бы понятны. Но Священное Писание похоже на медовые соты. И мы из этих сотов извлекаем сладчайшее Божественное учение, по словам пророка Давида, превосходящее мед своей сладостью. Притом медовые соты содержат в себе ограниченное количество меда, а Священное Писание бесконечно источает сверхъестественную сладость. И если мы вдумаемся, вникнем в эти несколько слов, сказанных апостолом Петром, то увидим, что они открывают не только истину о Божестве Господа Иисуса Христа, но и то, как мы должны это переживать.
Прежде всего нужно обратить внимание на то, что Христос назван Сыном Бога Живого. Для нас Бог не живой, а далекий и неизвестный, хотя и великий. Живым может назвать Бога от всей души, от всего сердца тот человек, который Его жизнь ощущает в себе, который живет в Боге и Богом. Мы должны почувствовать, что Христос — Сын Бога Живого. А если Он Сын Бога Живого, то, конечно, Он также должен ощущаться нами как сверхъестественная жизнь, как и Сам Он сказал о Себе необыкновенно глубоко и в то же время кратко: Аз есмь путь, истина и живот (см. Ин. 14, 6). Вот что необходимо для того, чтобы вера наша была спасительна. Если мы просто осознаём и даже как будто бы искренне говорим, что Христос — Сын Божий, то мы ничем не отличаемся от тех бесноватых, которые говорили Ему: Ты Сын Божий. Овладевшие ими бесы в тот момент знали это, может быть, лучше, чем сами апостолы. Но в них не было стремления к богообщению, наоборот, они страшились этого и кричали: Иисус, Сын Божий, зачем Ты пришел мучить нас прежде времени? (см. Мф. 8, 29). Вынужденное богообщение было для них страданием, невыносимой мукой, которую они желали прекратить.
В словах апостола Петра: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго, — есть еще один момент, на который мы тоже не обращаем почти никакого внимания, — это личное обращение ко Христу. В этом также приоткрывается сущность нашей веры: она есть живое, непосредственное общение с Богом, мы обращаемся к Нему на «ты». Конечно, это не значит, что в молитве нам нужно произносить именно эти слова апостола Петра, но мы должны переживать веру как общение с живым Христом, а не с идеей, пусть даже великой и потрясающей. Для одних Он — жизнь, а для других — идея, но не потому, что Он на самом деле таков, а потому, что эти люди от Него удалились, и Бог, став для них далеким, превращается в их сознании в некую отвлеченную мысль.
Теперь мы рассмотрим условие, необходимое для того, чтобы сохранить живую, спасительную веру. Обратимся к дальнейшему повествованию евангелиста Матфея: И отвещав Иисус рече ему [апостолу Петру]: блажен еси, Симоне, вар Иона, яко плоть и кровь не яви тебе, но Отец Мой, Иже на небесех: и Аз же тебе глаголю, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф. 16, 17–18). Наша Церковь зиждется на камне этого исповедания, а правильнее сказать, реального богообщения со Христом, потому что, по словам Спасителя, никто не может прийти к Отцу, как только через Него, только Им. И поскольку мы пребываем в Церкви, то мы вместе с нею непобедимы, и даже если бы все адские силы восстали на нас, то ничего не смогли бы с нами сделать. Теряя живое, непосредственное богообщение, теряя связь со Христом, мы отпадаем от Церкви, и тогда слова о том, что врата ада не одолеют Церковь, к нам не относятся. Церковь они не одолеют, но мы, оказавшись вне ее, претыкаемся и падаем. Бывают даже случаи отпадения от веры православных христиан, в особенности из-за скорбей, внешних или душевных, да и соблазны многих губят. Слова Спасителя непреложны, но от нас зависит, распространится ли на нас это Его необыкновенное ободрение или нет.
Из дальнейшего повествования видно, что Петр не только жалел Спасителя, но и беспокоился о себе и своей участи: Оттоле начат Иисус сказовати учеником Своим, яко подобает Ему ити во Иерусалим и много пострадати от старец и архиерей и книжник, и убиену быти, и в третий день востати. И поемь Его Петр, начат пререцати Ему глаголя: милосерд Ты, Господи, не имать быти Тебе сие. Он же обращься рече Петрови: иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси: яко не мыслиши яже суть Божия, но человеческая (Мф. 16, 21–23). Сначала об апостоле Петре было сказано, что он камень, на котором созиждется Церковь, а потом совершенно обратное — что он сатана. Такая перемена может произойти и с нами и происходит многократно в день. Когда мы начинаем думать о чем-либо по-человечески, то к этому, несомненно, примешивается сатанинское действие и наше общение с Богом прерывается.
Спаситель открывает, что мы должны делать, чтобы сохранить живую, действенную веру. Тогда Иисус рече учеником Своим: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф. 16, 24). Вот что необходимо: отвергнуться себя, даже взять на себя крест, то есть быть готовым к страданиям, и идти за Господом. Не думать о своем будущем, как думали апостолы, когда, многого еще не понимая, мечтали воцариться вместе со Христом как с Иудейским Царем и как Его соратники наслаждаться властью. Для нас последование Господу состоит в том, чтобы подражать Его поступкам, не Божественным, что для нас, конечно же, невозможно, а человеческим: ходить, по словам апостола Иоанна Богослова, якоже Он ходил (1 Ин. 2, 6).
Итак, необходимо живое, реальное общение с Господом Иисусом Христом. Это, собственно, и есть та вера, на которой стоит Церковь, но стоит до тех пор, пока существуют такие верующие. Не станет в том или ином народе подобных людей — и Церковь из этого народа уйдет. Да, врата ада не одолеют ее до кончины мира, но нас, если мы отпали от Церкви, они могут победить. Даже если целый народ отпадет от Церкви, как случилось со многими народами, впавшими в ересь или безбожие, то и он погибнет в вечности.
Простое исповедание, даже очень искреннее, сопровождаемое не только верой, не только глубоким знанием Священного Писания, но и чудесами, не принесет нам никакой пользы. Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на Небесех. Мнози рекут Мне во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отидите от Мене, делающие беззаконие (Мф. 7, 21–23). Здесь тоже открывается истина богообщения: не только мы должны знать Бога, но и Он должен знать нас, а Он может знать нас тогда, когда мы приблизимся к Нему, будем общаться с Ним. Бывает, что мы слышим о человеке что-то доброе, но никогда с ним не общались, — мы про него знаем, а он нас не знает. Так какой-нибудь знаменитый, богатый человек не знает обыкновенных людей, если те сами не познакомятся с ним.
Итак, мы видим, что даже творящие чудеса не спасутся, если не будут иметь живого богообщения и исполнять волю Божию. А воля Божия состоит в том, чтобы мы соединились со Христом, вместили Его в себя. Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, то есть даже если мы будем творить чудеса (а ведь бывает и такое: прельщенные мнят о себе, что они служат Богу, пророчествуют, но Господь никогда не знал их), но не познаем Его, вера наша останется бесплодной. А куда уж больше той веры, которая пророчествует, изгоняет демонов, исцеляет больных и совершает прочие великие дела!
Обратимся еще раз к словам Спасителя Аз есмь путь и истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною. Далее в Евангелии говорится: Аще Мя бысте знали, и Отца Моего знали бысте убо, и отселе познасте Его и видесте Его. Глагола Ему Филипп: Господи, покажи нам Отца, и довлеет нам. Глагола ему Иисус: толико время с вами есмь, и не познал еси Мене, Филиппе? Видевый Мене виде Отца: и како ты глаголеши: покажи нам Отца? Не веруеши ли, яко Аз во Отце, и Отец во Мне есть? (Ин. 14, 6–10). В этих словах нам открыта истина о единстве Сына Божия и Бога Отца и о том, что через общение со Христом мы восходим к познанию Божества.
Спаситель продолжает: И еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю, да прославится Отец в Сыне: и аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю (Ин. 14, 13–14). Иисусову молитву иногда называют исповеданием Петровым. Действительно, в словах «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий» и в словах Ты еси Христос, Сын Бога Живаго по сути один и тот же смысл. Можно даже сказать, что Иисусова молитва раскрывает богословское значение исповедания Петрова. Впрочем, это не так важно, главное то, что мы обращаемся к Господу. Некоторые древние подвижники молились краткой Иисусовой молитвой: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», так и сейчас молятся в Греции. В акафисте Иисусу Сладчайшему приведена другая форма Иисусовой молитвы: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя». Поэтому не суть важно, какова внешняя форма этой молитвы, — важно то, что мы, обращаясь к Богу именем Иисуса Христа, можем надеяться, что всё от Него получим.
Но чего мы можем просить? Чего должен желать истинный христианин? Конечно же, не земных благ, потому что они ничего не значат, разве что дают возможность жить свободно и беспечально. Истинный христианин должен просить исключительно о благах духовных. Высочайшим, необходимейшим для нас духовным благом является, конечно же, богообщение. Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите, и Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век, Дух истины, Егоже мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его: вы же знаете Его, яко в вас пребывает и в вас будет (Ин. 14, 15–17). Итак, мы видим, что за призывание имени Иисуса Христа к нам приходит Дух Святой и приносит Божественную благодать.
Не оставлю вас сиры: прииду к вам; еще мало, и мир ктому не увидит Мене, вы же увидите Мя, яко Аз живу, и вы живы будете. В той день уразумеете вы, яко Аз во Отце Моем, и вы во Мне, и Аз в вас (Ин. 14, 18–20). И апостол Павел говорит: Уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20), также открывая тайну богообщения. Многие воспринимают евангельские слова как некую притчу, образ. Но для человека, хотя бы теоретически знакомого со святоотеческой литературой, в которой описаны духовные состояния подвижников благочестия, ясно, что здесь идет речь о буквальном, точном переживании того, что всякий истинный христианин, достигший высокой степени преуспеяния, должен испытывать.
Как мы узнаем, что Господь Иисус Христос во Отце? Общаясь с Господом Иисусом Христом, соединяясь с Ним умом, мы видим и понимаем, что Он един с Богом Отцом и со Святым Духом. Праведный Иоанн Кронштадтский говорил о себе, что когда он причащался, то чувствовал внутри себя бытие Пресвятой Троицы. Он действительно непосредственно это переживал. И вы во Мне, и Аз в вас, — говорит Спаситель. Мы в Господе, когда пребываем в Нем своим умом, когда чувствуем, что мы как бы погрузились в Господа Иисуса Христа или, по крайней мере, соприкоснулись с Ним. А Он в нас, потому что Он в нашем сердце и в нашей душе.
Вера — это не умственное рассуждение, не просто некая идея, как кажется многим. Истинная вера, как говорят святые отцы, есть действие благодати Божией. Некоторые богословы отвлеченно рассуждают, что вера бывает естественная и сверхъестественная. Это умствования, не имеющие отношения к действительности. Нет благодати — нет веры, действует благодать — в человеке появляется вера. И эта вера есть богообщение (более или менее глубокое — это зависит от нашей ревности, от нашего преуспеяния), что ясно из слов Спасителя: Не плоть и кровь открыли тебе, но Отец Мой, Который на небесах. Отступает благодать — умаляется вера, появляется сомнение. Усиливается благодать — мы всё более и более приближаемся к Богу. И настолько вера эта становится действенной, живой и всеохватывающей, что мы даже склонны употребить вместо слова «вера» слово «знание».
По сути, вера и является знанием. Если у человека вера только умственная, то можно сказать, что в нем нет никакой веры. В лучшем случае, он только приближается к ней. И все мы, православные христиане, призванные Господом в Церковь, должны понимать, что наша вера — это не просто какие-то правильные рассуждения и не то, до чего мы сами додумались, но действие благодати, просвещающее прежде всего сердце, а вслед за тем и разум. Будем грешить — благодать отступит от нас, и мы лишимся этого богообщения. Если мы, не дай Бог, лишимся его окончательно, тогда можем впасть в тяжкие смертные грехи, даже прийти в полное окаменение сердечное, бесчувствие и стать практически неверующими людьми.
Ирод Великий, Ирод Антипа, книжники, фарисеи имели веру и знали то, чего в то время еще не знали, например, апостолы. Но апостолы общались с Господом и пребывали с Ним в духовном единении, а эти люди были чужды Его. И если мы не отринем от себя закваску фарисейскую и саддукейскую, то можем, формально оставаясь православными христианами, уподобиться этим верующим людям, которые совершили столь страшные преступления, что их имена стали печально нарицательными.
Поэтому давайте будем трудиться над собой, будем исполнять заповеди, понуждать себя к молитве, к отречению от всего ненужного для спасения, не только греховного, но и просто человеческого. Тогда наше общение с Богом будет усугубляться, усиливаться, и в конце концов, как сказал Господь Иисус Христос, мы увидим, что Он во Отце, и мы в Нем, и Он в нас.
* * *
Вопрос. Если человек подвизается, пытается бороться со своими страстями, но все-таки пленяется, допустим, пристрастием к миру, воспоминаниями, привязанностью к вещам, не говорит ли это о том, что у него слабая вера?
Ответ. Ты сам дал ответ на свой вопрос. Конечно, если человек любит мир, это признак того, что в нем слабая вера. Если апостолу Петру запрещено было даже помыслить что-либо человеческое, проявить человеческую жалость, то понятно, что если мы не просто проявим такую жалость, а еще и согрешим, тогда Господь скажет нам: Отойди от меня, сатана! Таким образом мы удаляемся от Бога, теряем благодать, внимание, и, если не будем исправляться, это может закончиться печально.
Вопрос. А если человек услаждается греховными помыслами, это также говорит о его маловерии?
Ответ. Если мы любим Бога и правильно любим ближнего, который есть образ Божий, то ничего мирского мы любить уже не можем. Заповедь говорит: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, то есть в существе человека не остается места для любви к чему-то иному. И по образу жизни подвижников благочестия мы видим, что они именно это и ощущали. Если человека привлекает что-то земное, значит, у него нет любви к Богу. А любовь к Богу, как мы говорили в беседе, — это соединение с Ним. Тот, кто соединился с Господом, действительно, как истинный Израиль, зрит Бога в себе и себя в Нем. И все, что отвлекает его от этой любви, кажется ему отвратительным. В миру ничего соблазнительного, то есть привлекательного, нет. Если что-то и кажется нам соблазнительным, то это от нашей немощи, от нашего лукавства. А на самом деле все, что принято считать соблазном, глубоко отвратительно и мерзко, и от него нужно бежать, а не стремиться к нему.
— Таким образом, батюшка, всякое падение человека даже не только на внешнем уровне, но и на мысленном — это проявление маловерия?
— Если понимать веру как благодатное действие, привлекающее человека к общению с Богом, то да. Ты отвлекаешься от созерцания Бога и предпочитаешь тленный предмет, — значит, ты проявляешь маловерие.
Вопрос. Вы сказали, что Ирод Великий имел веру. Можно ли допустить, что это была не вера, а суеверие? Ведь многие народы верили в явление умерших.
Ответ. Ирод Великий и Ирод Антипа верили так, как учила ветхозаветная Церковь. Скажем, саддукеи не верили в воскресение мертвых, а Ирод Антипа верил. Если говорить о суеверии как о предрассудке, то я не согласен: Ирод все же верил правильно. А если понимать суеверие как суетную веру, то есть веру, не приносящую никакой пользы, то можно сказать, что у него была суетная вера.
— Вы ставите нам в пример веру Ирода Антипы, но мне кажется, что мы сейчас верим гораздо сильнее, чем он. Наша вера имеет твердое основание: Христос уже пострадал за нас, мы находимся в Его Церкви, Он незримо поддерживает в нас веру…
— Вот представь: тебе сказали, что кто-то из твоих умерших знакомых воскрес. Что бы ты ответил? — «Да это же абсурд!» Ведь ты не веришь в воскресение так, как Ирод Антипа? Нет, не веришь. И я тоже так не верю. Значит, у него была более сильная вера, чем у нас. Реальная вера. Он верил искренне, от всей души. Ему возражали, а он говорил: «Нет, это Иоанн Креститель». Вот о чем идет речь — об искренности веры. У нас такой веры нет, мы живем спокойно. Спаситель сказал: Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5, 20). А наша праведность превосходит праведность книжников и фарисеев? Поэтому мы должны каяться, сердечно сокрушаться о своем печальном состоянии.
Можно было бы сказать и обо всем израильском народе, который имел искреннюю веру и в конечном счете не получил от нее пользы, отпал от Христа. Вот что должно нас ужасать! Правда, многие из фарисеев обратились в христианство: во время проповеди апостолов фарисеи оказались наиболее благоприятной средой для распространения веры во Христа, потому что верили в воскресение мертвых. Даже апостол Павел к ним взывал: Я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят (Деян. 23, 6). И это нашло у них отклик, они стали его защищать. Но все-таки большинство этой части израильского народа так и осталось при своем заблуждении.
Спаситель явился, если выражаться современным языком, среди православных. Вот мы — православные, мы гордимся тем, что исповедуем правую веру, а для того времени православными были иудеи, то есть они право славили Бога. Спаситель явился среди них, и эти православные Его не приняли. Как сказал пророк Исаия, устами они исповедовали Бога, сердце же их далече отстояло от Него (см. Ис. 29, 13). А каким глубоким у них было познание нравственного закона! Они знали, что самая главная заповедь — любить Бога и ближнего. У евангелиста Луки Спаситель спрашивает законника, который искушал Его вопросом о наибольшей заповеди: В законе что написано? как читаешь? (Лк. 10, 26). Тот, движимый тщеславием, был вынужден ответить, и ответил правильно. Это же поразительно!
В Талмуде есть такие изречения, в которых говорится о любви к ближнему, и есть мысли вполне созвучные с христианским учением. И мы удивляемся: как же так, почему евреи до этого додумались? А почему нас не удивляет то, что об этом говорится в Евангелии? Да, евреи до этого додумались, но это не принесло им пользы. Так и нам может не принести пользы, если останется только в нашем уме.
Вопрос. Вы сказали, что вера появляется в душе от действия Божественной благодати. Но как же Ирод имел такую искреннюю веру, если на него не действовала благодать?
Ответ. Мы сегодня говорили о том, что истинная вера — это богообщение. У Ирода такой веры не было. Он верил искренне, но только, так сказать, в догматы. Искренне верить можно во что угодно. Современные люди верят в то, что человек произошел от обезьяны, — это считается нормальным. Верят, что вселенная безгранична, что животный мир развивался миллионы лет, хотя проверить это практически невозможно. Это все считается само собой разумеющимся.
В католических странах верят в то, что глава Церкви — папа Римский. Буддисты верят в то, что жизнь — это призрак, а наше сознание — это сочетание частиц. Для индуса перевоплощение — само собой разумеющаяся вещь. Я однажды смотрел телепередачу о путешествиях, и там один артист рассказывал о своей поездке в Индию. Однажды ему пришлось ехать по краю пропасти, водитель вел машину очень быстро. А внизу лежали разбитые автобусы, машины. Этот человек испугался, попросил сбавить скорость, а водитель ответил: «А чего бояться? Умрем, душа перевоплотится, ничего страшного».
Говорят, что у афганских военных есть пословица: «Аллах знает, когда послать пулю». В самый разгар перестрелки они ходят и не боятся, потому что «Аллах знает, когда послать пулю». Мусульмане верят в предопределение: не будет Аллаху угодно, значит, не умрешь, а если будет угодно, то ничего не сделаешь.
Начни с кем-нибудь спорить о теории эволюции — он будет возмущаться, говорить, что ты не признаешь науки, не веришь, что человек произошел от обезьяны. А откуда он сам это знает? Всего лишь прочитал в школьном учебнике. Но он привык так думать, он верит в это. Сколько-то лет назад все верили в светлое будущее всего человечества, строили коммунизм…
Все эти люди верят в те или иные догматы, неправильно, но искренне. А Ирод верил и правильно, и искренне, но не имел общения с Богом, и вера его не была живой, спасительной.
Вопрос. Батюшка, вы однажды приводили слова кого-то из подвижников благочестия: «Хотел бы я иметь такую веру, как Фома в неверии». Как это понимать? Фома ведь действительно не верил в то, что Христос воскрес, а мы сейчас верим.
Ответ. Да у нас такая вера, что она нас никак не беспокоит! Судя по тому, как мы живем, мы никак не реагируем на то, что явился воскресший Христос. Мы не делаем выводов о том, что надо, скажем, до крови сражаться с грехом. Если бы нам сказали: «Вот, мы видели Иисуса», то мы ответили бы: «Ну и хорошо, ну и ладно». А для апостола Фомы это был вопрос жизненно важный, поэтому он говорил: «Пока не осяжу, не поверю». Его искренность, его переживание привели его к такой вере, что он сказал: Господь мой и Бог мой! И это его высказывание не допускает никакого двусмысленного понимания. Если слова «Сын Божий» можно было истолковывать по-разному, как это делали впоследствии еретики, то Фома сказал ясно и определенно: Господь мой и Бог мой (Ин. 20, 28). Перед ним стоял Человек, а он назвал Его Богом.
Вопрос. Человеческая душа по природе своей стремится к истине, к добродетели. Почему тогда человек часто верит откровенной и неприкрытой лжи, увлекается богопротивными учениями? Получается, демоны подсовывают человеку то, что им выгодно, а он думает, будто верит во что-то светлое?
Ответ. Конечно, демоны человека прельщают. Апостол Павел говорит, что в последние времена будут духи обольстители и учения бесовские. И мы это уже видим. Люди станут избирать учителей, которые будут льстить их слуху. Если говорить о вере буддистов, магометан или сектантов, то понятно, что их прельщают демоны. Бывает и так, что человек стремится к истине, уже приближается к ней — и тут появляются, например, баптисты, и увлекают его с того пути, который привел бы его в Православную Церковь. Если сравнить Православную Церковь и другие вероисповедания, даже не брать во внимание различия в догматах, а посмотреть только лишь на мистическую сторону, то получится, что мы богообщение имеем, а они нет. Отец Андрей (Машков), например, говорил, что православные Бога знают, а католики в Бога только верят (конечно, верят умственно).
Вопрос. Во многих православных молитвословиях встречается прошение о том, чтобы Господь укрепил нашу веру. Я эти слова многократно слушаю и читаю, но все равно не чувствую явных изменений в душе, вера остается слабой, шаткой. Почему так?
Ответ. Любые слова можно говорить и искренне и формально. Даже слова апостола Петра можно произнести с настроением Иуды Искариотского, который предал Спасителя дружеским лобзанием. Все дело в искренности. Если правильные, нужные слова мы говорим формально, внешне, не переживая их, тогда это ничего не даст. А если мы понуждаем себя, хотя наше произволение и колеблется, то постепенно душа наша просвещается благодатью.
Вопрос. Почему для бесов богообщение является мучением? Ведь Бог Сам по Себе является благом.
Ответ. Бесы — злые существа, которые совершенно отпали от Бога и сознательно устремились против Него, сознательно Ему противятся. Божия благость является для них мукой, потому что она их порабощает и действует против их злой воли, как бы принуждает их к поклонению Богу.
Почему для нас послушание — мучение? Потому что нам необходимо отказаться от своей воли, отречься от себя. Почему молиться — это мучение? Потому что нужно заставлять ум устремляться к Богу, вместо того чтобы наслаждаться пристрастием к греховным вещам, потому что нужно отказаться от всего греховного, к чему мы привязаны. Почему мы невнимательно молимся? Кто-то подумает: потому что мы рассеянны. Не будь у нас пристрастия к земному — ум мгновенно собирался бы, и даже не рассеивался.
Мы хотим богообщения, но порой не можем с собой справиться, наша воля колеблется. Демоны же не хотят этого никогда. Поэтому понятно, что для них общение с Богом — это мука.
— А для человека благодать в любом случае является благом?
— В человеке, как я уже сказал, происходит борьба. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что молитва — это добродетель, которая редко в ком достигает такой степени, что уже не требует понуждения. Если есть борьба, принуждение себя к чему-то, значит, есть и мучение. Так происходит даже у совершенных христиан. Почему святые отцы каялись? Потому что они видели отклонения своей воли от воли Божественной, и это вызывало в них душевное страдание. И чем больше они преуспевали, тем больше каялись.
Благодать не обязательно приносит только приятные чувства. Например, благодатные переживания старца Василиска Сибирского иногда сопровождались мучительными телесными ощущениями.
Вопрос. Некоторые святые отцы говорят о молитве как о предстоянии на судилище Христовом прежде Страшного суда. Это один из признаков совершенной молитвы?
Ответ. Если бы это была совершенная молитва, тогда не было бы страха и ощущения предстояния на Страшном суде. Тем не менее описанное ощущение — очень высокая степень молитвенного преуспеяния. Человек, находясь в таком возвышенном состоянии, конечно, ощущает Бога, но еще переживает за то, что с ним будет после смерти и поэтому кается. А вот Антоний Великий говорил: «Я уже не боюсь Бога, потому что я люблю Его». Если человек достигнет такого состояния, тогда, конечно, страха у него не будет.
Если говорить про наш весьма скромный, я бы даже сказал убогий, духовный уровень, то дай нам Бог достигнуть этого возвышеннейшего состояния — приобрести настоящий страх Божий! Тогда мы действительно на молитве начнем чувствовать, что стоим пред Богом, судимся, и будем искренне каяться во всех своих прегрешениях.
Вопрос. Почему Тертуллиана почитают учителем Церкви? Ведь он под конец жизни уклонился в ересь.
Ответ. Дело в том, что и Тертуллиан, и Ориген, и любой другой человек могут высказывать правильные мысли. К авторитету Тертуллиана или Оригена прибегать нельзя, но что-то полезное из их сочинений извлекать можно. Только кто это будет делать? Для этого нужно быть не только мудрым, но и благодатным, уметь отличить пшеницу от плевел. Я не против того, чтобы цитировать высказывания этих мыслителей в научных трудах, но делать это нужно с большой осторожностью, щепетильно. Если мы свободно цитируем Василия Великого или Григория Богослова, авторитет которых для нас едва ли не приближается к авторитету Священного Писания, то в отношении Тертуллиана и Оригена подход должен быть иным: если их мысль достойна внимания, разумна, а главное, не противоречит учению Церкви, тогда мы можем на нее сослаться.
Вопрос. Батюшка, вы сегодня приводили слова Спасителя: Мнози рекут Мне во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отыдите от Мене, делающие беззаконие. Правильно ли я понял, что этим людям только казалось, что они пророчествовали и изгоняли бесов, а на самом деле они были в состоянии прелести?
Ответ. Эти слова можно понимать по-разному. Можно понимать так: если бы человек имел даже высочайшие дарования, но при этом был беззаконником, то это не принесло бы ему никакой пользы. А можно видеть в этих словах тот смысл, о котором говоришь ты: люди прельщенные будут представлять, что они совершают чудеса именем Божиим (а в действительности силой сатанинской), и окажется, что на самом деле Господь этих людей никогда не знал.
Вопрос. В «Лествице» рассказывается о благодатном подвижнике Стефане, который даже кормил леопарда из рук. Однако перед смертью, за день до кончины, ему явились демоны и стали истязать его, напоминая ему о его грехах. Он препирался с ними, говорил: «Нет, я не делал этого, вы лжете», но были моменты, когда он ничего не мог им ответить. Значит, он подвергся опасности погибнуть, несмотря на все свои духовные дарования. Кажется, этот случай подходит к упомянутым евангельским словам?
Ответ. Нет, не подходит. Демоны его истязали, но для него это было испытание. И это не значит, что он был безблагодатный подвижник и что не получил никакой пользы от того, что творил чудеса. Этот случай приведен в «Лествице» для того, чтобы показать, что умирать страшно, что даже благодатные люди умирают в страхе.
Вопрос. Как проявляется в человеке настоящая, истинная вера? Иногда ощущаешь присутствие Господа в молитве, но через какое-то время грешишь, в том числе и по отношению к ближнему. Не значит ли это, что истинной веры у меня нет?
Ответ. Нельзя рассуждать столь категорично. Вера может действовать могущественно, захватывать всего человека, а может действовать слабо. Думаю, что даже у тех, кого мы почитаем великими святыми, тоже бывали некоторые преткновения. Но в отличие от нас они осознавали отклонение своей воли от воли Божией даже в том, чего мы обычно не замечаем: в тончайших движениях души, в помыслах, и очень глубоко это переживали, искренне называя себя великими грешниками. Истинная вера — это живое богообщение. Именно такая вера спасает человека, а не та, при которой мы довольствуемся умственным исповеданием и в то же самое время свободно живем по своей воле. А если человек борется со страстями и пытается свою волю покорить воле Божией, хотя получается у него это не всегда и не сразу, так как в нем еще действует грех, то нельзя говорить о том, что этот человек не имеет истинной веры.
Вопрос. Вы сказали, что при общении с Богом человек не теряет своей индивидуальности. Может ли при молитве появляться страх как бы раствориться в Боге, потерять свое «я»? О таком чувстве говорит святитель Игнатий.
Ответ. Человек в живом богообщении не теряет индивидуальности. Однако, как говорит апостол Павел, он может не помнить, в теле он или вне тела, то есть потерять ощущение реальности. Известно, что некоторые подвижники пребывали в созерцании даже по нескольку суток. Когда человек находится в таком возвышенном состоянии, он боится как бы раствориться в Боге, но этого никогда не случится, это невозможно. От обилия Божественного света человек ужасается и одновременно услаждается. С одной стороны, он как будто и хочет исчезнуть, а с другой — переживает невольный страх оттого, что он словно истаивает. Представьте, что сахар бросили в стакан с водой, где он все тает, тает и тает… Так и человеку кажется, что он как бы растаял и ничего своего не ощущает, только сознает себя. Видимо, об этом и говорит святитель Игнатий.
Для нас эта мера пока нереальная, но, возможно, кто-нибудь из нас и достигнет такого состояния. Нельзя сразу же на себе ставить крест и думать, что когда-то подобное было возможно, а в наше время такого быть не может. У того, кто так думает, точно ничего не получится. В то же время не нужно безумно стремиться к этому состоянию и, например, задаться целью трое суток пребывать в забытьи. Необходимо делать реальный шаг вперед. Разумеется, нужна предусмотрительность, то есть мы должны видеть весь духовный путь, понимать, к чему мы стремимся, но прежде всего мы должны думать о следующем шаге. А что будет дальше, нам неизвестно. Может быть, Господь по какой-то причине не допустит нашего преуспеяния. Однако мы должны делать все, что от нас зависит. И тогда, возможно, кто-нибудь и дойдет до такого высокого состояния — почему бы и нет? Нам ничто не мешает: Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). Препятствовать нам может только наше внутреннее состояние: грехолюбие, нерадение, лукавство и прочее. От любви Христовой нас ничто не может отлучить, если мы сами себя с нею не разлучим, не оставим эту любовь добровольно, не пренебрежем ею. Конечно, если мы будем отстаивать в монастыре свои интересы, искать себе «места под солнцем», то никакого духовного продвижения не будет.
Какие возвышенные слова содержатся в чине монашеского погребения — о богообщении, просвещении Божественным светом! Даже мне, священнику, страшно бывает их читать. А ведь они произносятся над каждым монахом, значит, мы все должны быть такими. Если человек сознательно не желает бороться со своими страстями (гневом, нерадением, чревоугодием и прочими), то он ничего не достигнет. Говорю послушнице: «Надо смиряться!» — а она мне отвечает: «Почему я должна смиряться, а другая не должна?» Конечно, с таким человеком говорить о Божественном свете как-то неуместно. Нужно помнить простую вещь: заповеди исполнять трудно, на это нужно время, терпение, но не исполняем мы их только по той простой причине, что не хотим их исполнять. Мы не ставим перед собой такой цели, потому и настроение у нас соответствующее. Мы, скорее, хотим иметь дар пророчества, чудотворения, но только не исполнять заповеди.
Ответ. Настоящие покаянные молитвенные слезы даются с большим трудом. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что людям, которые склонны к сентиментальности, чувствительности, покаянные слезы даются труднее, чем людям от природы спокойным, и даже черствым. Слезы покаяния противоположны слезам от чувствительности, — а женщинам она свойственна в большей степени, чем мужчинам.
Покаянные духовные слезы требуют телесной крепости. Если немощный человек долго плачет, он теряет силы. А для того чтобы понуждать себя к покаянию, да еще к тому, чтобы плакать кровавыми слезами, тем паче нужна телесная крепость.
В Ветхом Завете сказано: В поте лица твоего снеси хлеб твой (Быт. 3, 19). В Новом Завете подвигом молитвы в Гефсиманском саду Спаситель научил нас, что пόтом молитвы нужно приобретать себе хлеб духовный. Но у каждого своя мера, и все необходимо делать под руководством наставника. Нужно быть очень мужественным, чтобы молиться и плакать кровавыми слезами. Я читал про одного подвижника, который совершал подвиг странничества, всегда нося вериги и железную шапку. Этим он повредил глазные оболочки и ослеп, но у него открылось духовное зрение: он стал прозорливым. Может показаться, что это неразумный подвиг, похожий на членовредительство, тем не менее, судя по тому, что он получил духовное дарование, мы видим, что Богу это было угодно. Но чтобы дойти до высочайшего духовного состояния, при котором такие подвиги являются оправданными, монаху понадобится немало времени.
Вопрос. Почему заповедь о любви к ближнему считается новозаветной, ведь она была дана иудеям еще до пришествия в мир Христа?
Ответ. Нужно учитывать, что ветхий закон не имел полноты истины. Господь сказал: Не думайте, что Я пришел нарушить закон, но исполнить (см. Мф. 5, 17), то есть восполнить. Только тогда заповедь о любви к ближнему и была дана во всей полноте. Более того, Спаситель сказал: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, якоже возлюбих вы (Ин, 13, 34). Мы должны любить ближнего даже больше, чем самих себя, потому что Господь жизнь Свою принес в жертву и ближнего любил больше, чем Себя.
Вопрос. Почему книжники не пошли поклониться рожденному Спасителю, хотя знали пророчества? Не захотели или не придали рождению Христа значения?
Ответ. Трудно отвечать на подобные вопросы. А почему Ирод поступил так жестоко? Почему Иуда Искариотский предал Христа? Почему Понтий Пилат проявил малодушие? Иногда Спаситель дает нам ответы, например говорит про начальников фарисейских: Они более возлюбили славу человеческую, нежели славу Божию (см. Ин. 12, 43).
Почему смутился Иерусалим? Люди понимали, что их спокойная, «столичная» жизнь должна будет прерваться. Они знали, что живут не так, как дόлжно, и смутились. Думаю, поэтому и книжники проявляли безразличие и даже враждебность. Евангелист Марк так описывает поведение людей в то время, когда Спаситель был распят: И мимоходящии хуляху Его, покивающе главами своими и глаголюще: уа, разоряяй церковь и треми денми созидаяй, спасися Сам и сниди со креста. Такожде и архиерее ругающеся, друг ко другу с книжники глаголаху: ины спасе, Себе ли не может спасти, Христос, Царь Израилев, да снидет ныне со креста, да видим и веру имем Ему (Мк. 15, 29–32). Мы видим, что и книжники участвовали в этом осмеянии. И когда был суд над Спасителем, и когда Его предавали Пилату, книжники (иудейская интеллигенция того времени) тоже участвовали в этом. Трудно сказать, почему они не захотели поклониться Христу. В рамках нашей беседы можно дать такой ответ: в них не было истинной веры, а была только вера умственная.
Вопрос. Как нужно правильно понимать слова апостола Павла: Уже не я живу, но живет во мне Христос? Можно ли это отнести к истинной вере, к богообщению?
Ответ. Если толковать слова Священного Писания в духе аскетических творений святых отцов, то именно так и нужно понимать. Святые отцы, ученики апостолов, жившие спустя столетия, испытывали это благодатное состояние, чувствовали, что в них жил и действовал Христос. Он их утешал, укреплял и заставлял совершать дела по человеческим меркам, может быть, даже опасные для жизни. Однако они не могли поступать иначе, ибо жили уже не для себя. Тем паче такую благодать должен был иметь апостол Павел. Христос пребывал в нем всегда, а значит, общался с ним и вдохновлял на апостольские подвиги.
Вопрос. Смерть — это ангел или особое существо? Ведь ангел, если он служит Господу, является ангелом света, а смерть часто изображается в виде скелета с косой.
Ответ. Скелет с косой — это только символ смерти, который означает, что мы подобны траве и смерть косит нас. В псалмах сказано: Человек, яко трава дние его, яко цвет сельный, тако отцветет (Пс. 102, 15). Нельзя думать, что смерть — это особое существо. Не думаю, чтобы ангел Божий являлся в виде скелета с косой, явиться в таком образе может, скорее, демон.
Один монах пожелал увидеть смерть праведника и смерть грешника; ему было сказано, чтобы он шел в некоторый город, где умирал известный затворник. Когда настал час его смерти, монах услышал голос: «Ни одного дня он в себе Господа не упокоил» — и увидел, как диавол вонзил умирающему в сердце трезубец и мучил его несколько часов. Так в страданиях и умер этот затворник. После этого брат случайно увидел больного нищего, оставшегося без присмотра, пожалел его и решил за ним ухаживать. У монаха открылись душевные очи, и он увидел, что в час смерти нищего явились архангелы Гавриил и Михаил, желая забрать его душу. Они стали звать душу умирающего, но она не хотела оставить тело. Один из ангелов говорит: «Давай заберем ее», другой отвечает: «Нет, мы не можем забрать душу насильно, потому что нам велено сделать это только с его согласия». Тогда они призвали пророка Давида, который стал петь псалмы, и это так усладительно подействовало на нищего, что он с радостью предал свою душу в руки ангелов и они вознесли ее на небо. Это был неведомый праведник. А затворник, хотя и был славен, оказался недостойным того уважения, которым пользовался среди горожан. Мы видим, что у грешника диавол исторг душу, а к праведнику пришли ангелы. И никакой смерти с косой тут не было.
Вопрос. Апостол Павел сказал: Никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12, 3). Если вера возникает в человеке от действия Божественной благодати, значит, и усиление веры зависит от стяжания благодати, от подвига. Каким образом проявляется свободное произволение человека, если сама вера подается Господом?
Ответ. Человек делает что-нибудь для Бога непременно с понуждением себя. Под действиями нужно понимать не только внешние поступки, но и понуждение себя к определенному внутреннему состоянию. Человек — существо телесное и духовное, поэтому поступки могут быть как внешними, так и внутренними. Например, читая книгу, мы не просто перелистываем страницы, но изменяем свое умственное состояние, которое в свою очередь влияет на душевное. Так и свою душу мы можем расположить к принятию истины или отвратить от нее; жить по совести, прислушиваться к ее упрекам и становиться восприимчивыми к Божественному откровению или попирать свою совесть и таким образом удаляться от Бога.
Как люди приходят к вере? Благодаря определенному душевному расположению. Благодать действует на всех, Господь просвещает всякаго человека, грядущаго в мир (Ин. 1, 9). От природы всем нам дано врожденное стремление к Богу и к богопознанию, но несмотря на это, как говорит евангелист Иоанн, мир Его не позна (Ин. 1, 10). Лишь немногие принимают богооткровенное учение Спасителя. В конечном счете все зависит от нашего произволения, и не умственного только, но и проявляющегося на деле.
Вопрос. Можно ли считать, что памяти смертной нет от слабости веры? Знаю, что если понуждать себя к внимательной молитве, то будет и вера, и память вечности, и прочие добродетели. А чем еще укрепляется вера?
Ответ. Память смертная — это память, прежде всего, о будущей вечной жизни. Если у человека нет веры, то как он может помнить о смерти? Напротив, он будет бояться умереть, будет дорожить своей жизнью, лечиться и так далее. Под памятью смертной понимается определенная добродетель, а не просто памятование о смерти в буквальном смысле.
Вера усиливается прежде всего благодаря молитве, кроме того, большое значение имеет чтение Священного Писания, святоотеческих книг, житий святых или книг, излагающих их духовный опыт. Иногда веру укрепляет чтение апологетических книг. Причем я имею в виду не только писания святых отцов-апологетов, но и научные труды, в которых подтверждаются истины Откровения. Например, исследования Туринской плащаницы или данные библейской археологии и историографии. Есть много средств, но главным, повторюсь, является молитва.
Благодаря какой проповеди веровали ближайшие ученики апостолов и их современники? Четвероевангелие — это и есть проповедь апостолов. Именно так они и проповедовали. Апостол Матфей записал то, что говорил иудеям. Апостол Марк записал то, что проповедовал апостол Петр; апостол Лука — то, чему учил апостол Павел. Иоанн Богослов написал свое Евангелие позднее всех, восполняя то, что было недосказано другими евангелистами. Он подробно описал некоторые чудеса, совершенные Спасителем, Его поступки. А в особенности ясно и отчетливо он изложил учение о Божественной природе Господа Иисуса Христа. Читая Евангелие, мы, можно сказать, слышим проповедь апостолов, от которой, разумеется, вера укрепляется. Ведь после такой проповеди люди и обращались к вере.
Когда вера становится более твердой, то соответственно усиливается и ощущение вечности. Вечность предстает перед нами как близкая, неизбежная реальность, и в человеке усиливается страх того, что мы можем перейти туда неготовыми, не успевшими покаяться.
Вопрос. В книге Иосифа Афонского я прочитала о том, какая великая польза бывает от бдения, ночной уединенной молитвы. При этом он пишет и о трудности этого подвига для тела. В борьбе с невидимым врагом он падал на землю от переутомления и изнеможения, от боли во всем теле становился подобным трупу. Иосиф Афонский пишет, что если человек встает ночью для молитвы, то его любит Бог. От подобного чтения желаешь стать хотя бы отчасти подражателем ему. Сокращаю сон всего лишь на один час, сплю пять часов в сутки, но на третий день сдаюсь (болит голова, в конце дня ни читать, ни думать не способна). Однако совесть напоминает мне о том, что афонскому подвижнику тоже было мучительно тяжело. Однажды он упал на землю оттого, что долго не спал, и до крови расшиб голову о камень. Постом, бдением и другими подвигами он причинял явный вред своему здоровью, но не обращал на это внимания и достиг совершенства. Иосиф Афонский пишет о себе, что вся его жизнь — сплошное мученичество. В какой мере необходимо подражать деланию святых отцов?
Ответ. Вы все читали святителя Игнатия (Брянчанинова), который пишет о соотношении телесных и духовных добродетелей, о том, что они должны быть соразмерны. Человек может восходить к более строгим телесным подвигам в том случае, если он преуспел в духовных добродетелях. Сказано очень точно и мудро. Это совет на все времена, он универсален.
В книге архиепископа Антония (Голынского-Михайловского) «Путь умного делания» я недавно прочитал о том, что новоначальный может спать семь часов в сутки. Об этом, между прочим, говорит и преподобный Паисий Величковский, который был строгим подвижником. Почему? Архиепископ Антоний объясняет это тем, что для занятия умным деланием нужна бодрость ума. Когда же начнет действовать благодатная, сердечная молитва, человек будет спать столько, сколько позволит ему сама молитва. Иногда благодать действует так сильно, что человек не может уснуть, даже если и хочет. Разумный человек не будет искоренять из своего сердца молитву. Для того чтобы совершать телесные подвиги, нужно до них духовно дорасти. А мы сразу стремимся к телесным подвигам, а самыми главными духовными добродетелями пренебрегаем.
Вопрос. Чем отличается мужество обычных людей от мужества, которое проявляли христианские мученики?
Ответ. Потенциал человеческой личности огромен. Действительно, иногда и неверующие люди ведут себя необыкновенно мужественно. Но удивительно не то, что мужественный человек в определенной ситуации ведет себя достойно, а то, что некоторые малодушные и немощные люди проявляют несвойственное им по природе мужество, например мученицы Вера, Надежда и Любовь. Свойственно ли девочкам их возраста проявлять столь необыкновенное терпение? Младшей из них, Любови, было всего девять лет.
Святитель Игнатий рассказывает о мученице Филицитате, которая была беременна, когда ее арестовали, и родила в тюрьме. Удивительно уже то, что, находясь в таком положении, она не боялась исповедовать христианство. Роды были мучительными, она очень страдала, кричала. «Как же ты будешь терпеть мучения, когда ты и этого не можешь вынести?» — говорили ей темничные стражи. «Сейчас страдаю я, а завтра за меня будет страдать Христос», — отвечала Филицитата. И действительно, все последующие страдания она достойно перенесла и мужественно исповедовала Христа.
Нет ничего удивительного в том, что смелый человек ведет себя мужественно. Но мужество мужеству рознь. Вспомним поведение апостола Петра в Гефсиманском саду. Когда пришли арестовывать Спасителя, Петр выхватил нож, бросился на стражников, на толпу вооруженного народа и, как вы помните, одному из рабов отсек ухо. А ведь у учеников Христа, которые никогда не носили с собой оружия, в этот раз, по словам евангелиста Луки, было только два ножа, которые они использовали для приготовления пасхального агнца. Нужно быть по-человечески мужественным, чтобы одному броситься против всех. Когда же потребовалось мужество христианское, духовное, апостол Петр проявил малодушие и трижды отрекся от Спасителя.
Агриппина, мать римского императора Нерона, жестокого и бесчеловечного не только по отношению к христианам, но и вообще ко всем людям, также проявила мужество. Нерон подозревал мать в том, что она составляет против него заговор, и, опасаясь государственного переворота, послал к ней убийц. Увидев солдат, Агриппина поняла, что они посланы сыном, и, раскаиваясь в том, что родила такое чудовище, сказала им, указывая на свое чрево: «Разите сюда», то есть разите чрево, родившее такого изверга.
Юлий Цезарь был убит заговорщиками-республиканцами из числа своих же сторонников. Они коварно напали с кинжалами на безоружного Цезаря во время заседания сената. Увидев среди заговорщиков Брута, которого он считал своим другом, Цезарь произнес известные слова: «И ты, Брут!» Поняв, что сопротивление бесполезно, он закрыл лицо тогой и дал себя убить. Разве это не мужество? Но что общего оно имеет с христианским мученичеством, с тем терпением, которое проявляли мученики во время страданий? Ничего. По большей части этим людям и не приходилось терпеть тех мучений, которые выпадали на долю христиан. Когда человек имеет твердые убеждения, одержим какой-либо идеей, то это помогает ему переносить страдания. Так, из любви к Родине человек может пожертвовать своей жизнью. Но христианство — это совсем другое. Претерпевая мучения, не имеющий истинной веры человек проявляет свои страсти, а мученики Христовы исполнялись Божественной благодати, нередко становясь проповедниками истины, проявляли бесстрашие, кротость; часто люди по природе немощные оказывались очень мужественными, великодушными, терпеливыми.
Вопрос. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) пишет о том, что человек имеет веру, если способы достижения поставленной им цели согласуются с евангельскими заповедями. Если же цель достижима лишь неправедными путями, то человек отказывается от веры. Может быть, такое мнение подходит к ответу на вопрос, почему книжники не поверили Христу?
Ответ. Я не вижу здесь аналогии. У книжников была цель сохранить власть и влияние. В Евангелии мы хотим найти какое-то утонченное объяснение поступкам этих предателей и богоубийц, а обычных человеческих мотивов не замечаем. Евангелист ясно говорит о том, что Понтий Пилат хотел отпустить Иисуса, поскольку знал, что предали Его из зависти (Мф. 27, 18). Людьми руководило сребролюбие, зависть, тщеславие, жажда человеческой славы. Все это кажется ничтожным, если смотреть со стороны. Но если мы обратим взгляд на самих себя, то увидим, что даже в монастыре нами руководят эти страсти. Мы забываем о том, ради чего отреклись от мира. Мы, например, желаем, чтобы к нам хорошо относились, то есть ищем человеческой славы. Пусть в нас нет сребролюбия, но есть чревоугодие, есть зависть и так далее. Читая Евангелие, мы недоумеваем: неужели люди могли совершить такое страшное преступление, руководствуясь, как нам кажется, столь слабыми, ничтожными мотивами? Но ведь мы сами почему-то не отрекаемся от этих страстей. Значит, эти «ничтожные» мотивы могущественно действуют и в каждом из нас. Нужно смотреть на Евангелие как на жизнь, а не так, как мы смотрим на художественное произведение. Ошибки автора здесь быть не может. Все изображено точно так, как было в действительности.
Мы не имеем права сомневаться в той мотивировке, которую предлагает Евангелие, напротив, должны вдуматься в происшедшее и тогда увидим настоящее положение вещей: современное общество, как правило, руководствуется теми же побуждениями. Нередко мотивом поступка того или иного политика является не стремление принести пользу народу, а желание сохранить свой руководящий пост. Ради этого он готов сделать все что угодно, даже во вред своим избирателям. Человек не задумывается о том, что будут страдать люди, может быть тысячи, сотни тысяч людей. Он думает только о своей выгоде. Всё это мы наблюдаем и в нашем обществе. Почему мы не хотим то же самое увидеть в Евангелии?
Вопрос. Когда думаешь, что нужно будет внимательно молиться всю службу, то руки опускаются и трудно себя понуждать. Может быть, есть какие-то вспомогательные приемы для того, чтобы внимательно молиться?
Ответ. Не нужно думать о том, что служба будет длинная и тебе предстоит долго молиться. Эти мысли нужно гнать, как искусительные, ведь по сути это уныние, лень, нерадение. Наоборот, надо радоваться тому, что ты находишься на богослужении, что у тебя есть возможность подольше помолиться и что тебя никто не будет отвлекать.
Существует немало вспомогательных приемов для того, чтобы внимательно молиться. Во-первых, нам помогают четки. Перебирая их, мы постоянно напоминаем себе о молитве. Во-вторых, важно напрягать ум так, чтобы и молиться внутренней молитвой, и в то же время слушать службу. Ведь само богослужение при внятном чтении и благоговейном пении вызывает желание молиться. В-третьих, есть совсем простые приемы — не смотреть по сторонам, закрыть глаза, а если чувствуешь дремоту, смотреть на иконы, лампады, свечи. Словом, необходимо ограничить внешние впечатления, быть собранным. Внутреннее убранство храма также располагает к молитве. У нас, конечно, скромная домашняя церковь, росписей нет, только иконостас и иконы в киотах, но ее внутреннее убранство все же отличается от обстановки в келии или на послушании. Вообще, в монастыре мы всюду видим иконы, слышим молитвы, здесь все должно располагать к молитве больше, чем в миру.
Вопрос. Архиепископ Антоний (Голынский-Михайловский) однозначно говорит о постриге: если человек приобрел умную молитву, то его можно постригать в мантию, а если умно-сердечную — в схиму. Что вы об этом думаете?
Ответ. Существуют разные подходы. Архиепископ Антоний придерживался такой тактики и шел своим путем. Между прочим, он считал, что нужно вычитывать богослужебный суточный круг, а Василий Поляномерульский полагал, что если человек преуспевает в молитве, то ему можно оставить келейное чтение псалмов и канонов.
Вопрос. Сознавая свою никчемность и непотребность, я надеюсь только на то, что Господь будет судить меня в том, в чем застанет. Поэтому стараюсь постоянно произносить молитву с покаянием, чтобы в случае внезапной смерти Господь застал меня в покаянии. Молитва удерживает от уныния. Но нет ли здесь лукавства?
Ответ. Это неплохо, но если тебя застанут в нерадении, рассеянности, в том, что ты ничего не достиг? Рассуждая таким образом, можно прикрывать свою лень, закапывать данный Богом талант в землю и говорить: Господи, я знал, что Ты жестокий господин, собираешь, где не расточил, и потому возьми Свой талант (см. Мф. 25, 24–25). Нас должны застать действительно в духовном труде. Однако трудиться нужно ради результата. У Крылова есть басня «Обезьяна». Однажды мартышка увидела, как трудится один крестьянин. У него все получалось очень ладно, все его хвалили: вот, мол, какой трудолюбивый! Мартышка позавидовала и решила тоже начать трудиться. Схватила какую-то колоду, давай ее туда-сюда таскать, переворачивать, валять. Вся вспотела, а ее никто не хвалит. Она удивляется: «Что ж такое, почему этого мужика хвалят, а меня нет?» Мораль этой басни такова: хвалят не тогда, когда ты только трудишься, а тогда, когда есть результат, польза.
Мы все никчемные, что тут удивительного? Настоящее смирение, осознание своего ничтожества бывает именно от молитвы. А если человек до такой степени «осознаёт» свою ничтожность, что даже молиться не желает, то это неправильно. Мы должны каяться, а не просто произносить: «Господи, помилуй» — и этим ограничивать свое покаяние. Покаяние заключается в изменении, перерождении. Вспомним слова Иоанна Крестителя: Порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния (Лк. 3, 7–8). Мы каемся, а плодов нет; трудимся, как эта мартышка из басни, и хотим, чтобы нас хвалили.
Вопрос. Есть мнение о трех способах призвания к вере. Первое призвание от Бога, второе — через человека, а третье — от нужды. Конечно, результат от способа призвания не зависит, но все же первый способ дает больше шансов на спасение, поскольку вера, полученная от Божественного призвания, такова, что человек, получивший ее, уже не имеет сомнений: столь велико извещение об истине. Но ведь в отношении спасения не может быть допущена какая-то несправедливость? Объясните, пожалуйста.
Ответ. Я думаю, что вера, полученная от Божественного призвания, по своему действию больше, но главное все же — результат. Многие люди получили воспитание в благочестивых семьях. Такие святые Русской Православной Церкви, как преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, не были призваны к вере через откровение, но это не значит, что их вера была меньше, чем, например, у оптинского подвижника Николая Турки. Он отрекся от магометанской веры, претерпел за это мучения, едва не был убит, но бежал в Россию и в конце концов оказался в Оптиной пустыни.
Людей достойных, имеющих подобающее душевное расположение, Господь призывает Сам, но не потому, что такое призвание выше, а потому, что нет другой возможности для их обращения. Например, рядом с человеком нет людей, через которых можно было бы совершить призвание, либо ясно, что тот, кого Господь призывает, по какой-то причине не откликнется на человеческое усилие. Поэтому между разными способами призвания к вере по сути нет никакого различия.
* Беседа в мужском монастыре Всемилостивого Спаса, 11 декабря 2001 года.