Схиархимандрит Авраам (Рейдман)
Апостольские поучения

Неделя 14-я по Пятидесятнице

Неделя 14-я по Пятидесятнице

2 Кор. 170 зач. (1, 21–2, 4)

Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши.

Бога призываю во свидетели на душу мою, что, щадя вас, я доселе не приходил в Коринф, не потому, будто мы берем власть над верою вашею; но мы споспешествуем радости вашей: ибо верою вы тверды.

Итак я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением. Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною? Это самое и писал я вам, дабы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало радоваться: ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас. От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам.

 

 

О залоге Царствия Небесного и о правильном огорчении

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Святой апостол Павел, обращаясь к коринфянам, подбадривает их, говоря: «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (ст. 21–22). Мы должны понимать, что если имеем твердость в вере, то не потому, что мы какие-то особенные, и не потому, что в этом наша заслуга, а потому, что эту твердость даровал нам Бог. Ведь всякий человек, даже превосходящий других мужеством и силой воли, перед лицом всех тех испытаний, которые выпадают на долю каждого живущего на земле вообще, в особенности верующего, оказывается немощным. Только тогда мы можем укрепиться во Христе, то есть в вере во Христа и в жизни по Его заповедям, когда нас утвердит Бог. Мы должны, с одной стороны, хранить эту крепость, а с другой — заботиться о ее возрастании в нас.

«Помазавший нас есть Бог». Под помазанием можно понимать либо помазание благодатью Божией, которая сходит на нас и помазывает, как в древности, до пришествия в мир Христа, она помазывала пророков, царей, священников, либо, в узком смысле, Таинство Миропомазания. Все дары Святого Духа, раскрывающиеся в христианах, особенно в святых угодниках Божиих, например преподобном Серафиме Саровском или преподобном Силуане Афонском, изначально преподаются всем в Таинствах Крещения и Миропомазания. Раскрываются же они постепенно, в зависимости от усердия и ревности человека. Поэтому не будет натяжкой соединить эти два понимания.

Говоря «утверждающий же нас с вами», святой апостол Павел ставит себя на один уровень со своими учениками, обращенными к вере коринфянами, ведь это помазание — общее для всех. Другое дело, что одни более усердны, другие менее, и потому кажется, что проявившие ревность и раскрывшие в себе то, что даровано свыше, и прежде имели какое-то естественное превосходство над другими. Однако это не так.

«Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши». Слово «запечатлел» происходит от слова «печать», и поскольку оно уже утратило свое исходное значение, в котором употреблено здесь, то для ясности можно сказать так: «Который и запечатал нас и дал залог Духа в сердца наши». Между прочим, когда совершается Таинство Миропомазания, священник помазывает крещаемого со словами: «Печать дара Духа Святаго. Аминь». Господь запечатал нас как некие сосуды, мы действительно являемся храмами Божиими и сосудами Святого Духа, как говорит святой апостол Павел в ином месте (см. 1 Кор. 6, 19; 2 Тим. 2, 20).

Бог «дал нам залог Духа», или по-славянски «даде обручение Духа». При заключении сделки, чтобы она была более прочной, покупатель дает залог и говорит, что через какой-то срок, по исполнении всех условий сделки, он отдаст полную сумму. Обычно залог представляет собой меньшую часть всей суммы — и то, что мы испытываем сейчас, даже когда вся полнота дарований раскрывается, как в угодниках Божиих, например, в самом святом апостоле Павле, неизмеримо меньше того, что мы ожидаем получить в будущей жизни. Но мы должны беречь этот залог, который становится собственно залогом тогда, когда мы исполняем все условия сделки и впоследствии получаем всю сумму. Если же мы нарушим условия сделки, то залог может быть отнят, иногда, как это бывает, и через суд, и тогда мы останемся ни с чем, хотя как будто что-то уже имели. Итак, то, что мы сейчас испытываем: необыкновенное умиление, сладость, близость богообщения — все это только залог, который должен находиться не в уме, воображении или памяти, а в наших сердцах.

Может так случиться, что мы потеряем этот залог, не дождавшись того времени, когда должны получить всё вознаграждение, то есть будущей жизни. Некоторые же думают: «Раз мы — христиане, то нам уже даровано Царство Божие». Если же довести наше рассуждение до логического конца, то получится абсурд: в нас есть благодать потому, что она должна быть. Например, если я священник, то у меня должна быть благодать, и поэтому она у меня есть. Или поскольку я христианин, то у меня должна быть благодать, поэтому она у меня есть. Или я монашествующий, и поскольку я отрекся от мира и посвятил свою жизнь Христу, то во мне должна быть благодать, а раз она должна быть, значит, она есть, пусть даже я ничего не чувствую и в моем сердце пустота и холод. Иногда мы поневоле ощущаем, что на душе скверно (выражение это хотя и привычное, но очень меткое), и в то же самое время полагаем, будто в нас есть благодать. Однако, если мы ее не чувствуем, как говорит преподобный Симеон Новый Богослов, значит, ее в нас нет. Другое дело, что мы должны знать признаки присутствия благодати Святого Духа в наших сердцах. Священное Писание указывает эти признаки, и святые отцы разъясняют их. Не будем сейчас подробно об этом говорить, важно то, что мы должны реально чувствовать этот залог Небесного Царствия.

Каков этот залог, который мы не видим и не можем ощутить? Допустим, я заключаю сделку, продаю вещь, которая стоит сто тысяч рублей. Мне дали залог в тридцать тысяч и говорят: «Остальное получишь, когда оформим все документы». Получив залог, я, естественно, должен хранить его где-то: у себя дома или, может быть, в банке. Если же я этой суммы не вижу, никак не могу ею распорядиться, разве можно сказать, что я имею залог? Конечно, это значит, что здесь либо какой-то обман, либо проявилась моя неопытность, либо неправильно оформили документы, как это иногда бывает в жизни. Конечно, эту аналогию между реальностью и тем, что происходит в духовной жизни, можно проводить только в основных чертах. Если я не чувствую благодати, значит, я ее не имею. Прежде чем надеяться на то, что мы получим всю обещанную Богом награду, мы должны убедиться в действительности сделки, в реальности полученного залога. Иначе наша сделка оказывается, выражаясь юридическим языком, ничтожной, то есть ничего не значащей.

Далее апостол Павел говорит уже о проступках коринфян и объясняет, почему он не пришел к ним, как обещал. Речь идет о конкретном случае из истории древней Церкви: происходили определенные события, на которые последовала соответствующая реакция святого апостола Павла. Мы не имеем к этому прямого отношения, но это не значит, что к нам это место Писания вообще не относится. Мы должны понимать: если это запечатлено в Священном Писании, то обращено ко всем, в том числе и к нам.

«Бога призываю во свидетели на душу мою, что, щадя вас, я доселе не приходил в Коринф» (ст. 23). Апостол Павел задержался, чтобы не доставить своим любимым ученикам, своим чадам во Христе огорчения. Если он их щадил, следовательно, мог и наказывать. Отсюда мы видим, что апостол имел власть щадить и наказывать. Власть эта была дарована Богом, и древние христиане подчинялись ей добровольно. Поэтому, когда мы не подчиняемся нашему священноначалию: патриархам, епископам, священникам, духовникам и другим, если они действуют согласно заповедям, канонам и догматам, то есть в Святом Духе, — тогда мы разрушаем то, что было в Церкви изначала. Если мы хотим спасаться, то должны покоряться им и внимать их поучению, если оно, конечно, согласно со Священным Преданием, а не является чем-то самоизмышленным, человеческим. Об этом также существуют определенные указания в церковных правилах.

«Не потому, будто мы берем власть над верою вашею; но мы споспешествуем радости вашей: ибо верою вы тверды» (ст. 24). Если вы обратились и верите во Христа, являетесь живыми членами Церкви, этого духовного организма, «виноградной лозы», по словам Спасителя (см. Ин. 15, 1–5), или «тела Христова», по словам апостола Павла (см. 1 Кор. 12, 27), то вы должны подчиняться всем законам новой христианской жизни — жизни во Христе, жизни церковной. Как заметил священномученик Иларион (Троицкий), христианства нет без Церкви. Поэтому кто живет в Церкви, тот живет во Христе; кто отпал от Церкви, тот отпал и от Христа. Апостол не господствует над коринфянами, он подчеркивает, что, обратившись к вере, они сами вверили себя его власти. Все, что он делал, он делал для того, чтобы они радовались своему спасению, предвкушали ту вечную блаженную радость, которую мы все наследуем в будущей жизни, если Бог нас помилует. Апостолы и наследники апостольской власти, то есть вся церковная иерархия, от патриарха до самого младшего священнослужителя, содействуют осуществлению этой духовной радости.

«Итак я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением» (2 Кор. 2, 1). Между прочим, замечу, что не только мы, грешные и немощные люди, нуждаемся в рассуждении, но и великий угодник Божий, святой апостол Павел, не все получал через откровение, но к каким-то выводам приходил через рассуждение и сопоставление разных вещей, конечно, при этом его просвещала благодать Святого Духа. Так вот, апостол Павел рассудил для самого себя следующее: не приходить в печали к своим чадам, чтобы не огорчить их, но подождать их исправления. Ведь он огорчает их, как мы знаем из Первого послания к коринфянам, своими обличениями за все те неисправности, которые были в их церковной жизни, например разврат, который вкрался под видом свободы. Он их обличает не для того, чтобы проявить свою строгость и власть, наказать, отомстить, а для того, чтобы исправить. Апостол хочет, чтобы его чада, исправившись, в первую очередь сами почувствовали радость от общения с Богом, от того, что их коснулась милость Божия — залог того, что в будущей жизни они станут наследниками Царства Божия.

«Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?» (ст. 2). Слова на первый взгляд странные, но на самом деле в них ясная и здравая мысль. Для чего я огорчаю вас? Для того, чтобы вы исправились. Кто же обрадует меня, как не огорчаемый мною? Если человек исправлялся, то он и радовал апостола Павла. И любой духовный пастырь, апостол ли Павел или обыкновенный священник, если только он ревностный духовник, огорчается, когда его духовные чада согрешают. Ради исправления он вынужден огорчать их тем или иным обличением, той или иной епитимьей: не для того, чтобы унизить, оскорбить, заставить страдать, но для того, чтобы исправить. Для истинного духовного руководителя, кто бы то ни был: патриарх, епископ, священник, старец или старица, — исправление и покаяние того, кого он своим обличением огорчил, является, может быть, величайшей радостью.

Я и сам испытал такое чувство, поначалу оно мне казалось странным, и я удивлялся, но потом где-то прочитал, что и у других такое бывает. Когда человек искренне кается и, желая исправиться, рассказывает о каких-то отвратительных нравственных безобразиях, то после такой исповеди священник, казалось бы, должен огорчиться или даже испытать некоторое отвращение, однако, несмотря ни на что, он испытывает радость. Это естественное чувство — свидетельство того, что благодать Божия ради искреннего покаяния посетила и кающегося, и священника. Бывает и противоположное явление. При лицемерном покаянии, правильнее сказать, при видимости покаяния, когда на исповеди человек как будто бы кается, но при этом то ли утаивает что-то, то ли хитрит, совсем не желает исправляться, — как будто камень ложится на сердце. В особенности часто мне приходилось это испытывать, когда я, как и прочие священники, исполнял свое послушание, исповедуя всех подряд. Приходило много разных людей, и, к сожалению, второе чувство я испытывал чаще. Иногда священник после такой исповеди идет с понурым видом, еле ноги волочит. Поэтому принятие исповеди, в физическом отношении как будто бы легкое, душевно очень тяжело. Наверное, оно — самая трудная часть пастырского служения, если, конечно, священник исполняет его ревностно. Говорю это не для того, чтобы вызвать сочувствие к себе или другим священникам, а для того, чтобы показать: священник ощущает невидимое покаяние или, наоборот, окаменение тех, кто к нему приходит. Этот жизненный опыт доказывает правоту слов апостола Павла.

Нужно уметь принять обличение от своего пастыря, уметь перенести его, согласиться с ним, а не искать легкого пути и добрых руководителей, которые на самом деле не добрые, а безразличные. Иногда это безразличие бывает своего рода отчаянием. Когда, например, священник видит, что никто не хочет исправляться, принимать обличения, назидания, то начинает человекоугодничать, возможно, себе в осуждение, и говорить то, что от него хотят услышать: «Ну ладно, делай так. Бог простит тебе и то, и это…» Таким образом создается впечатление: «Какой добрый священник, он все разрешает, все прощает!» Его, может быть, и обвинять нельзя, потому что после нерадения своих пасомых он уже, наверное, невиновен.

«Это самое и писал я вам, дабы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало радоваться: ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас» (ст. 3). Любвеобильному и человеколюбивому апостолу Павлу трудно было прийти и огорчить их, высказав все в лицо, но поскольку умолчать он права не имел, потому что потворствовал бы таким образом их погибели, то он обличил их письменно, дав своим духовным чадам возможность исправиться и покаяться до своего прихода. Проповедуя Христово Евангелие и видя обращающихся к истинной вере, апостол Павел, конечно, радовался и ликовал, потому что привлек многие души ко спасению, к возлюбленному Христу, к Истине. Поэтому он говорил: «Я должен был бы радоваться, а вместо этого имею от вас огорчение».

Можно это приложить к нам? Безусловно. У нас большой монастырь, в который ради спасения пришло много сестер, оставивших свою прежнюю греховную или суетную жизнь. Мы должны бы радоваться тому, что эти люди находятся в стаде Христовом, причем пребывают не просто в церковной ограде, но уже вошли во Святая Святых, — так можно было бы назвать монашескую жизнь, если сравнить Церковь с ветхозаветным храмом. Но мы печалимся. Как же так?! Зачем вам, от всего отрекшись, вдруг оборачиваться назад? Зачем не повиноваться Евангелию и святоотеческому Преданию? Зачем отвергать свое собственное спасение? Зачем причинять мучение и себе, и нам, приводя нас в смущение и страх? Ведь мы не можем не переживать. Мы радуемся и утешаемся, когда кто-то исправляется, преуспевает, и, напротив, мучаемся и страдаем, когда видим какую-нибудь упрямицу, видим в человеке лукавство, нерадение и все, что от этого происходит. Можно сказать, что есть две страшные и ужасающие страсти, от которых происходят все грехи. Я часто теряюсь, какую из них назвать более опасной. Посмотришь на одного человека, кажется — одна, посмотришь на другого — нет, вторая. Эти две страсти — самонадеянность и нерадение. От них происходит всякое зло, всякое заблуждение, преткновение и падение. Не только духовный и благодатный человек, но и всякий человек, если у него не окаменело сердце, не может радоваться и оставаться беспечальным, видя ближнего впавшим из-за действия этих страстей и в другие грехи.

«Я уверен, что моя радость есть радость и для всех вас». Действительно, это самое прекрасное, когда пастырь радуется и вместе с ним радуется все его словесное стадо. Какая может быть радость у такого человека, как святой апостол Павел? Скажем, у обычных людей, даже у священников, поскольку у них есть какая-то частная жизнь, семья, бывают какие-то извинительные человеческие радости. Но что было у святого апостола Павла? В нем не было ничего земного, всей его жизнью был Христос и Церковь. Поэтому все его огорчения и радости были связаны с верующими, которых он обращал на спасительный путь, вводил в лоно Церкви Христовой. Потому он и говорит, что «моя радость есть радость и для всех вас». Чему же он радуется? Преуспеянию, совершенствованию, тому, что человек приближается к своему спасению и освящается. То же можно сказать и о монастырской жизни. У нас нет ничего человеческого, пусть даже и малого. Мы — и пастыри, и пасомые — живем только для Христа, поэтому радости и огорчения у нас у всех общие, как говорит святой апостол Павел в ином месте: «Страдает ли один член, страдают с ним все члены» (1 Кор. 12, 26). Ведь монашескую общину, как и семью, можно назвать малой Церковью, обитель — это единый организм. И если в монастыре один член страдает, с ним страдают все остальные члены. Вам часто неизвестно то, что происходит с другими сестрами, но те, кто пасут стадо Христово, безусловно, знают всё, и это знание умножает их страдания.

Нужно отдавать себе отчет в том, что за видимым течением жизни скрывается невидимая реальность. Невидимая не значит несуществующая или эфемерная — она гораздо более значима и действительна, чем видимая, вещественная жизнь. Все видимое укоренено в невидимом, в том числе наши поступки и деятельность. Вы должны осознавать свою ответственность и перед Богом, и перед теми, кто Промыслом Божиим поставлен управлять вами, заботиться о вашем спасении.

«От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам» (ст. 4). Таков мотив, заставляющий апостола Павла огорчать своих духовных чад, обличать и порой даже отлучать от Церкви. Таким должно быть внутреннее чувство всякого пастыря. Пусть и в малой степени, но и мы имеем нечто подобное. Прекрасно сказал преподобный Силуан Афонский, испытавший, конечно, это на опыте: «Любовь умножает страдание». Если любишь кого-то, то, естественно, сострадаешь ему, а его грехи и проступки ранят твое сердце. К сожалению, такой любви, какую имел святой апостол Павел, у нас, современных пастырей, нет. Нет такой великой скорби, стеснения сердца, говорим мы не со многими слезами, однако нельзя сказать, что мы совершенно бесчувственны и безразличны. Мы не можем не сочувствовать тем, кто Промыслом Божиим соединен с нами и с кем мы проходим жизненный путь или хотя бы какой-то небольшой его участок. Тем более, как мы можем оставаться безразличными к тем, кто вверил нам свою судьбу, кого мы считаем своей похвалой, наградой, радостью, утешением, плодом своих трудов?! И вдруг этот плод начинает на наших глазах гнить, разлагаться и издавать смрад, — разве мы можем относиться к этому спокойно, разве мы можем не испытывать никаких чувств?

Может быть, наши чувства и не наша заслуга, а действие благодати Божией, пусть и не такое обильное, как в апостоле Павле. Ведь любовь происходит от благодати. Если Дух Святой оставит человека, то в нем исчезнут все живые христианские чувства, и в первую очередь любовь. Любовь, которую в избытке имел апостол Павел и которую, в малой степени по сравнению с ним, имеем мы, есть Дух Святой, обнимающий и привлекающий всех ко спасению. Мы не имеем права пренебрегать этой любовью Божией. Если какие-то запрещения, обличения, наказания огорчают нас, то мы должны понимать, что они делаются из любви к нам и для нашего спасения. Ведь часто наше покаяние начинается не с того момента, когда мы сами осознаём свой грех, свое отступление, но с неприятного, мучительного для нас слова наставника, с обличения. Мы должны ревновать о том, чтобы после такого обличения быть благодарными тому, кто нам сострадает, и, испытав великую духовную радость от истинного покаяния, которое заключается в изменении жизни, передать эту радость и своим пастырям. Тогда в нас действительно будет та любовь, о которой говорил апостол Павел, та радость, к которой он призывал коринфян. Наше покаяние тогда будет тем покаянием, о котором Господь наш Иисус Христос сказал: «Радость бывает на небесах больше об одном грешнике кающемся, чем о девяноста девяти праведниках, не нуждающихся в покаянии» (см. Лк. 15, 7). Аминь.

2 сентября 2007 года