Так поступайте, зная время, что наступил уже час пробудиться нам от сна. Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали. Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света. Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти.
Немощного в вере принимайте без споров о мнениях. Ибо иной уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума.
О снисхождении к немощным в вере
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы слышали апостольское чтение из Послания к римлянам. В нем апостол Павел говорит: «Так поступайте, зная время, что наступил уже час пробудиться нам от сна. Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали» (ст. 11). Мы должны совершать добродетели, помня, что спасение приближается к нам с каждым днем. Мы боимся смерти, боимся и Страшного суда вообще просто потому, что в нас присутствует страх смерти. Земное, человеческое, телесное для нас более реально, чем Божественное и небесное, и потому мы страшимся расставания с этой временной жизнью. Боимся мы еще, конечно, и по той причине, что совесть наша нечиста, мы не раскаялись и не очистились. Приближение часа кончины и Страшного суда для нас есть нечто ужасающее, но если бы мы были истинными христианами, то радовались бы этому, потому что в этом наше спасение. Сейчас, пока мы живем на земле, мы находимся в плену: в плену страстей, обстоятельств, всевозможных скорбей, а когда разрешимся от уз тела, тогда обретем всё, что ради нас было совершено Господом Иисусом Христом, и оно начнет действовать над нами. Поэтому апостол Павел и говорит: «Спасение к нам ближе, чем когда мы уверовали», то есть с каждым днем оно приближается как ко всякому из нас, так и ко всему человечеству. Ко всякому из нас оно приблизится при исходе из этого мира, а ко всему человечеству — когда наступит кончина мира. Поэтому нам должно пробудиться от сна.
Мы уверены, что мы всё понимаем и находимся в трезвом состоянии. Но нам это кажется от самонадеянности и самообольщения. Нам представляется, что мы трезво взираем на жизнь, а на самом деле мы настолько погружены в свою плотолюбивую жизнь, что подобны спящему человеку, который во сне мнит, будто он делает что-то очень важное. Во сне действует иная логика, события развертываются в своеобразном порядке и все, что происходит там, — совершенно отлично от того, что происходит в действительности. Когда мы спим, нам кажется вполне нормальным, если мы во сне делаем какие-то абсурдные вещи. Но когда пробуждаемся от сна, то иногда смеемся, иногда ужасаемся тому, что происходит в нашем сознании без нашего контроля, а иногда бывает стыдно даже и вспомнить, что приснилось. Апостол Павел сравнивает нашу жизнь, протекающую якобы в состоянии бодрствования, со сном. Мы должны пробудиться и избавиться от обаяния страстей, обаяния сластолюбия, от дурной логики, подсказывающей нам определенную последовательность поступков, совершенно не соответствующую разуму Евангелия. Нам нужно пробудиться, восстать от сна, ибо спасение приближается, но может пройти мимо нас. Оно приближается, но коснется нас, обымет и усвоит себе, только если мы будем к этому способны. Поэтому апостол Павел и призывает нас к пробуждению.
Бывает так, что человек вроде бы и проснулся, но в нем остается дремота, он вяло действует, вяло мыслит и медлит приступить к своим обычным дневным занятиям — он еще находится под влиянием сна. А мы должны перемениться вовсе: оставить логику сновидений, оставить расслабление, бывающее при пробуждении, снять с себя одежду, в которой мы спим, и надеть ту, в которой обычно совершаем дневные дела, — одежду бодрствования. Апостол говорит об этом далее: «Ночь прошла, а день приблизился: итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (ст. 12), или, как можно еще перевести, «в доспехи света». Итак, мы откладываем ночную одежду. Ночь уже прошла, день приблизился, и мы должны заниматься обычными дневными делами, отложив все, что было естественно для ночи. И мы облекаемся в доспехи света, которые, конечно же, есть благодать Божия. Более того, доспехи света — это Сам Христос. Мы должны оставить дела тьмы — всё, что казалось нам естественным, правильным, когда мы, как в ином месте говорит апостол Павел, жили, сообразовываясь с духом века сего (см. Еф. 6, 12). Апостол говорит об этом в очень широком смысле, подразумевая и грехи, и страсти, и мнения человеческие, земные. Все это мы должны отложить и принять совсем другой вид. В доспехи света одеваются для того, чтобы, во-первых, отразить тьму, а во-вторых, как видно из самого названия — «доспехи света», или, в славянском переводе, «оружие света», чтобы воспротивиться этой самой тьме.
«Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти» (ст. 13). Нужно обратиться и к славянскому тексту, потому что он раскрывает другой оттенок одного из стоящих в этом месте греческих слов: «Яко во дни, благообразно да ходим, не козлогласовании и пиянствы…» Слово, переведенное на русский язык в Синодальном переводе как «пирования», иначе можно перевести как «козлогласование». Почему? Послание это было обращено к людям, оставившим язычество, знакомым именно с культурой Древней Греции, и потому имхорошо было понятно, о чем идет речь. В древности у греков, а позже и у римлян, был распространен обычай устраивать празднования в честь мнимого бога Диониса, или Вакха, покровителя виноделия, а значит, и пьянства. Во время этих празднеств, так называемых мистерий, происходили торжественные шествия, которые часто заканчивались пьянством. И не просто пьянством, а доведением себя до экстатического состояния. Совершались разнузданные оргии, приводившие к человеческим жертвам. Например, вакханки, упившиеся вином и впавшие в экстаз, могли разорвать на части любое живое существо, попавшееся им на глаза. Поэтому пьянство совсем не безобидно, если был даже настоящий культ этой страсти. Такой дополнительный смысл заключен в словах апостола Павла, но мы понимаем под ними просто пьянство, разгул, пирования, нечто такое, что удаляет нас от истинного Бога и приводит к ложному мироощущению и отношению к духовности.
Апостол Павел предостерегает нас, говоря, что мы должны ходить как днем. Ночью человек может себе позволить совершить что-то неприличное, а днем он старается выглядеть хорошо перед теми, кто его видит. И мы должны вести себя как днем, только не ради человеческого мнения, а ради Господа, всегда нас созерцающего, видящего не только наши телесные поступки, но и всякое внутреннее движение нашей души. Перед Богом, святыми людьми и ангелами, святыми небожителями, мы должны ходить как днем, то есть вести себя прилично, благообразно, не предаваясь ни разгулам, ни кутежам, от которых обычно бывает любодеяние и даже еще худшее распутство, противоестественный разврат. А от пьянства легко дойти до ссор, ревности, зависти, гнева и убийства, что и происходило во время вакханалий. Сейчас словом «вакханалия» называют всякую оргию, крайне разнузданное пиршество, а когда-то это было религиозное действие. Апостол Павел говорит, чтобы мы вакханалиям не предавались. Ведь даже если мы номинально не будем поклоняться Вакху, мнимому божеству (правильнее было бы назвать его демоном), однако будем грешить в его духе, это приведет ко всему тому, что происходило обычно во время вакханалий.
Но если мы не пьянствуем в буквальном смысле, это не значит, что наставление апостола нас не касается. Можно быть опьяненными и действием страстей: гневом и гордостью, тщеславием и унынием. Те, кому знакома страсть уныния, знают, что иногда она так опьяняет человека, что он теряет здравый смысл, все видит наоборот. Любая страсть и вообще наша страстность, греховность может нас опьянить не меньше (если не больше), чем вино. Действие в нас двух таких ужасных страстей, как блуд и гнев, о которых здесь говорит апостол Павел, является следствием нашего умственного помрачения. И потому к нам, хотя бы мы и совсем не употребляли вина, это поучение апостола относится так же, как и к пьянствующим, то есть тем, кто опьяняется в буквальном смысле слова. Мы видим, что поддаемся блудной страсти, гневу, и проявляется это в виде ссор, зависти. Значит, мы опьянены. Иначе мы не вели бы себя так, как люди, помрачившиеся разумом, и ходили бы прилично. Разве мы ведем себя прилично с точки зрения Евангелия? Более того, даже с общечеловеческой, но нехристианской точки зрения мы подчас тоже ведем себя неприлично. До такой степени мы помрачены страстями. И если посторонний человек увидит, как мы ссоримся, завидуем, то нам бывает стыдно и за себя, и за тех, кто поддается страсти. Мы стараемся такую ситуацию как-то прикрыть. Потому, вспоминая слова апостола Павла, будем ходить благообразно.
«Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти» (ст. 13–14). Доспехи света, оружие света, о которых упоминалось раньше, — это Сам Господь Иисус Христос. Сейчас апостол Павел говорит о Нем прямо. С точки зрения житейского здравого смысла, одному человеку облечься в другого человека невозможно. Но тот, кто имеет опыт молитвы, опыт смирения, понимает, что это возможно исполнить в самом буквальном смысле. Он чувствует, что Христос в нем и что он во Христе. Но мы, поскольку наш опыт очень скуден, знаем это отчасти, а апостол Павел говорит о полноте. Мы должны облечься в Господа Иисуса Христа так, чтобы ничто наше не находилось вне Его, ведь то, что находится не в Нем, уже подвержено опасности оскверниться грехом. Как облечься в Господа Иисуса Христа? Смиряясь, погружаясь с молитвой в самого себя, пребывая умом и в себе и в Нем одновременно, понуждая себя строго следовать заповедям и не позволяя себе ни под каким предлогом выступать за пределы Евангелия ни в движении ума, ни, тем более, в поступках.
Нам необходимо заботиться о своем теле, о его чистоте, здоровье, питать его, иначе мы будем самоубийцами. Но мы не должны обращать это попечение в похоть. Обычно под похотью мы понимаем блудную страсть, но на самом деле всякое неразумное, неумеренное желание, стремление к излишеству уже есть похоть. Похотение — хотение сверх естественного хотения. Оно приводит к тому, что в нас начинают действовать различные страсти и мы перестаем владеть собой. Например, не соблюдая умеренности в пище, мы поддаемся чревоугодию, а от него происходит блудная страсть. Когда нам препятствуют удовлетворить ту или иную страсть, может появиться гнев. Разрешив себе удовлетворить какую-либо страсть, совершить грех, мы потом уже невольно подчиняемся другой страсти и удивляемся: почему так? Почему в нас действует блудная страсть, если мы этого не хотим? Это происходит по той причине, что мы позволили действовать в нас осуждению, гордости, чревоугодию, нерадению.
Далее апостол Павел призывает нас быть снисходительными к тем, кто кажется нам немощным в вере. Возможно, тот, кого мы считаем немощным, на самом деле гораздо сильнее нас, но в любом случае мы должны быть снисходительны. «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях» (ст. 1). Это наставление касается споров, конечно, не о догматах. Не может быть никакого снисхождения к заблуждениям, разве только в том случае, когда мы терпим их ради вразумления человека. Нельзя говорить, что не имеет никакого значения, как человек исповедует Пресвятую Троицу и правильно ли он думает о воплощении Господа Иисуса Христа. Имеются в виду вопросы нравственные, а точнее, выражаясь языком Православной Церкви, аскетические. Речь пойдет о том, как должно поститься, как вкушать пищу. В этом мы не должны придавать слишком большое значение различениям мнений. Пусть один думает так, другой — иначе.
Мы знаем, что даже среди святых отцов есть разные мнения о том, как нужно подвизаться. Например, египетские подвижники питались сухарями, вкушали их один раз в день и считали, что это очень умеренный, нестрогий пост. Сирийские подвижники иногда питались одной дикорастущей травой и корнями, египетские подвижники, может быть, казались им нерадивыми. В более поздние времена отношение к посту переменилось по той причине, что люди стали более немощны телесно. Да и духовно они тоже уже не способны были выдержать такого подвига. Кроме того, греческие подвижники уделяли большее внимание внутренней жизни, поэтому их пост и телесные подвиги были умереннее по сравнению с подвигами египтян. В северных странах, говоря вообще, невозможно поститься так, как в южных. Например, Иоанн Кассиан Римлянин, подвизавшийся в Галлии (на территории современной Франции), говорил, что в их северной стране нельзя поститься так, как на юге, в Египте. В нашей же местности, на Урале, человек нуждается в еще более обильной пище просто потому, что для жизни требуется больше тепла. Например, преподобные Василиск Сибирский и Зосима (Верховский), подвизавшиеся долгое время в Сибири, еще севернее нашей местности, находясь чуть не половину года в холоде, вынуждены были заботиться не только о пище, но и об отоплении. Питаться они должны были более основательно, и хотя по сравнению с нами они постились, конечно, очень жестоко, но по сравнению с египетскими подвижниками это был уже нестрогий пост.
Из приведенных мною примеров видно, что действительно даже среди святых отцов в отношении строгости телесных подвигов и поста были разные мнения, тем более они могут быть среди обычных христиан, обыкновенных людей. Мы должны друг к другу снисходить и принимать немощного в вере, чтобы не соблазнить его. Если человек думает, что его спасение зависит более от воздержания в пище, чем от молитвы или смирения, то нужно к нему снизойти. Речь, конечно, идет о разумном воздержании. Если относиться к воздержанию неблагоразумно, то можно стать самоубийцей. И такие случаи бывали. В индийском религиозном течении джайнов, например, совершают своего рода медленное самоубийство: постепенно уменьшают количество пищи до такой степени, что человек умирает. Они считают, что это хорошо и что таким образом они выходят из колеса сансары, то есть бесконечных перевоплощений души, и сливаются с неким абсолютом. Мы не должны уподобляться этим людям, но должны разумно подвизаться, смиряя свою плоть — если она в этом нуждается — так, чтобы она служила нашему духу, а не так, чтобы дух служил немощной плоти и вместе с ней дремал или спал во время молитвы или унывал от одного того, что приходится стоять на службе.
Иное дело — просто не иметь здоровья и терпеть свои немощи, стараться их преодолеть, и иное дело — самому добровольно лишать себя здоровья. Отец Андрей (Машков) одному монаху, жившему в той же, где и он, Успенской обители, в Одессе, как-то сказал: «Я воскрешаю, а ты убиваешь». Он очень лаконично изъяснялся, так что некоторые люди его не понимали. И тот монах возразил: «Я никого не убивал!» Отец Андрей имел в виду себя: ему нужно было воскрешать свою немощную и больную плоть, а тому монаху нужно было убивать, то есть изнурять,свою здоровую и крепкую плоть. Он не осуждал того монаха и себя не хвалил, а просто таким образом объяснял, почему они не могут нести равный телесный подвиг. Так должны рассуждать и мы. Иногда действительно приходится свою плоть воскрешать для того, чтобы она могла служить Богу. Нил Сорский, живший в XVвеке, говорил, что у иного плоть как медь, а у другого — как воск. Если у человека плоть немощна, как воск, то ему нужно ее не умерщвлять, а поддерживать. А кто имеет телесную крепость, тому нужно себя удручать. В наше время таких людей мало, было бы смешно считать всех богатырями, хотя и «записать всех в немощные» тоже нельзя.
Поэтому необходимо рассуждать: есть общий порядок вещей и есть очень много конкретных ситуаций. Об этом и говорит, хотя и кратко, апостол Павел: «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях». Далее он объясняет: «Иной уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи» (ст. 2). Один человек, который ест все, понимает, что от действия страстей его спасает благодать Божия, а другой думает, что избавление от страстей зависит только от поста. Такому можно разрешить поститься, но в разумных пределах.
Преподобный Василий Поляномерульский приводит такой пример: нашли одного подвижника, тридцать лет подвизавшегося в пустыне, питавшегося только кореньями, и его мучила блудная страсть. Когда стали выяснять, почему с ним это происходит, то оказалось, что он не занимался умным деланием, не следил за своими помыслами. Иоанн Лествичник описывает другой случай. У одного монаха были хульные помыслы (это мучительная, отвратительная брань, изнуряющая человека). Он не знал, как бороться с ними, и чуть не уморил себя постом, но от телесных подвигов и поста эти помыслы не проходили. А нужно было просто не обращать на них внимания. В Глинской пустыни был один подвижник, монах Мартирий, очень простой человек, крепкий телесно, он каждый день наизусть прочитывал Псалтирь. Глинские старцы не разрешали обращаться к нему за советом: сам он вел духовную брань, но был неискусен как наставник. Он всем давал один совет: «Еслинападают страстные помыслы, нужно делать больше поклонов». И он не проводил различия между теми и другими помыслами. Но не все могли следовать его совету, не всем это помогало. Он, вероятно, даже не понимал, какая у него была чистота ума. Ему достаточно было сделать большее количество поклонов, а другому это ничего не принесло бы, потому что без чистоты ума, без смирения телесные подвиги оказываются просто удручением плоти, никак не влияющим на душу.
«Иной уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи». Понятно, что ест овощи не тот, кто немощен телесно. Имеется в виду немощный в вере. Если же человек, немощный не только в вере, но и телесно, считает, что ему нужен более строгий пост, то он имеет еще и самую опасную немощь — немощь ума (к сожалению, эти три немощи очень часто соединяются). Что будет с этим немощным в вере, имеющим еще две немощи, о которых он не думает? Когда у человека нет рассуждения, он может и себе и другим нанести большой вред. Если речь идет о посте, то, конечно, себе. Поэтому все всегда нужно делать по благословению. Если человек, немощный в вере, но имеющий крепость телесную и некоторое рассуждение, больше надеется на пост, чем на молитву, считая, что молитва у него слабая из-за недостатка веры, такому человеку можно позволить подвизаться. А что принесет пост тому, кто немощен еще и телесно? Ему волей-неволей нужно искать другой выход. Об этом говорит преподобный Иоанн Лествичник, и его совет подходит почти всем нашим современникам, потому что людей крепких телесно сейчас очень мало. Если кто-то и отличается крепостью, то лишь в сравнении со своими современниками, очень слабыми и больными, а с древними подвижниками и подвижницами ему не сравниться. По словам Иоанна Лествичника, тот, кто против блудной страсти не может подвизаться телесно, должен больше стремиться к смирению и смирением угашать ее, а смирение приобретается, как известно, покаянием. Так человек сможет справиться со своими страстями — блудной, если она его мучит, или другими. Надо иметь в виду, что пост не является средством борьбы со всеми страстями. Например, при хульной брани он не помогает, а при гордости должен быть правильный подход к подвигу поста, для того чтобы он приводил к смирению. К сожалению, из-за нашей неопытности он часто приводит, наоборот, к тщеславию и самомнению.
«Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его» (ст. 3). Под «тем, кто ест» подразумевается тот, кто считает, что ему можно есть все, не только овощи. Речь идет, конечно, не о Великом посте, который очень строго соблюдали с апостольских времен. Ему посвящены некоторые апостольские правила. Кто нарушал Великий пост или в течение всего года — пост в среду и пятницу, который по значимости приравнивался к Великому посту, тот, если он священник или епископ, лишался сана, а если мирянин — отлучался от Церкви. Это очень строгое предписание, потому что как Великий пост, так и пост в среду и пятницу установлены в честь воспоминания страданий Спасителя. Апостол Павел имеет в виду пост в течение всего года. Один вкушает, когда дозволено, обычную пищу, а в дни поста подвизается, другой считает, что ему нужно воздерживаться целый год. И мы не должны осуждать друг друга. При этом поститься нужно благоразумно, то есть в том случае, когда мы действительно нуждаемся в усмирении плоти. Пост должен иметь определенный смысл. Цель его — смирить плоть и освободить дух, а не умертвить плоть в буквальном смысле слова, так чтобы добиться какой-нибудь болезни или умереть — это подход чисто сектантский.
Посмотрите, какой парадокс: тот, кто не ест (ест одни овощи в течение всего года), пусть не осуждает того, кто ест. Почему? Потому что Бог его принял. Получается, что Бог принимает такого человека, который благоразумно чередует пост и вкушение скоромной пищи, и он угоднее Богу, чем немощный в вере, а значит, немощный и в благодати. Таким образом, апостол Павел косвенно восхваляет благоразумие.
«Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его» (ст. 4). Итак, ни строго постящиеся, ни как будто снисходящие себе и, с точки зрения этих подвижников, ведущие себя нерадиво — никто не имеет права осуждать другого, потому что, если даже и пал тот, кого мы осуждаем, мы ему не господа, а Господь его есть Иисус Христос. «Перед своим Господом», иначе говоря, «господином», он стоит или падает. Мы даже не можем понять и оценить, в каком состоянии находится человек. Смотрим мы на строгого постника, и кажется нам, что он лицемер, ханжа. Или смотрим на того, кто ест с аппетитом, и думаем: «Это чревоугодник», а он, может быть, совсем и не падает, но в это самое время предстоит перед Господом Иисусом Христом в непрестанной молитве, и плачет, и кается о себе и даже о других. То же можно сказать и о строгом постнике. Мы смотрим на тело, но не видим того, что происходит в душе человека. Если даже он и падает, то не перед нами, а перед своим Господом. Вообще, мы не имеем права относиться к другим людям как господа. Мы такие же рабы, как и они, — рабы Божии. Они принадлежат не нам, а Богу, поэтому мы не должны руководить людьми самовластно и деспотически, если мы поставлены в руководители, допустим несем послушание старицы или настоятельницы. Если же нет, то мы не имеем права даже вникать в чужую жизнь. Бог силен восставить любого самого падшего, самого низкого человека. А мы должны заботиться о себе: каяться, смиряться и стараться всегда быть облаченными во Христа, в несотворенную одежду — благодать Святого Духа. Должны всегда во всем подражать Господу Иисусу Христу, всегда умом своим, по словам преподобного Серафима Саровского, как бы плавать в законе Господнем. Тогда мы будем непадательны[1], вне зависимости от того, строго ли мы постимся или умеренно из-за телесной немощи. Иногда немощный телесно вынужден быть более сильным в вере, потому что ему нельзя полагаться на пост, а немощный в вере, но сильный телом может смирять свою плоть строгим подвигом.
Итак, мы должны помнить, что время приближается — время Страшного суда, время, когда мы предстанем пред Господом Иисусом Христом и Он будет судить обо всем, что мы сделали доброго и злого. Суд произойдет и сразу после смерти, предварительный суд во время прохождения мытарств, и может случиться, что мы будем на них удержаны и не достигнем того, чтобы в тот момент предстать пред престолом Божиим.
В Неделю сыропустную, которая в церковном обычае называется Прощеным воскресеньем, как евангельское, так и апостольское чтение призывает нас никого не осуждать. Если мы не простим другим их грехов, то и нам Бог не простит. Если мы будем осуждать, то сами будем осуждены. Если будем взирать на пост другого человека и рассуждать, хорош он или плох, то не получим пользы от собственного поста. Поэтому во время Великого поста мы должнысосредоточить внимание внутри самих себя. Это не значит, что только в дни святой Четыредесятницы нужно быть такими, но значит, что в эти дни мы должны особенно позаботиться о том, чтобы приобрести навык внутренней собранности, смирения, покаяния, неосуждения и потом сохранить его в течение всего года и всей нашей жизни. Ради этого Церковь и учредила обычай испрашивать друг у друга прощение. Поскольку все делают это вместе, нам легче преодолеть себя и сделать то, что в обычные дни бывает сделать очень тяжело. Церковь учит нас прощать друг другу и испрашивать прощение у всех. Все мы должны искренне простить друг другу и мелкие обиды, которые иногда долгое время мучают человека, и тяжкие. Если по каким-то причинам мы не имеем возможности попросить прощения у некоторых людей, то внутренне должны простить их, очистить свою душу от обид, злопамятства. Таким образом, мы приступим к поприщу Великого поста и, принося сугубое покаяние в течение Четыредесятницы, достойно, благоговейно и с истинно евангельской верой встретим Святую Пасху, день воспоминания Воскресения Христова. Аминь.