Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром.
О необходимости испытывать себя перед причащением
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня, в Великий Четверток, когда мы вспоминаем установление Господом нашим Иисусом Христом Таинства святой Евхаристии, читается следующее зачало из Первого послания к коринфянам святого апостола Павла: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание» (ст. 23–24). Примечательны уже первые слова этого зачала: «Ибо я от Самого Господа принял». Апостол Павел не от обыкновенных людей это слышал (как мы, например, узнаем о чем-то друг от друга или из книг), и даже не от святых апостолов, бывших непосредственными свидетелями и участниками Тайной вечери, но принял это от Самого Господа, то есть ему было откровение. Нам, как людям, в которых мало благодати, человеческое свидетельство представляется гораздо более важным и значимым. Поэтому нам кажется, что рассказ апостола Матфея, как очевидца Тайной вечери, более достоверен и убедителен. Но для того, кто получил откровение Божие, понятно, что оно гораздо достовернее, реальнее и внушительнее, чем человеческое слово. Когда Бог открыл, уже невозможно сомневаться. И кроме того, ведь участником Тайной вечери был не только апостол Матфей или другие апостолы, которые впоследствии, безусловно, рассказывали о ней своим ученикам, но и Иуда Искариотский. Мы не будем сейчас спорить о том, принимал ли он Святые Тайны или ушел раньше, но, тем не менее, он там присутствовал и все-таки не понял того, что спустя несколько лет после Тайной вечери понял апостол Павел.
Мы знаем, что на Тайной вечери в Иуду Искариотского, бывшего тогда апостолом, вошел диавол и учил его тому, чтό нужно делать. Оказывается, что, будучи даже непосредственным участником такого великого события, можно ничего не понимать и, более того, соблазняться и враждовать против Господа Иисуса Христа. Можно получить внушение не от Духа Святого, что было бы естественно для того, кто находился рядом с Господом Иисусом Христом и сонмом Его возлюбленных учеников, но от диавола. Апостол же Павел, спустя долгое время после Тайной вечери, получил внушение от Духа Святого. И, глядя на пример этого великого ученика Христова, апостола Павла, мы должны понимать, что и мы, в сущности, ничем от него не отличаемся. Он постиг подлинность Таинства Евхаристии, потому что ему явился Господь, и мы также, если бы были достойны, познали бы это на своем собственном опыте, как бывало с некоторыми подвижниками благочестия. Например, один русский монах, живший на Афоне, когда причащался, вдруг почувствовал во рту вкус Тела и Крови, причем это было не ради его недостоинства, а скорее наоборот, ради его веры и любви к Богу. Пересилив себя, он прожевал эту частицу Плоти, проглотил ее и почувствовал, как он выражается (а он был простым человеком), будто бы внутри него засветилась лампа. Говоря богословским языком, он почувствовал несотворенный Фаворский свет, исходящий от Пречистых Таин.
Хочу привести вам противоположный пример. Одному отроку было видение. Во время богослужения, когда все причащались, он стоял и, глядя на причащающихся, время от времени смеялся. К нему подошли, может быть, желая сделать замечание, и спросили: «Почему ты смеешься?» А он говорит: «Когда некоторые люди подходят причащаться и открывают уста, вдруг подлетает голубь и склевывает частицу с лжицы, и они облизывают пустую лжицу. Поэтому я и смеюсь». Ему, как малому отроку, было смешно, а на самом деле через это невинное дитя людям было открыто, что недостойно причащающиеся в действительности ничего не принимают в себя, не получают никакой пользы от причащения. Мы не будем говорить о том, принимают ли они в себя частицу или не принимают, и о том, что, собственно, происходит физически, а будем говорить о значении Таинства. Сейчас я прочту вам слова из литургии Василия Великого. Священник, молясь после совершения Таинства Евхаристии, произносит следующие слова (мы, священники, бываем невнимательны и многое только пробегаем глазами, а эти слова имеют чрезвычайно большое значение): «Помяни, Господи, по множеству щедрот Твоих и мое недостоинство, прости ми всякое согрешение, вольное же и невольное; и да не моих ради грехов возбраниши благодати Святаго Твоего Духа от предлежащих Даров». Получается, что ради грехов священника действие благодати от Святых Даров может быть возбранено. Благодать из-за недостоинства священника может не действовать в полной мере или же из-за недостоинства мирян, причащающихся Святых Таин, действовать таким образом, что вместо ожидаемого благословения и освящения они причастятся в осуждение, о чем далее и скажет святой апостол Павел (см. ст. 29).
«Сие творите в Мое воспоминание» (ст. 24). В воспоминание всего того, что Господь совершил ради нас и что перечисляется во время Божественной литургии: Крест, погребение, Вознесение на небеса, сидение одесную Отца и даже грядущее второе пришествие. Мы совершаем Таинство Евхаристии в воспоминание Господа, однако это не просто обряд. Как вы сами понимаете, кровь может быть отделена от тела только в том случае, если человек пострадает. В живом, здоровом организме она течет по жилам и ее не видно. Поэтому, когда мы освящаем хлеб и вино отдельно, а затем вкушаем Тело и Кровь отдельно, то тем самым возвещаем смерть Господню. Тело, ломимое за нас, — это не просто хлеб, преломляемый при совершении определенных священнодействий, но Тело, ломимое за нас на Кресте и вообще в ходе всех тех евангельских событий, начиная с Гефсиманской молитвы, которые связаны со страданиями Господа за нас.
«Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание» (ст. 25). «Новый завет» — это тоже очень значительные слова. Когда Бог через пророка Моисея заключал завет с народом израильским, с ветхим, как мы теперь говорим, Израилем, то Моисей окропил людей кровью животных, и таким образом был заключен завет. Мы же, благодаря тому что приняли в себя каплю Крови Христовой, окроплены, хотя и не в буквальном смысле, Кровью Самого Сына Божия. С нами заключен договор, завет. Если мы будем делать то, что от нас требуется, получим то, что нам обещано, обетованное. Если же мы нарушаем завет, то простительные нарушения, заслуживающие снисхождения, Бог нам прощает, когда мы каемся, а за совершенно предосудительные, противные этому завету проступки наказывает нас и завет с нами расторгает. Но Господь долготерпелив, и, хотя иногда наказывает нас, это наказание служит нам во спасение. Так Он наказывал и израильский народ, который временами, может быть, страдал больше, чем другие народы. Но Бог делал это потому, что любил Свой народ: «Кого люблю, того и наказую», — говорит Священное Писание (см. Откр. 3, 19). И апостол Павел рассуждает о том, что незаконного сына не бьют, а бьют родного (см. Евр. 12, 6–8).
«Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (ст. 26), то есть мы не прекратим совершать это Таинство, доколе не придет Спаситель или доколе мы не придем к Нему, после того как разрешимся от этого временного тела и уйдем из суетной земной жизни. Именно ради этого мы и причащаемся, и верим в нечто такое, что не укладывается в человеческий рассудок: под видом хлеба и вина мы принимаем в себя Самого Господа Иисуса Христа вместе с Его человеческой душой, которая неразрывно соединена с Божественной Ипостасью Сына Божия.
«Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней» (ст. 27). Виновен в том смысле, что он не понимает, что делает, не подготавливается в достаточной степени к принятию Святых Христовых Таин. Достойными же мы делаемся, конечно, не в полной мере, потому что считать себя достойным может только безумный человек, но достоинство наше состоит в покаянии, выражающемся не только в сокрушении сердечном, покаянных молитвах и слезах, но и в исправлении своей жизни. И странно было бы даже предположить, что найдется хоть один человек, который в буквальном смысле слова был бы достоин принять в себя Сына Божия. Хотя бы он не имел никаких грехов, но из-за своей человеческой ограниченности он не может быть совершенно достойным.
«Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей» (ст. 28). Это значит, что мы должны не просто на исповеди рассказать о своих грехах, но прежде исповеди испытать себя. Сама исповедь есть уже плод самоиспытания. Мы должны тщательно проверять себя, достойны ли мы причащения или нет, не имеем ли мы, например, злобы на кого-нибудь, не совершили ли какой-нибудь тяжкий смертный грех. У греков, например, нет требования исповедоваться перед каждым причащением, но всякий человек должен испытывать свою совесть и, если найдет в себе даже что-то сомнительное, не только явно греховное, должен прийти к духовнику и рассказать ему. А духовник уже рассудит, можно ли ему причащаться или нет, назначит покаянные труды, епитимью и скажет, что он должен сделать для своего исправления. Святыми отцами очень благоразумно установлено, чтобы причащению предшествовало Таинство Исповеди, — неважно, перед каждым причащением мы исповедуемся или не перед каждым, но достаточно часто. Нужно постоянно вникать в себя. Духовник — это помощник, и он совершает Таинство прощения грехов, но самоиспытание зависит от нас. Ведь духовник не может проникнуть в нашу душу, разве только какой-нибудь подвижник, обладающий даром прозрения, но таковых бывает чрезвычайно немного, и на это рассчитывать нельзя.
Если бы мы принимали Святыню достойно, после должного самоиспытания и соответственного исправления, тогда ощущали бы то же, что и подвижник благочестия, о котором я рассказывал: он почувствовал, как изнутри просвещается Божественным светом. И это происходило бы с нами не только во время причащения. Частое причащение постепенно изменяло бы нас, просвещало, преображало, и благодаря одному только этому Таинству мы становились бы другими людьми.
«Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (ст. 29). Об этом я и упоминал предварительно. Апостол Павел предостерегает нас, что если мы приступаем к Причастию недостойно, то делаем это себе во осуждение. Таинство действительно, Тело и Кровь Христовы всегда остаются Телом и Кровью Христовыми. Не нужно буквально воспринимать видение, бывшее отроку: будто бы голубь, то есть Дух Святой, на самом деле склевывает частицу. Преподобный Симеон Новый Богослов говорит об этом иначе: благодать Божия отлетает от Святых Даров (так дерзновенно он выражается). Нет, благодать мы в себя принимаем, но эта благодать, вместо того чтобы быть для нас светом просвещающим, является огнем сожигающим. Она обличает нашу греховность, и поскольку мы не отделились от своих грехов, постольку действие благодати направлено уже не только против грехов, но и против нас самих, и мы подвергаемся наказанию Божию. Если мы сами себя не наказываем, не каемся, значит, должны потерпеть наказание Божие.
«Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (ст. 30). Немощные — это те, кто испытывает какие-то не очень серьезные болезни, больные — те, кто болеет чем-то более серьезным, а при неисцелимых болезнях доходит до того, что люди умирают. Если бы мы причащались достойно, то испытывали бы подобное тому, что испытывал отец Иоанн Кронштадтский, который после причащения чувствовал необыкновенный прилив сил и был способен целый день находиться в непрестанном подвиге служения ближним. Святые Дары укрепляли его в буквальном смысле слова, давали ему не только духовные силы, но и телесные. Хотя, как мы знаем, некоторые подвижники, например преподобный Амвросий Оптинский, многие годы пребывали на одре болезни, но это не умаляет их святости. О святителе Игнатии (Брянчанинове) также известно, что он часто пребывал на одре болезни и даже не мог пойти на службу. Не будем всех судить одинаково. Однако укорять себя и видеть свою вину — полезно. Не нужно сравнивать себя с Амвросием Оптинским и считать, что мы лежим и болеем подобно ему. Да, может быть, мы лежим и болеем, как Амвросий Оптинский, но добродетелей таких, как у него, у нас нет, и поэтому сравнивать себя с ним нелепо. Лучше будем укорять себя в том, что мы не получаем должной помощи, поддержки Божией из-за своего недостоинства.
«Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (ст. 31). Если бы мы в должной мере осудили самих себя, хотя бы и никак не наказали, но просто укорили себя, увидели свои грехи: гневливость, нечистое вожделение, тщеславие и многое другое, что в нас действует, — тогда мы не были бы осуждены Богом. Но поскольку мы всегда склонны себя оправдывать, а не укорять, постольку с нами и происходит то, о чем говорит далее святой апостол Павел. Может быть, мы и умеем оправдаться перед людьми, например перед духовником, но Бога ведь не обманешь.
«Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром» (ст. 32). Но даже в этом случае наказание благодетельно для нас, потому что мы наказываемся, чтобы не быть осужденными с миром. Людей мира сего Бог не наказывает, не трогает, а нас, как Своих, наказывает, чтобы исправить. Если мы сами не видим своих грехов или лукаво себя оправдываем, то Бог, осуждая и наказывая нас в этой жизни, избавляет от наказаний в жизни грядущей. И в этом проявляется любовь Божия. Поэтому будем день и ночь радоваться и благодарить Бога за то, что Он сподобляет нас причащения Святых Христовых Таин. Так причащались и святые апостолы, и великие святые. Причащались и обоживались, и освящались, и просвещались невечерним светом, Фаворским светом Божества. Будем радоваться и благодарить Бога даже в немощах наших и болезнях, хотя бы они были наказанием за наши грехи, потому что Господь человеколюбиво отделяет нас от всех прочих людей и, наказывая, спасает, освящает и делает избранниками Божиими. Будем благодарить Бога за все, ибо Его любовь к человеческому роду безгранична, что видно не только из того, что Он пострадал за нас, но и, в особенности, из того, что Он дает нам вкушать Свои пречистые Тело и Кровь. Аминь.