Игумен Авраам
Ключ разумения

Слово о молитве Иисусовой

Святитель
Игнатий (Брянчанинов)

Слово о молитве Иисусовой[1]

(Печатается по изданию: Творения иже во святых отца нашего Святителя Игнатия, епископа Ставропольского. Аскетические опыты. Т.2. М.: Сретенский монастырь, 1998. Стр. 233-313)

Начиная говорить о молитве Иисусовой, призываю в помощь скудоумию моему всеблагого и всемогущего Иисуса. Начиная говорить о молитве Иисусовой, воспоминаю изречение о ­Господе праведного Симеона: Се лежит сей на падение и возстание многих во Израили и в знамение пререкаемо[2]. Как Господь был и есть истинным знамением, знамением пререкаемым, предметом несогласия и спора между познавшими и не познавшими Его, так и моление всесвятым именем Его, будучи, в полном смысле, знамением великим и дивным, соделалось, с некоторого времени, предметом несогласия и спора между занимающимися таким молением и не занимающимися им. Справедливо замечает некоторый Отец, что отвергают этот способ моления только те, которые не знают его, отвергают по предубеждению и по ложным понятиям, составленным о нем[3]. Не внимая возгласам предубеждения и неведения, в надежде на милость и помощь Божию, мы предлагаем возлюбленным отцам и братиям наше убогое слово о молитве Иисусовой на основании Священного Писания, на основании Церковного предания, на основании Отеческих писаний, в которых изложено учение о этой всесвятой и всесильной молитве. Немы да будут устны льстивыя, глаголющия на праведнаго и на великолепное имя его беззаконие, гордынею своею, своим глубоким неведением и соединенным с ними уничижением чуда Божия. Рассмотрев величие имени Иисусова и спасительную силу моления им, мы воскликнем в духовной радости и удивлении: Коль многое множество благости Твоея, Господи, юже сотворил еси боящимся Тебе, соделал еси уповающим на Тя пред сыны человеческими[4]. Сии на колесницах, и сии на конех – на плот­ском и суетном умствовании своем – мы же, с простотою и верою младенцев, имя Господа Бога нашего призовем[5].

Молитва Иисусова произносится так: Господи, Иисусе Христе,­ Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Первоначально произносилась она без прибавки слова грешного; слово это присовокуплено к прочим словам молитвы впоследствии. Это слово,­ заключающее в себе сознание и исповедание падения, замечает преподобный Нил Сорский, нам прилично, благоприятно Богу, заповедавшему воссылать молитвы к Нему из сознания и исповедания своей греховности[6]. Для новоначальных, снисходя их немощи, Отцы позволяют разделять молитву на две половины, иногда говорить: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго, а иногда: Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Впрочем, это – только дозволение и снисхождение, а отнюдь не приказание и не установление, требующее непременного исполнения. Гораздо лучше творить постоянно единообразную, цельную молитву, не занимая и не развлекая ума переменою и заботою о переменах. И тот, кто находит необходимость для немощи своей в перемене, не должен допускать ее часто. Примерно: можно одною половиною молитвы молиться до обеда, другою после обеда. Воспрещая частую перемену, преподобный Григорий Синаит говорит: «Не укореняются те деревья, которые пересаживаются часто»[7].

Моление молитвою Иисусовою есть установление Божественное. Установлено оно не чрез посредство пророка, не чрез посредство Апостола, не чрез посредство Ангела; установлено Самим Сыном Божиим и Богом. После тайной вечери, между прочими возвышеннейшими, окончательными заповеданиями и завещаниями, Господь Иисус Христос установил моление Его именем, дал этот способ моления, как новый, необычный дар, дар цены безмерной. Апостолы уже знали отчасти силу имени Иисуса: они исцеляли им неисцелимые недуги, приводили к повиновению себе бесов, побеждали, связывали, прогоняли их. Это могущественнейшее, чудное имя Господь повелевает употреблять в молитвах, обещая от него особенную действительность для молитвы. Еже аще что просите, сказал Он святым Апостолам, от Отца во имя Мое, то сотворю, да прославится Отец в Сыне. И аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю[8]. Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Доселе не проси­сте ничесоже во имя Мое: просите и приимите, да радость ваша будет исполнена[9]. О, какой дар! Он – залог нескончаемых, безмерных благ! он истек из уст неограниченного Бога, облекшегося в ограниченное человечество, нарекшегося именем человеческим – Спаситель[10]. Имя, по наружности своей ог­раниченное, но изображающее собою Предмет неограниченный, Бога, заимствующее из Него неограниченное, Божеское достоинство, Божеские свойства и силу. Податель бесценного, нетленного дара! Как нам, ничтожным, бренным, грешным принять дар? Неспособны для этого ни руки наши, ни ум, ни сердце. Ты научи нас познать, по возможности нашей, и величие дара, и значение его, и способ принятия, и способ употребления, чтоб не приступить нам к дару погрешительно, чтоб не подвергнуться казни за безрассудство и дерзость, чтоб, за правильное познание и употребление дара, приять от Тебя другие дары, Тобою обетованные, Тебе единому известные.

Из Евангелия, Деяний и Посланий Апостольских мы видим неограниченную веру во имя Господа Иисуса и неограниченное благоговение к этому имени святых Апостолов. Именем Господа Иисуса они совершали поразительнейшие знамения. Нет случая, из которого можно б было научиться, каким образом они молились именем Господа; но они молились им непременно. Как могли они не молиться им, когда это моление было преподано и заповедано Самим Господом, когда заповедание укреплено двукратным повторением и подтверждением его? Если умалчивает о сем Писание, то умалчивает единственно потому, что моление это было в общем употреблении, не нуждаясь в особенном внесении в Писание по известности своей и общеупотребительности. Общеупотребительность и общеизвестность молитвы Иисусовой явствует со всею очевидностию из постановления Церкви, которым повелевается неграмотным заменять для себя все молитвословия молитвою Иисусовою[11]. Древность этого постановления – несомненна. Впоследствии оно пополнялось по мере появления новых молитвословий в Церкви. Святой Василий Великий изложил молитвенное правило на письме для своей паствы, почему некоторые приписывают ему самое учреждение правила. Оно –отнюдь не изобретение и не учреждение Великого Святителя; Святитель лишь заменил устное предание письменным, точно так же, как написал чин Литургии, чин, который существовал в Кесарии от времен Апостольских, не был изложен письменно, а передавался по преемству устно, чтоб великое священнодействие охранить от кощунства язычников. Правило монашеское заключается наиболее в молитве Иисусовой. В таком виде преподается это правило вообще для всех монахов Православной Церкви[12]; в таком виде преподано оно Ангелом преподобному Пахомию Великому для его общежительных монахов. Преподобный жил в IV-м веке; в правиле говорится о молитве Иисусовой точно так, как о молитве Господней, о пятидесятом Псалме и о Символе Веры, – как о общеизвестных и общепринятых. Преподобный Антоний Великий, Отец III-го и IV-го веков, завещавает ученикам своим­ тщательнейшее упражнение молитвою Иисусовою, говоря о ней, как о предмете, не нуждающемся в каком-либо объяснении. Объяснение этой молитвы начало появляться впоследствии, по мере оскудения живого познания о ней. Подробнее учение о молитве Иисусовой изложено Отцами ХIV-го и ХV-го столетий, когда упражнение в ней начало почти забываться даже между монахами.

В дошедших до нас исторических памятниках первых времен христианства не говорится о молении именем Господа отдельно, но лишь упоминается о нем при изложении других обстоятельств. В жизнеописании святого Игнатия Богоносца, Епископа Антиохийского, увенчавшегося в Риме мучениче­скою кончиною при императоре Траяне, повествуется следующее: «Когда его вели на съедение зверям и он непрестанно имел в устах имя Иисуса Христа, то спросили его нечестивые: для чего он непрестанно воспоминает это имя? Святой отвечал, что он, имея в сердце своем имя Иисуса Христа написанным, устами исповедует Того, Кого в сердце всегда носит. После того, когда Святой съеден был зверями, при оставшихся его костях, по изволению Божию, сохранилось целым сердце. Неверные, нашедши его и вспомнив слова святого Игнатия, разрезали это сердце на две половины, желая узнать, справедливо ли сказанное святым. Они нашли внутри, на обеих половинах разрезанного сердца, надпись золотыми буквами: «Иисус Христос». Таким образом, священномученик Игнатий был именем и делом Богоносец, всегда нося в сердце своем Христа Бога, ­написанного Богомыслием ума, как бы тростию». Богоносец был учеником святого Апостола, Евангелиста Иоанна Богослова, и сподобился­ в детстве своем видеть Самого Господа Иисуса Христа. Это – тот блаженный отрок, о котором сказано в Евангелии, что Господь поставил его среди Апостолов, препиравшихся о первенстве, обнял и сказал: аминь, глаголю вам, аще не обратитеся, и будете яко дети, не внидете в царство небесное. Иже убо смирится, яко отроча сие, той есть болий в царствии небеснем[13]. Конечно, святой Игнатий научен был молитве Иисусовой святым Евангелистом и занимался ею в эти цветущие времена христианства подобно всем прочим христианам. Тогда молитве Иисусовой обучали всех христиан, во-первых, по великому значению этой молитвы, потом по редкости и дороговизне рукописных священных книг, по редкости грамотности (бóльшая часть Апостолов были неграмотные), по удобству, удовлетворительности, по особеннейшим действию и силе Иисусовой молитвы. «Имя Сына Божия, – сказал Ангел святому Гермию, непосредственному ученику Апостолов, – велико и неизмеримо: оно держит весь мир». Услышав это учение, Гермий спросил Ангела: «Если все творение держится Сыном Божиим, то поддерживает ли Он тех, которые призваны Им, носят имя Его и ходят в заповедях Его?» – Ангел отвечал: «Он поддерживает тех, которые от всего сердца носят имя Его. Он Сам служит для них основанием и с любовию держит их, потому что они не стыдятся носить имя Его»[14]. В Церковной истории читаем следующее повествование: «Воин, по имени Неокора,­ уроженец Карфагенский, находился в римском отряде, охранявшем Иерусалим, в то время как Господь наш Иисус Хри­стос претерпел вольные страдания и смерть для искупления рода человеческого. Видя чудеса, совершившиеся при смерти и воскресении Господа, Неокора уверовал в Господа и был крещен Апостолами. По окончании срока службы Неокора возвратился в Карфаген и сокровище веры сообщил всему семейству своему. В числе принявших христианство находился Каллистрат, внук Неокоры. Каллистрат, достигши надлежащего возраста, вступил в войско. Отряд воинов, в который он был помещен, состоял из идолопоклонников. Они присматривали за Каллистратом, заметив, что он не поклоняется кумирам, а по ночам, в уединении, совершает продолжительные молитвы. Одна­жды они подслушивали его при молитве его и, услышав, что он непрестанно повторяет имя Господа Иисуса Христа, донесли об этом воеводе. Святой Каллистрат, исповедовавший Иисуса наедине и при темноте ночи, исповедал Его и при свете дня, всенародно, –исповедание запечатлел кровию[15]. Писатель V века, преподобный Исихий Иерусалимский, уже жалуется, что упражнение в этой молитве очень оскудело среди монахов[16]. Оскудение это с течением времени более и более усиливалось, почему святые Отцы писаниями своими старались поддержать его. Последний писатель об этой молитве был блаженный старец иеромонах Серафим Саровский. Не сам старец написал наставления, украшенные его именем; они были записываемы со слов его одним из наставлявшихся у него иноков; они отмечены благодатным помазанием[17]. Ныне упражнение молитвою Иисусовою почти оставлено монашествующими. Преподобный Исихий приводит в причину оставления нерадение: надо сознаться, что обвинение справедливо.

Благодатная сила молитвы Иисусовой заключается в самом Божественном имени Богочеловека, Господа нашего, Иисуса Христа. Хотя многочисленные свидетельства Священного Писания возвещают нам величие имени Божия, но с особеннейшею определенностию объяснил значение этого имени святой Апостол Петр пред синедрионом Иудейским, когда синедрион допрашивал Апостола, коею силою или коим именем даровано им исцеление хромому от рождения? Петр, исполнися Духа Свята, рече: Князи людстии и старцы Исраилевы, аще мы днесь истязуеми есмы о благодеянии человека немощна, о чесом сей спасеся: разумно буди всем вам и всем людем Исраилевым, яко во имя Иисуса Христа Назорея, Егоже вы распясте, Егоже Бог воскреси от мертвых, о сем сей стоит пред вами здрав. Сей есть камень, укоренный от вас зиждущих, бывый во главу угла, и несть ни о едином же ином спасения: несть бо иного имене под небесем, даннаго в человецех, о нем же подобает спастися нам[18]. Это свидетельство – свидетельство Святого Духа: уста, язык, голос Апостола были только орудиями Духа. И другой орган Святого Духа, Апостол­ языков, издает подобное провещание. Всяк, говорит он, иже призовет имя Господне, спасется[19]. Христос Иисус смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе, и дарова Ему имя, еже паче всякаго имени, да о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных, и земных, и преисподних[20].

Воспел предвидевший дальнее будущее Давид, праотец Иисуса по плоти, воспел величие имени Иисуса, живописно изобразил действие этого имени, борьбу при посредстве его с началами­ греха, силу его при освобождении молящегося им из плена страстей и бесов, благодатное торжество одержавших победу именем Иисуса. Послушаем, послушаем Боговдохновенного Давида!­

С необыкновенною ясностию, описывая долженствующее совершиться чрез тысячу лет установление духовного царства Христова на земле, Царь-Пророк говорит, что владычество Богочеловека будет распростираться от моря и до моря, и от рек до конец вселенныя. Поклонятся Ему вси царие земстии, вси языцы поработают ему. Честно имя Его пред ними, и помолятся о Нем выну, весь день благословят Его. Будет имя Его благословенно во веки; прежде солнца пребывает имя Его: и благословятся в Нем вся колена земная, вси языцы ублажат Его. Благословенно имя славы Его во век и в век века: и исполнится славы Его вся земля[21]. Великое служение молитвы, вводящей человеков в ближайшее общение с Богом, появилось на земле, в обширнейшем размере, со времени примирения человеков с Богом при посредстве Богочеловека. Служение это объяло вселенную. Оно водворилось в городах и селениях; оно процвело в диких, необитаемых дотоле пустынях; оно воссияло в темных вертепах, в ущелиях, в пропастях и на вершинах гор, в глуши лесов дремучих. Имя Богочеловека получило в служении молитвенном важнейшее значение, будучи именем Спасителя человеков, Творца человеков и Ангелов, будучи именем вочеловечившегося Бога, Победителя возмутившихся рабов и созданий – демонов. Пред Ним – Господом и Искупителем нашим – припадут ефиопляне, бесы, и враги Его, падшие духи, персть полижут[22]. Господи Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взятся великолепие Твое превыше небес. Из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу, враг Твоих ради, еже разрушити врага и местника[23]. Точно! величие имени Иисуса превыше постижения разумных тварей земли и неба: постижение его непостижимо приемлется младенческою простотою и верою. С таким же бескорыстным настроением должно приступать к молению именем Иисуса и пре­бывать в этом молении; постоянство и тщательность в молении должны быть подобны непрестанному стремлению младенца к сосцам матери, тогда моление именем Иисуса может увенчаться полным успехом, невидимые враги могут быть попраны, окончательно может быть сокрушен враг и местник (отмститель). Враг назван местником, потому что у молящихся, особенно по временам, а не постоянно, он старается отнять после молитвы то, что приобретено ими во время молитвы[24]. Для решительной победы необходима непрестанная молитва и непрерывающаяся бдительность над собою. По такому значению моления именем Иисуса Давид приглашает всех христиан к этому молению. Хвалите отроцы Господа, хвалите имя Господне. Буди имя Господне благословенно от ныне и до века. От восток солнца до запад хвально имя Его[25]. Принесите Господеви славу имени Его: поклонитеся Господеви во дворе святем Его[26]; молитесь так, чтоб в молитвах ваших явилось величие имени Иисуса, и вы, силою Его, взошли в нерукотворенный сердечный храм для поклонения духом и истиною; молитесь тщательно и постоянно; молитесь в страхе и трепете пред величием имени Иисуса, и да уповают на Тя, всемогущего и всеблагого Иисуса, знающии имя Твое по блаженному опыту своему, яко не оставил еси взыскающих Тя, Господи[27]. – Только нищий духом, непрестанно прилепляющийся молитвою к Господу по причине непрестанного ощущения нищеты своей, способен раскрыть в себе величие имени Иисуса. Не возвратится смиренный посрамлен с предстояния молитвы своей, но принесет ее всецело Богу, не расхищенною развлечением: нищ и убог восхвалита имя Твое[28]. Блажен муж, ему же есть имя Госпдне упование его, и не призре в суеты и неистовления ложная[29]: он не обратит внимания, при молитве своей, на обольстительное действие суетных попечений и при­страстий, покушающихся осквернить и растлить молитву. – Ночное время особенно способствует, по тишине и мраку своим, к упражнению Иисусовою молитвою; ночью занимался великий подвижник молитвы, Давид, памятию Божиею: Помянух в нощи имя Твое, Господи, говорит он; ночью настраивал я душу мою Божественным настроением и, стяжав это настроение, в деятельности последующего дня сохраних закон Твой[30]. «Ночью, – советует преподобный Григорий Синаит, ссылаясь на святого Иоанна Лествичника, – многое время отдавай молитве, малое же псалмопению»[31]. В тяжкой борьбе с невидимыми­ врагами спасения нашего превосходнейшим оружием служит молитва Иисусова. Вси языцы – язычниками названы многоглаголивые и многокозненные демоны – обыдоша мя, говорит Давид, и именем Господним противляхся им: обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им: обыдоша мя яко пчелы сот, и разгорешася яко огнь в тернии, и именем Господним противляхся им[32]. «Именем Иисуса бей сопостатов, потому что ни на небе, ни на земле нет оружия, более крепкого»[33]. О Тебе, Господи Иисусе, враги наши избодем роги, и о имени Твоем уничижим востающия на ны. Не на лук бо мой уповаю, и меч мой не спасет мене: спасл бо еси нас от стужающих нам, и ненавидящих нас посрамил еси. О Бозе похвалимся весь день, и о имени Твоем исповемыся во веки[34]. – Ум, победив и разогнав врагов именем Иисуса, сопричисляется блаженным духам, входит для истинного Богослужения в сердеч­ный храм, который доселе был затворен для него, воспевая новую, духовную песнь, воспевая таинственно: исповемся Тебе, Господи, всем сердцем моим, и пред Ангелы воспою Тебе, яко услышал еси вся глаголы уст моих: поклонюся ко храму святому Твоему, и исповемся имени Твоему о милости Твоей и истине Твоей: яко возвеличил еси над всеми имя Твое святое. В оньже аще день призову Тя, скоро услыши мя: умножиши мя в души моей силою Твоею[35]. – Святой Давид исчисляет чудные действия страшного и святого имени[36] Иисусова. Оно действует подобно принятому врачевству, которого образ действия неизвестен больному и непостижим для него, а самое действие очевидно по производимому исцелению. Ради имени Иисусова, употребляемого молящимся, нисходит к нему помощь от Бога и даруется ему отпущение грехов; по этой причине святой Давид, представляя воззрению Бога опустошение и бедственное состояние души всякого человека, произведенное греховною жизнию, умоляет от лица всех человеков о помиловании, говорит: помози нам, Боже, Спасителю наш, славы ради имени Твоего, Господи, избави ны, и очисти грехи наша имене ради Твоего[37]. – Ради имени Господня бывает услышана молитва наша, даруется нам спасение; на основании убеждения в этом опять молится Давид: Боже, во имя Твое спаси мя, и в силе Твоей суди ми: Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих[38]. Силою имени Иисусова освобождается ум от колебания, укрепляется воля, доставляется правильность ревности и прочим свойствам душевным; мыслям и чувствованиям богоугодным, мыслям и чувствованиям, принадлежащим непорочному естеству человеческому, только таким мыслям и чувствованиям дозволяется пребывать в душе; нет в ней места для мыслей и чувствований чуждых, яко Бог спасет Сиона, и созиждутся роди Иудейстии: и вселятся тамо, и наследят и; и семя рабов твоих удержит и, и любящии имя Твое вселятся в нем[39]. – Во имя Господа Иисуса даруется оживление душе, умерщвленной грехом. Господь Иисус Христос –жизнь[40], и имя Его – живое: оно оживотворяет вопиющих им к источнику жизни, Господу Иисусу Христу. Имене ради Твоего, Господи, живиши мя правдою Твоею[41]; не отступим от Тебе: оживиши ны, и имя Твое призовем[42]. – Когда силою и действием имени Иисуса услышана­ будет молитва, когда низойдет Божественная помощь к человеку, когда отражены будут и отступят от него враги, когда сподобится он отпущения грехов, когда он будет исцелен и возвращен к непорочному естественному состоянию, когда дух его будет восстановлен во власти своей, тогда последует подаяние, во имя Господа, благодатных даров, духовного имущества и со­кровища, залога блаженной вечности, яко Ты, Боже, услышал еси молитвы моя: дал еси достояние боящимся имене Твоего. Дни на дни царевы приложити: лета его до дне рода и рода. Пребудет в век пред Богом[43]. Тогда человек делается способным воспеть Господеви песнь нову: он исключается из числа плотских и душевных, сопричисляется к духовным и восхваляет Господа в церкви преподобных. Дух Святой, доселе приглашавший и возбуждавший его единственно к плачу и покаянию, приглашает его, да возвеселится Израиль о Сотворшем его, и сынове Сиони возрадуются о Царе своем: да восхвалят имя Его в лице, в тимпане и псалтири да поют Ему[44], потому что, по обновлении души, силы ее, приведенные в чудное согласие и стройность, делаются способными, при прикосновении к ним Божественной благодати, издавать звуки и гласы духовные, восходящие на небо, пред престол Божий, благоприятные Богу. Да возвеселится сердце мое боятися имене Твоего! Исповемся Тебе, Господи Боже мой, всем сердцем моим, и прославлю имя Твое в век, яко милость Твоя велия на мне, и избавил еси душу мою от ада преисподнейшаго[45]. Праведнии исповедятся имени Твоему, и вселятся правии с лицем Твоим[46], потому что, по отгнании врагов, причиняющих ­рассеянность, ослабляющих и оскверняющих молитву, ум входит в мрак невидения ничего и предстоит лицу Божию без всякого посредства. Мысленный мрак есть тот покров, тот занавес,­ которым покрыто лицо Божие. Покров этот – непостижимость Бога для всех сотворенных умов. Умиление сердца соделывается тогда столько сильным, что оно названо исповеданием. – Благодатное действие молитвы Иисусовой в преуспевшем христианине Давид изображает так: Благослови, душе моя, Госпо­да, и вся внутренняя моя имя святое Его[47]. Точно! при обильном действии молитвы Иисусовой все силы души, самое тело, принимают участие в ней. – Упражнение молитвою Иисусовою святой Давид, точнее же Дух Святой устами Давида, предлагает всем христианам, без исключения: царие земстии и вси людие, князи и вси судии земстии, юноши и девы, старцы с юнотами, да восхвалят имя Господне, яко вознесеся имя Того единаго[48]. Буквальное понимание исчисленных здесь состояний будет вполне непогрешительным; но существенное значение их – духовное. Под именем людей разумеются все хри­стиане; под именем царей – христиане, сподобившиеся получить совершенство; под именем князей – достигшие весьма значительного преуспеяния; судьями названы те, которые еще не стяжали власти над собою, но ознакомлены с Законом Божиим, могут различать добро от зла и, по указанию и требованию Закона Божия, пребывать в добре, отвергая зло. Девою обозначается беспристрастное сердце, столько способное к молитве.­ Старцами и юношами изображены степени деятельного преуспеяния, которое очень отличается от преуспеяния благодатного, хотя и первое имеет свою весьма знаменательную цену; достигший совершенства в благочестивой деятельности назван старцем, возведенный в благодатное совершенство – царем.

Между непостижимыми, чудными свойствами имени Иисуса находится свойство и сила изгонять бесов. Это свойство объявлено Самим Господом. Он сказал, что верующие в Него именем Его бесы ижденут[49]. На это свойство имени Иисуса необходимо обратить особенное внимание, потому что оно имеет важнейшее значение для упражняющихся молитвою Иисусовою. – Во-первых, нужно сказать несколько слов о пребывании бесов в человеках. Это пребывание бывает двоякое: одно может быть названо чувственным, другое нравственным. Чувственно пребывает сатана в человеке, когда существом своим вселится в тело его и мучит душу и тело. Таким образом в человеке может жить и один бес, могут жить и многие бесы. Тогда человек называется­ беснующимся. Из Евангелия видим, что Господь исцелял беснующихся; равным образом исцеляли их и ученики Господа,­ изгоняя бесов из человеков именем Господа. Нравственно пребывает сатана в человеке, когда человек сделается исполнителем воли диавола. Таким образом в Иуду Искариотского вниде сатана[50], то есть овладел его разумом и волею, соединился с ним в духе. В этом положении были и находятся все неверующие во Христа, как и святой Апостол Павел говорит христианам, перешедшим к христианству из язычества: и вас, сущих прегрешенми мертвых и грехи вашими: в них же иногда ходисте, по веку мира сего, по князю власти воздушныя, духа, иже ныне действует в сынех противления: в них же и мы вси жихом иногда в похотех плоти нашея, творяще волю плоти и помышлений, и бехом естеством чада гнева, якоже и прочии[51]. В этом положении находятся более или менее, смотря по степени греховности, крестившиеся во Христа, но отчуждившиеся от Него согрешениями. Так понимаются святыми Отцами слова Христовы о возвращении диавола с другими седмию лютейшими духами в душевный храм, из которого удалился Святой Дух[52]. Вшедшие таким образом духи снова изгоняются молитвою Иисусовою, при жительстве в постоянном и тщательном покаянии. Предпримем спасительный для нас подвиг! позаботимся изгнать духов, вошедших в нас, по причине небрежения нашего, молитвою Иисусовою[53]. Она имеет свойство оживлять умерщвленных грехом, она имеет свойство изгонять бесов. Аз есмь, сказал Спаситель, воскрешение и живот: веруяй в Мя, аще и умрет, оживет[54]. Знамение веровавшим сия последуют: именем Моим бесы ижденут[55]. Молитва Иисусова и открывает присутствие бесов в человеке, и изгоняет их из человека. При этом совершается нечто подобное тому, что совершилось при изгнании беса из беснующегося отрока, после преображения Господня. Когда отрок увидел пришедшего Господа, дух стрясе отрока, и пад на земли, валяшеся пены теща. Когда Господь повелел духу выйти из отрока, дух, от злобы и лютости движения, при которых он вышел, возопил, сильно и продолжительно потрясал отрока, от чего отрок сделался как бы мертвым[56]. Сила сатаны, пребывающая в человеке­ при его рассеянной жизни непримечаемою и непонимаемою, когда услышит имя Господа Иисуса, призываемое молящимся, приходит в смятение. Она воздвизает все страсти в человеке, посредством их приводит всего человека в страшное колебание, производит в теле различные, странные болезни. В этом смысле сказал преподобный Иоанн Пророк: «Нам немощным остается только прибегать к имени Иисуса: ибо страсти, как сказано, суть демоны и исходят от призывания сего имени»[57]. Это значит: действие страстей и демонов – совокупное; демоны действуют посредством страстей. Когда увидим при упражнении Иисусовою молитвою особенное волнение и воскипение страстей, не придем от этого в уныние и недоумение. Напротив того, ободримся и уготовимся к подвигу, к тщательнейшему молению именем Господа Иисуса, как получившие явственное знамение, что молитва Иисусова начала производить в нас свойственное ей действие. Говорит святой Иоанн Златоустый: «Памятование имени Господа нашего Иисуса Христа раздражает на брань врага. Ибо нудящаяся в молитве Иисусовой душа все может обрести этою молитвою, и злое, и благое. Во-первых, она может усмотреть зло во внутренности сердца своего, а потом добро. Молитва эта может привести в движение змия, и молитва эта может смирить его. Молитва эта может обличить живущий в нас грех, и молитва эта может истребить его. Молитва эта может привести в движение всю силу врага в сердце, и молитва эта может победить и искоренить ее мало-помалу. Имя Господа Иисуса Христа, сходя в глубину сердца, смирит владеющего пажитями его змея, а душу спасет и оживотворит. Непрестанно пребывай в имени Господа Иисуса, да поглотят сердце Господа и Господь сердце, и да будут сии два во едино. Впрочем, это дело совершается не в один день и не в два дня, но требует многих годов и времени: много нужно времени и подвига, чтоб был изгнан враг и вселился Христос»[58]. Очевидно, что здесь описано то делание, с ясным указанием на орудие делания, о котором говорит и к которому приглашает преподобный Макарий Великий в 1 слове своем: «Вниди ты, кто бы ни был, сквозь непрестанно возрастающие в тебе помышления к военнопленной и рабе греха душе твоей, и рассмотри до дна мысли твои и глубину помышлений твоих исследуй; и узришь в недрах души твоей ползающего и гнездящегося змея, убившего тебя отравою частей души твоей. Неизмеримая бездна – сердце. Если убьешь змея, то похвались пред Богом чистотою твоею; если же нет, то смири себя, молясь, как немощный и греш­ный, о тайных твоих Богу»[59]. Тот же великий угодник Божий говорит: «Царство тьмы, то есть злой князь духов, пленивши изначала человека, обложил и облек душу его властию тьмы. Этот злой властелин облек грехом душу и все ее существо, всю ее осквернил, всю пленил в свое царство; он не оставил свободным от порабощения себе ни помышлений, ни разума,­ ни плоти, наконец, ни одного состава ее; всю ее одел хламидою тьмы. Этот злой враг всего человека, душу и тело, осквернил и обезобразил; он облек человека в ветхого человека, оскверненного, нечистого, богопротивного, неповинующегося закону Божию, то есть облек его в самый грех, чтоб человек уже не видел, как хочет, но видел страстно, чтоб слышал страстно, чтоб ноги имел устремленными к злым делам, руки к творению беззакония, сердце к помышлениям злым. Но мы помолимся Богу, чтоб Он совлек с нас ветхого человека, так как Он один может отъять от нас грех, потому что пленившие нас и держащие в своей власти крепче нас, а Он обетовал освободить нас от этого рабства»[60]. На основании этих понятий святые Отцы дают молящемуся молитвою Иисусовою следующее душеспасительнейшее наставление: «Душа, если не поболезнует весьма значительно о неотвязчивости греха, то не возможет обильно возрадоваться о благости правосудия. Желающий очистить серд­це свое, да разжигает его непрестанно памятию Господа Иисуса, имея единственно это непрерывающимся поучением и делом. Те, которые хотят отвергнуть свою ветхость, не должны иногда молиться, а иногда нет, но непрестанно пребывать в молитве­ блюдением ума, хотя бы они и находились вне молитвенных храмов. Намеревающиеся очистить золото, если и на короткое время попустят угаснуть огню в горниле, то производят вновь отвердение в чистящемся веществе: подобно этому памятствующий иногда Бога, а иногда непамятствующий, погубляет празд­ностию то, что мнит стяжать молитвою. Любодобродетельному мужу свойственно постоянно истреблять памятию Божиею земляность сердца, чтоб таким образом зло мало-помалу потреблялось огнем памяти о благе и душа совершенно возвратилась в естественную свою светлость с великою славою. Таким образом ум, пребывая в сердце, чисто и непрелестно молится, как тот же святой (Диадох) сказал: «тогда молитва бывает истинною и непрелестною, когда ум, в то время, как молится, соединен с сердцем»[61]. Не устрашимся, делатели молитвы Иисусовой, ни ветров, ни волнения! ветрами называю бесовские помыслы и мечтания, а волнением – мятеж страстей, возбужденных помыслами и мечтами. Из среды свирепеющей бури, с постоянством, мужеством и плачем будем вопиять ко Господу Иисусу Христу: Он воспретит ветрам и волнам, а мы, опытно узнав всемогущество Иисуса, воздадим Ему должное поклонение, глаголюще: воистину Божий Сын еси[62]. Мы сражаемся за спасение наше. От победы или побеждения наших зависит наша вечная участь. «Тогда, – говорит преподобный Симеон, Новый Богослов, – то есть при упражнении Иисусовою молитвою, бывает брань; лукавые бесы ратуют с великим возмущением, производят действием страстей мятеж и бурю в сердце, но именем Господа Иисуса Христа потребляются и разрушаются, как воск от огня. Опять: когда они будут прогнаны и отступят от сердца, то не престают от брани, но возмущают ум внеш­ними чувствами отвне. По этой причине ум не очень скоро начинает ощущать тишину и безмолвие в себе, потому что бесы, когда не имеют силы возмутить ум в глубине, то возмущают его отвне мечтаниями. И потому невозможно освободиться вполне от брани и не быть ратуему лукавыми духами. Это свойственно совершенным и тем, которые удалились вполне от всего и постоянно пребывают во внимании сердца»[63]. Первоначально и самое делание представляется необыкновенно сухим, не обещающим никакого плода. Ум, усиливаясь соединиться с сердцем, сперва встречает непроницаемый мрак, жесткость и мертвость сердца, которое не вдруг возбуждается к сочувствию уму[64]. Это не должно приводить делателя к унынию и малодушию, и упоминается здесь с тою целию, чтоб делатель был предуведомлен и предостережен. Терпеливый и тщательный делатель непременно будет удовлетворен и утешен: он возрадуется о безмерном обилии таких духовных плодов, о которых и понятия себе составить не может в плотском и душевном состоянии своем. В действии молитвы Иисусовой имеется своя постепенность: сперва она действует на один ум, приводя его в состояние тишины и внимания, потом начнет проникать к сердцу, возбуждая его от сна смертного и знаменуя оживление его явлением в нем чувств умиления и плача. Углубляясь еще далее, она мало-помалу начинает действовать во всех членах души и тела, отвсюду изгонять грех, повсюду уничтожать владычество, влияние и яд демонов. По этой причине при начальных действиях молитвы Иисусовой «бывает сокрушение неизреченное и болезнь души неизглаголанная», говорит преподобный Григорий Синаит. Душа болезнует как болящая и рождающая, по Писанию[65]: живо бо Слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, то есть Иисус проходит, как свидетельствует Апостол, даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным[66], проходит, истребляя греховность из всех частей души и тела[67].

Когда семьдесят меньших Апостолов, посланные Господом на проповедь, возвратились к Нему по совершении возложенного на них служения, то с радостию возвестили Господу: Господи, и беси повинуются нам о имени Твоем[68]. О, как эта радость была справедлива! как она была основательна! Более пяти тысяч лет господствовал диавол над человеками, уловив их в рабство себе и в родство с собою при посредстве греха, а ныне слышит имя Иисуса – и повинуется человекам, доселе повиновавшимся ему, связывается связанными им, попирается попранными. В ответ ученикам, радующимся о низложении власти бесов над человеками и о приобретении власти человеками над бесами, Господь сказал: Се даю вам власть наступати на змию и на скорпию, и на всю силу вражию: и ничесоже вас вредит[69]. Дана власть, но предоставлена свобода пользоваться властию и попрать змей и скорпионов или пренебречь даром и произвольно подчиниться им. Под именем змей святые Отцы разумеют начинания явно-греховные, а под именем скорпий – прикрытые наружностию непорочности и даже добра. Власть, данная Господом семидесяти ученикам Его, дана всем христианам[70]. Пользуйся ею, христианин! посекай именем Иисусовым главы, то есть начальные проявления греха в помыслах, мечтаниях и ощущениях; уничтожь в себе владычество над тобою диавола; уничтожь все влияние его на тебя; стяжи духовную свободу. Основание для подвига твоего –благодать святого крещения, оружие – моление именем Иисуса. Господь, даровав ученикам Своим власть попирать змей и скорпионов, присовокупил: Обаче о сем не радуйтеся, яко дуси повинуются вам: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех[71]. «Радуйтесь не столько о том, – говорит блаженный Феофилакт, – что бесы вам повинуются, сколько о том, что имена ваши написаны на небе, не чернилами, – Божественною благодатию и Божиею памятию», молитвою Иисусовою. Таково свойство молитвы Иисусовой: она возводит с земли на небо делателя своего и включает его в состав небожителей. Пребывание умом и сердцем на небе и в Боге – вот главный плод, вот цель молитвы; отражение и попрание врагов, противодействующих цели, – дело второстепенное: не должно оно привлекать к себе всего внимания, чтоб сознанием и созерцанием победы не дать входа в себя высокоумию и самомнению, не претерпеть страшного побеждения по поводу самой победы. Далее повествует Евангелие: В той час возрадовася духом Иисус, и рече: исповедаютися, Отче, Господи небесе и земли,­ яко утаил еси сия от премудрых и разумных, и открыл еси та младенцем: ей, Отче, яко тако бысть благоволение пред Тобою. И обращься ко учеником рече: Вся мне предана быша от Отца Моего: и никтоже весть, кто есть Сын, токмо Отец[72]. Радуется Господь непостижимою радостию Бога о преуспеянии человеков; возвещает, что таинства веры христианской­ открываются не мудрым и превознесенным мира, но младенцам в гражданском отношении, каковы были ученики Господа, взятые из среды простого народа, неученые, неграмотные. Чтоб быть учеником Господа, должно соделаться младенцем и с младенческою простотою и любовию приять его учение. К соделавшимся уже учениками обращается Господь с изложением таинственнейшего учения, открывает, что Сын, несмотря на принятие им человечества, пребывает превысшим постижения всех разумных тварей. Превыше постижения их – и Его всесвятое имя. С простотою и доверчивостью младенцев примем учение о молитве именем Иисуса; с простотою и доверчивостью­ младенцев приступим к упражнению этою молитвою: един Бог, ведающий вполне таинство ее, преподаст нам его в доступной для нас степени.­ Возрадуем Бога трудом и преуспеянием в служении, которое им же пре­­­подано и заповедано нам.

Молитва Иисусова была во всеобщем употреблении у христи­ан первых веков, как мы уже сказали выше. Иначе и не могло быть. Именем Господа Иисуса Христа совершались поразительнейшие знамения пред лицом всего христианского общества, что возбуждало питать во всем обществе христианском веру в неограниченную силу имени Иисуса. Преуспевшие понимали эту силу из преуспеяния своего. Об этой силе, обильно развивающейся в святых Божиих, преподобный Варсонофий Великий выражается так: «Знаю одного раба Божия в нашем роде, в настоящее время и в сем благословенном месте, который и мертвых может воскрешать во имя Владыки нашего Иисуса Христа, и демонов изгонять, и неизлечимые болезни исцелять, и делать другие чудеса, не менее апостольских, как свидетельствует Давший ему дарование или, точнее сказать, дарования. Да и что это значит в сравнении с тем, что можно сделать о имени Иисуса!»[73] Имея пред глазами чудеса, в памяти завещание Господа, в сердце пламенную любовь к Господу, верные первенствующей Церкви постоянно, тщательно, с огненною ревностию Херувимов и Серафимов упражнялись в молении именем Иисуса. Таково свойство любви! она непрестанно памятует о любимом; она непрестанно услаждается именем любимого; она хранит его в сердце, имеет в уме и на устах. Имя Господа – паче всякого имени: оно источник услаждения, источ­ник радости, источник жизни; оно – Дух; оно –животворит, изменяет, переплавляет, боготворит. Для неграмотных оно со всею удовлетворительностию заменяет молитвословие и псалмо­пение; грамотные, преуспев в молитве Иисусовой, оставляют разнообразие псалмопения, начинают преимущественно упражняться в молитве Иисусовой, ради присущих в ней преизобильных силы и питания. Все это явствует из писаний и постановлений святых отцов. Святая Восточная Православная Церковь предлагает всем неграмотным, вместо всех молитвословий, молитву Иисусову[74], предлагает не как нововведение, но как упражнение общеизвестное. Это постановление, вместе с другими­ преданиями Восточной Церкви, перешло из Греции в Россию, и многие из простого народа, малограмотные или даже неграмотные, напитались силою молитвы Иисусовой во спасение и жизнь вечную, многие достигли­ великого преуспеяния духовного. святой Иоанн Златоуст, советуя тщательное и постоянное упражнение молитвою Иисусовою, особенно монахам, говорит о ней, как о предмете общеизвестном. «И у нас, и у нас, – говорит он, – имеются духовные заклинания: имя Господа нашего Иисуса Христа и сила крестная. Заклинание это не только гонит дракона из норы его и ввергает в огнь, но даже исцеляет от нанесенных им ран. Если же многие произносили это заклинание и не исцелились, произо­шло это от маловерия их, а не от недействительности произнесенного. Многие, хотя неотступно ходили за Христом и теснили Его, но не получили пользы, а у кровоточивой жены, прикоснувшейся не к телу, но к краю одежды Его, остановились долговременные токи крови. Имя Иисуса Христа страшно для демонов, для душевных страстей и недугов. Им украсим, им оградим себя. Им и Павел (Апостол) стал велик, хотя и был одного с нами естества»[75]. Преподобному Пахомию Великому, для подведомственного ему многочисленного общества монахов, Ангел Божий преподал молитвенное правило. Иноки, подчиненные духовному руководству преподобного Пахомия, должны были каждый час совершать правило; от исполнения правила освобождены были достигшие совершенства и соединенной с ним непрестанной молитвы. Правило, преподанное Ангелом, состояло из Трисвятого, молитвы Господней, 50 псалма, Символа Веры и ста молитв Иисусовых[76]. В правиле­ говорится о молитве Иисусовой так же, как и о молитве Господней, то есть как о общеизвестных и о общеупотребительных. Преподобный Варсонофий Великий повествует, что монахи египетского скита преимущественно занимались молитвою, что видно и из жития преподобного Памвы, инока и аввы горы Нитрийской, недалекой от скита, в которой, подобно скиту, монахи проводили жизнь безмолвническую[77]. Из упомянутых в этом слове угодников Божиих, упражнявшихся или писавших о молитве Иисусовой, святой Игнатий Богоносец жил в Антиохии, скончался в Риме; святой мученик Каллистрат был уроженцем и жителем Карфагена; преподобный Пахомий Великий жил в Верхнем Египте; скитские­ и нитрийские монахи, равно как и преподобный Исаия, в нижнем; святой Иоанн Златоуст жил в Антиохии и в Константинополе; святой Василий Великий – в восточной половине Малой Азии, в Каппадокии; святой Варсонофий Великий – в окрестностях Иерусалима; святой Иоанн Лествичник на Синайской горе и некоторое время в Нижнем­ Египте, близ Александрии. Из этого видно, что моление именем Господа Иисуса было повсе­местным, общеупотребительным во Вселенской Церкви. Кроме­ упомянутых отцов писали о молитве Иисусовой нижеследующие: преподобный исихий, иерусалимский пресвитер, ученик святого Григория Богослова, писатель 5 века, уже жалующийся на остав­ление монахами упражнения Иисусовою молитвою и трезвения; преподобные: Филофей Синаит, Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит, Феолипт Филадельфийский, Григорий Палама, Каллист и Игнатий Ксанфопулы, и многие другие. Сочинения их большею частию помещены в обширном сборнике аскетических писателей, в Добротолюбии. Из российских отцов имеются сочинения о ней преподобного Нила Сорского, священноинока Дорофея, архимандрита Паисия Величковского,­ схимонаха Василия поляномерульского и иеромонаха Серафима Саров­ского. Все упомянутые писания отцов достойны глубокого уважения по обилию живущих в них и дышащих из них благодати и духовного разума;­ но сочинения российских отцов, по особенной ясности и простоте изложения, по большой близости к нам относительно времени доступнее для нас, нежели писания греческих светильников. В особенности писания старца Василия можно и должно признать первою книгою, к которой в наше время желающему успешно заняться Иисусовою молитвою необходимо обратиться[78]. Таково и назначение ее. Старец назвал свои писания предпутиями, предисловиями, или таким чтением, которое приготовляет к чтению греческих Отцов. Превосходна книга преподобного Нила Сорского. Чтением ее должно также предварять чтение греческих писателей; она, постоянно ссылаясь на них и объясняя их, приуготовляет к чтению и правильному пониманию этих глубокомысленных, святых учителей, нередко витий, философов, поэтов. – Все вообще творения святых отцов о монашеской жизни, и в особенности же о Иисусовой молитве, составляют для нас, монахов последнего времени, неоцененное сокровище. Во времена преподобного Нила Сорского, за три века до нас, живые сосуды Божественной благодати были крайне редки, до зела оскудели, по его выражению; ныне они так редки, что можно не останавливаясь и безошибочно сказать: их нет. За особеннейшую милость Божию признается, если кто, истомившись душою и телом в монашеском жительстве, к концу этого жительства неожи­данно найдет, где-либо в глуши, сосуд, избранный нелицеприятным Богом, уничиженный пред очами человеков, возвеличенный и превознесенный Богом. Так Зосима нашел в заиорданской безлюдной пустыне, сверх всякого чаяния, ­великую Марию[79]. По такому конечному оскудению в духоносных наставниках, Отеческие книги составляют единственный источник, к которому может обратиться томимая гладом и жаждою душа, для приобретения существенно нужных познаний в подвиге духовном. Книги эти – дражайшее наследие, оставленное Святыми отцами их иноческому потомству, нам нищим. Книги эти – крохи, упавшие к нам и составляющие нашу долю, крохи­ с духовной трапезы Отцов, богатых духовными дарованиями. Заметно, что время написания большого числа книг о умном делании совпадает с временем особенного оскудения в монашестве умного делания. Преподобный Григорий Синаит, живший в 14-м веке, когда прибыл на Афонскую гору, то нашел там, между тысячами монахов, только трех, которые имели некоторое понятие о умном делании. К 14 и 15 векам относится большинство писаний о Иисусовой молитве. «Движимые тайным Божественным вдохновением, – говорит Паисий Величков­ский, – многие Отцы изложили в книгах святое учение, исполненное премудрости Святого Духа, о этой Божественной умной молитве, на основании Божественых Писаний Ветхого и Нового Заветов. Это устроилось по особенному Божию промыслу, чтоб Божественное делание не пришло во всеконечное забвение. Многие из этих книг, по попущению Божию, за грехи­ наши, истреблены магометанами, поработившими себе Грече­ское государство; некоторые же смотрением Божиим сохранены до нашего времени»[80]. Возвышеннейшее умное делание не­обыкновенно просто, нуждается для принятия в младенческой простоте и вере, но мы сделались так сложными, что эта-то простота и неприступна, непостижима для нас. Мы хотим быть умными, хотим оживлять свое я, не терпим самоотвержения, не хотим действовать верою. По этой причине нам нужен наставник, который бы вывел нас из нашей сложности, из нашего лукавства, из наших ухищрений, из нашего тщеславия и само­мнения, в широту и простоту веры. По этой причине случается, что на поприще умного делания младенец достигает необыкновенного преуспеяния, а мудрец сбивается с пути и низвергается­ в мрачную пропасть прелести. «В древние времена, – говорит Паисий Величковский, – всесвятое делание умной молитвы сияло­ на многих местах, где пребывали Святые Отцы, и много тогда было наставников этому духовному подвигу: по этой причине и Святые Отцы тех времен, пиша о нем, объясняли только неизреченную духовную пользу, происходящую от него, не имея, как я полагаю, нужды писать о той части делания, которая приличествует новоначальным. Писали они отчасти и об этом, что очень ясно для имеющих опытное знание подвига; но для не имеющих его оно остается прикрытым. Когда некоторые из Отцов увидели, что истинные и непрелестные наставники этого делания начали очень умаляться, то, будучи подвигнуты Божиим Духом, чтоб не оскудело истинное учение о начале этой мысленной молитвы, изложили письменно о самом начале и приемах, как должно обучаться новоначальным, входить умом в страну сердечную, там истинно и непрелестно совершать умом молитву»[81].

Мы видели, что святой пророк Давид приглашает всех, без исключения, людей Божиих к молению именем Господа и что постановлением святой Церкви законополагается всем неграмотным и не знающим Священного Писания наизусть заменять молитвословия и псалмопения молитвою Иисусовою. Святой Симеон, архиепископ Солунский, запове­дует и советует архиереям, священникам, всем монахам и мирским на всякое время и час произносить эту священную молитву, имея ее как бы дыхание жизни[82]; при пострижении в монашество, когда новопостриженному даются четки, постригающий говорит:«При­ими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий, его же и носяй во устех твоих, уме же и сердце, глаголи непрестанно: Госпо­ди, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя»[83]. Но препо­­­­­­­­­­­­­­­­­добный Нил Сорский наставляет, что «память Божия, то есть умная молитва, выше всех деланий, добродетелей глава, как любовь Божия. Кто бесстыдно и дерзко захочет войти к Богу и беседовать с Ним чисто, кто нудится стяжать Его в себе, тот удобно умерщвляется бесами, если будет попущено, как взыскавший достигнуть того дерзостно и гордостно, превыше своего достоинства и устроения»[84]. При поверхностном взгляде завещание преподобного Нила может представиться противоречащим законоположению Священного Писания, святых Отцов и преданию Церкви. Тут нет противоречия; тут говорится о молитве Иисусовой в ее высшей степени. Всем христианам можно и должно заниматься молитвою Иисусовою с целию покаяния и призывания Господа на помощь, заниматься со страхом Божиим и верою, с величайшим вниманием к мысли и словам молитвы, с сокрушением духа; но не всем дозволяется приступать к молитвенному­ священнодействию умом в сердечной клети. Первым образом могут и должны заниматься Иисусовою молитвою не только монахи, живущие в монастырях и занятые послушаниями, но и миряне. Такая внимательная молитва может назваться и умною, и сердечною, как совершаемая ча­сто одним умом, и в тщательных делателях всегда при участии сердца, выражающимся чувством плача и слезами по причине умиления. Молитвенное священнодействие ума в сердце требует предварительного упражнения в первом образе моления, удовлетворительного преуспеяния в этом молении. Благодать Божия сама собою, в известное ей время, по ее благоволению, переводит подвижника молитвы от первого образа молитвы ко второму. Если благоугодно Богу оставить подвижника при молитве покаяния, то да остается он при ней, да не ищет высшего состояния, да не ищет его в твердом убеждении, что оно не приобретается человеческим усилием, – даруется Богом. Пребывание в покаянии есть залог спасения. Будем довольны этим состоянием; не будем искать состояния высшего. Такое искание есть верный признак гордости и самомнения; такое искание приводит не к преуспеянию, а к пре­­­ткновениям и погибели. Святой Нил, основываясь на учении всех святых Отцов, воспрещает преждевременно стремиться к низведению ума в серд­це, к наружному и внутреннему безмолвию, к ощущению сладости и прочих высоких молитвенных состояний, которые открываются тогда, когда будет принята Богом молитва покаяния и враги отступят от души. Сказал псалмопевец: отступите от мене вси делающие беззаконие, яко услыша Господь глас плача моего. Услыша Господь моление мое, Господь молитву мою прият[85]. Утешение, радость, наслаждение, ­подаяние даров суть последствия примирения. Искание их прежде примирения есть начинание, исполненное безрассудства.

Для стяжания глубокой сердечной молитвы нужно значительное предуготовление: оно должно состоять в удовлетворительном изучении опытом монашеской жизни, в приобучении себя к деятельности по Евангельским заповедям; святая молитва ос­новывается на устроении души, производимом деятельностию по заповедям, почивает в этом устроении, не может пребыть в душе, когда она не находится в таком устроении. Приготовление должно состоять в удовлетворительном изучении Нового­ Завета и Отеческих писаний о молитве. Тем необходимее последнее приуготовление, что за неимением духовных руководителей единственным руководителем нашим дол­­­­­­­жны быть Отеческие писания и молитвенный плач пред Богом. Вожделенна сердечная молитва; вожделенно сердечное безмолвие; вожделенно келейное неисходное безмолвие и жительство в уединеннейшей пустыне, как особенно способствующие к развитию сердечной молитвы и сердечного безмолвия. «Но и самые эти благие и благолепные делания, – говорит преподобный Нил Сорский, – должно проходить с рассуждением, в приличное время, по достижении надлежащей меры преуспеяния, как говорит Василий Великий: «Всякому деланию должно предшествовать рассуждение: без рассуждения и благое дело обращается в злое по безвременности и неумеренности. Когда же рассуждением определяется время и мера благому, тогда бывает чудный прибыток». И Лествичник, заимствовав слова из Писания, говорит: время всякой вещи, яже под небесем[86], между всеми же, сказал он, и в нашем святом жительстве есть время каждому занятию. И, продолжая, говорит: «Есть время безмол­вию, и время немятежной молве; есть время непрестанной молитве, и время нелицемерному служению. Не будем прельщаться гордостным усердием и искать прежде времени того, что приходит в известное время. В противном случае не получим ничего и в должное время. Есть время сеять­ труды, и время пожинать колосья неизреченной благодати»[87]. В особен­ности преподобный Нил воспрещает безрассудное стремление к отшельничеству, а такое стремление почти всегда появляется у личностей, не понимающих ни себя, ни монашества: потому-то преткновения и самообольщения, при этом роде жизни, случаются самые тяжкие. Если монахам воспрещается безвременное стремление к молитве, приносимой умом в серде­ч­­­­ном храме, тем более воспрещается оно мирянам. Имели глубочайшую сердеч­ную молитву святой Андрей юродивый и неко­торые другие, весьма немногие миряне: это – исключение и величайшая редкость, которая никак не может служить правилом для всех. Причисление себя к этим исключительным личностям есть не что иное, как обольщение себя самомнением, скрытая прелесть прежде явной прелести. Паисий Величковский в письме к старцу Феодосию говорит: «Отеческие книги, в особенности те из них, которые научают истинному послушанию, трезвению ума и безмолвию, вниманию и умной молитве, то есть той, которая совершается умом в сердце, исключительно приличествует только­ одному монашескому чину, а не всем вообще православным христианам. Богоносные Отцы, излагая учение о этой молитве, утверждают, что ее начало и непоколебимое основание есть истинное послушание, от которого рождается истинное смирение, а смирение хранит подвизающегося в молитве от всех прелестей, последующих самочинникам. Истинного монашеского послушания и совершенного во всем отсечения своих воли и разума отнюдь не возможно стяжать мирским людям. Как же возможно будет мирским людям, без послушания, по самочинию, которому последует прелесть, понуждаться на столь страшное и ужасное дело, то есть на таковую молитву, без всякого наставления? как им избежать многоразличных и многообразных прелестей вражиих, наводимых на эту молитву и ее делателей прековарно? Так страшна эта вещь, то есть молитва – молитва, не просто умная (умственная), то есть совершаемая умом нехудожно, но действуемая художественно умом в сердце, – что и истинные послушники, не только отсекшие, но и совершенно умертвившие волю свою и рассуждение пред отцами своими, истинными и пре­искусными наставниками деланию этой молитвы, всегда находятся в страхе и трепете, боясь и трепеща, чтоб не пострадать в этой молитве какой-нибудь прелести,­ хотя и хранит их всегда от нее Бог, за истинное смирение их, которое они стяжали благодатию Божиею при посредстве истинного послушания своего. Тем более мирским людям, жительствующим без послушания, если они от одного чтения таких книг понудятся на молитву, предстоит опасность впадения в какую-либо прелесть, приключающуюся начинающим самочинно подвиг этой молитвы. Эту молитву святые назвали художеством художеств: кто ж может научиться ей без художника,­ то есть без искусного наставника? Эта молитва есть духовный меч, дарованный от Бога, на заклание врага наших душ. Молитва эта просияла как солнце, только среди иноков, особенно в странах Египетских, также в странах Иерусалимских, в горе Синай­ской и Нитрийской, во многих местах Палестины и на иных многих местах, но не повсюду, как явствует из жития святого Григория Синаита. Он обошел всю святую (Афонскую)­ гору и, сделав тщательное разыскание делателям этой молитвы, не нашел в ней ни одного, который бы имел хотя малое понятие о этой молитве[88]. Отсюда явствует: если в таком святом месте преподобный Григорий не нашел ни одного делателя молитвы, то и во многих местах делание этой молитвы было неизвестно между иноками. А где и занимались им, где она просиявала между иноками подобно солнцу, там хранилось делание этой молитвы, как великая и неизреченная тайна, известная лишь Богу и ее делателям. Мирскому народу делание этой молитвы было вполне неизвестно. Но ныне, по напечатании отеческих книг, узнают о нем не только иноки, но и все христиане. По поводу этого боюсь и трепещу, чтоб по вышесказанной причине, то есть за самочинное вступление в подвиг этой молитвы без наставника, таковые самочинники не подверглись прелести, от которой Христос Спаситель да избавит Своею благодатию всех, хотящих спастись»[89].

Признаем обязанностию своею изложить здесь, по мере скудно­го разумения нашего и скудной опытности, учение святых Отцов о художественном возделании молитвы Иисусовой, с ясным обозначением, какой образ упражнения молитвою и какого­ вида умная и сердечная молитва приличествует всем без исклю­чения христианам и новоначальным инокам, и какой образ делания свойствен преуспевшим, возведенным в преуспеяние Божиим благоволением и Божиею благодатию.

Без всякого сомнения, первое место между всеми способами должно дать способу, предлагаемому святым Иоанном Лествичником, как особенно удобному, вполне безопасному, нужному,­ даже необходимому для действительности молитвы, приличест­вующему всем благочестиво жительствующим и ищущим спасе­ния христианам, и мирянам, и инокам. Великий наставник иночест­вующих дважды говорит об этом способе в своей Лествице, возводящей от земли на небо: в слове о послушании и в слове о молитве. Уже то, что он излагает свой способ в изложении учения о послушании общежительных иноков, с оче­видностью показывает, что этот способ назначается и для новоначальных иноков. Пред­ложение способа повторяется в отдельном, пространном учении о молитве, после наставления для безмолвников, следовательно,­ повторяется для преуспевших иноков: это показывает с очевидно­стию, что способ очень хорош и для безмолвников, и для преуспевших иноков. Повторяем: величайшее достоинство способа заклю­чается в том, что он, при всей удовлетворительности своей, вполне безопасен. – В слове о молитве святой Иоанн Лествичник говорит: «Подвизайся возвращать, – точнее, заклю­чать мысль в словах молитвы. Если по причине младенчест­венности, она изнеможет и уклонится, опять введи ее. Свойственна уму нестоятельность. Может же установить его Тот, Кто уставляет все. Если стяжешь это делание и постоянно будешь держаться его, то придет Определяющий в тебе границы морю твоему и скажет ему при молитве­ твоей: до сего дойдеши, и не прейдеши[90]. ­Невозможно связывать дух, но где присутствует Создатель этого духа, там все покоряется Ему[91]. Начало молитвы – помыслы, отгоняемые молитвою при самом их начале, средина – когда ум пребывает в одних словах, произносимых гласно или умом, конец – восхищение ума к Богу»[92]. В слове о послушании святой Иоанн говорит: «Борись с мыслию непрестанно, возвращая ее к себе, когда она улетает: Бог не требует от послушников молитвы непарительной. Не скорби, будучи окрадаем, но благодушествуй, постоянно возвращая ум к самому себе»[93]. Здесь преподан способ внимательно молиться, молиться и гласно, и одним умом. Во внимательной молитве не может не принять участия сердце, как сказал преподобный Марк: «Ум, молящийся без развлечения, утесняет сердце»[94]. Таким образом, кто будет молиться по способу, предложенному святым Иоанном Лествични­ком, тот будет молиться и устами, и умом, и сердцем; тот, преуспев в молитве, стяжет умную и сердечную молитву, привлечет в себя Божественную благодать, как видно из приведенных слов великого наставника иноков. Чего желать более? нечего. При таком образе упражнения молитвою какая может быть прелесть? лишь одно увлечение в рассеянность: погрешность, вполне явная,­ в новоначальных неизбежная, способная к немедленному уврачеванию чрез возвращение­ мысли в слова,­ уничтожаемая милостию и помощию Божиею, в свое время, при постоян­ном подвиге. – Спросят: неужели такой великий Отец, живший в то время, когда умное делание процветало, ничего не говорит о молитве, совершаемой умом в сердце? Гово­рит, но так прикрыто, что одни знакомые опытно­ с деланием молитвы могут понять, о чем говорится. Так поступил Святой, будучи руководим духовною мудро­стию, с которою написана вся книга его. Изложив о молитве самое верное и удовлетворительное учение, могущее возвести делателя в бла­годатное состояние, Лествичник выразился приточ­но о том, что совершает­ся по осенении молитвенного подвига благодатию.­ «Иное, – сказал он, – обра­щаться часто к сердцу, а иное – быть по уму епископом сердца, князем и архиереем, приносящим Христу словесные жертвы»[95]. Иное – молиться со вниманием, при участии сердца; иное – нисходить умом в серде­чный храм и оттуда приносить таинственную молитву, исполненную силы и благодати Божественных. Второе происходит от первого. Внимание ума при молитве привлекает сердце к сочувствию; при усилении внимания, сочувствие сердца уму обращается в соединение сердца с умом, наконец, при внимании, усвоившемся молитве, ум нисходит в сердце для глубочайшего молитвенного­ священнослужения. Все это совершается под водительством благодати Божией, по ее благоволению и усмотрению. Стремление ко второму прежде стяжания первого не только бесполез­но, но может быть причиною величайшего вреда; для отвращения этого вреда прикрыто молитвенное таинство от любопытства и легкомыслия в книге, назначенной для общего употребления монашествующих. В те блаженные времена, при обилии живых сосудов благодати, могли прибегать к совету их, при всех особенных случаях, нуждавшиеся в совете.­

Между Раифскими иноками, для которых написана блаженным Иоанном «Лествица», процветала умная молитва под руко­водством опытного, духовного наставления. Об этом святой писатель опять выражается приточно и прикровенно в слове к пастырю. Выражается он так: «Прежде всего, о честный отец, потребна нам духовная сила, чтоб тех, которых мы возжелали ввести во Святая Святых, которым вознамерились показать Христа, Почивающего на их таинственной и сокровенной трапезе – в особенности, доколе они находятся в преддверии у этого­ входа, и когда увидим, что их теснит и угнетает народ, с целью возбранить им желанный вход – мы могли, взяв за руку, как младенцев, освободить от народа помыслов. Если же младенцы крайне голы и немощны, то необходимо нам поднять их на рамена и возносить на раменах, доколе они пройдут чрез дверь входа, точно знаю: обычно там быть всевозможной тесноте и давке. Почему и сказал некто об этой тесноте: сие труд есть предо мною, дондеже вниду во святило Божие[96], – и труд прости­рается только до вшествия»[97]. «Желающий видеть Господа внутри себя старается очистить сердце свое непрестанною памятию Божиею. Мысленная страна чистого душою – внутри его. Солнце, сияющее в ней, – свет Святыя Троицы. Воздух, которым дышат жители ее, – Всесвятый Дух. Жизнь, радость и веселие этой страны – Христос, Свет от Света – Отца. Это – Иерусалим и Царство Божие, сокровенное внутри нас, по слову Господа[98]. Эта страна – облак славы Божией: одни чистые сердцем войдут в нее, чтоб увидеть лицо своего Владыки и чтоб озарились умы их лучом света Его[99]. Постарайся войти в клеть, которая внутри тебя, и увидишь клеть небесную. Та и другая – одно: одним входом вступишь в обе. Лествица к Царству Небесному – внутри тебя: она устроена таинственно в душе тво­ей. Погрузи себя в себя от греха и найдешь там ступени, которыми возможешь взойти на небо»[100]. Вводил учеников своих в святилище сердечной благодатной молитвы и в состояния, производимые ею, преподобный Варсонофий, инок, достигший высшей степени духовного преуспеяния. Между наставлениями­ его читаем и следующее, данное некоторому безмолвнику, состо­явшему под его руководством: «Единый безгрешный Бог, спасающий надеющихся на Него, да укрепит любовь твою служить Ему в преподобии и правде во все дни живота твоего, во храме и жертвеннике внутреннего человека, где приносятся духовные жертвы Богу, злато, ливан и смирна, где жрется телец упитанный, кропится честная кровь непорочного Агнца, где раздаются согласные воскликновения святых Ангелов: тогда возложат на алтарь твой тельцы[101]. Тогда – когда? – Когда придет Господь наш, этот великий Архиерей, приносящий и при­емлющий бескровную жертву; когда, во имя Его, хромой, сидя­щий у красных ворот, сподобится услышать радостный глас: возстани и ходи[102]. Хромой входит тогда во святилище, ходя, и скача, и хваля Бога. Тогда прекращается сон нерадения и невежества; тогда отъемлется дремание уныния и лености от веждей; тогда пять мудрых дев вжигают светильники свои[103] и ликуют с женихом в святом чертоге, воспевая согласно, ­безмолвно: вкусите и видите, яко благ Господь: блажен муж, иже уповает Нань[104], тогда прекращаются и брани, и осквернения, и дви­жения; тогда водворяется святой мир Святой Троицы, печатлеется сокровище и пребывает некрадомым. Помолись, чтоб уразуметь, и достигнуть, и возрадоваться о Христе Иисусе Господе нашем»[105]. Внушается величайшее благоговение к молитвенному сердечному священнодействию величественным изображением его, сделанным Отцами. Это благоговение и самое благоразумие требует от нас, чтоб мы отреклись от преждевременного, самочинного, гордостного, безрассудного усилия войти в таинственое святилище. И благоговение, и благоразумие научают нас пребывать внимательною молитвою, молитвою покаяния, при дверях храма. Внимание и сокрушение духа – вот та клеть, которая дана в пристанище кающимся грешникам. Она – преддверие святилища. В ней будем укрываться и заклю­чаться от греха. Да соберутся в эту Вифезду все, страждущие нравственною хромотою, все прокаженные, все слепые и глухие,­ словом – все недугующие грехом, чающие движения воды[106] – действия милости и благодати Божией. Сам и Един Господь, в известное Ему время, дарует исцеление и вход во святилище, единственно по своему непостижимому благоволению. Аз вем, их же избрах[107], говорит Спаситель. Не вы мене избрасте, говорит он избранным Своим, но Аз избрах вас, и положих вас, да вы идете и плод принесете, да его же просите от Отца во имя Мое, даст вам[108].

Весьма хорош способ обучения Иисусовой молитве, предлагаемый священноиноком Дорофеем, российским подвижником и аскетическим писателем. «Кто молится устами, –говорит священноинок, – а о душе небрежет и сердца не хранит, такой человек молится воздуху, а не Богу, и всуе трудится, потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию. Молиться должно от всего усердия своего: от души, и ума, и сердца своего, со страхом Божиим, от всей крепости своей. Умная молитва­ не попускает входить во внутреннюю клеть ни парению, ни скверным помыслам. Хочешь ли научиться деланию умной и серде­чной молитвы? Я научу тебя. Внимай прилежно и разумно, послушай меня, любимый мой. Сначала должно тебе творить молитву Иисусову голосом, то есть устами, языком и речью, вслух себе одному. Когда насытятся уста, язык и чувства молитвою, произносимою гласно, тогда гласная молитва прекращается и начинает она произноситься шепотом. После этого должно поучаться умом, приницать и прилежать всегда к гортанному почувению. Тогда умная и сердечная молитва начнет манием[109], самовластно, непрестанно воздвизаться, обноситься и действовать, на всякое время, при всяком деле, на всяком месте»[110].

Блаженный старец, иеромонах Серафим Саровский, завещавает новоначальному, по прежде существовавшему общему обычаю в Саровской пустыне, творить непрестанно молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. «При молитве, –наставляет старец, – вникай себе, то есть собирай ум и соединяй его с душою. Сначала день, два и более, твори эту молитву одним умом, раздельно, внимай каждому слову особо. Когда Господь согреет сердце твое теплотою благодати Своей и соединит тебя во един дух, тогда потечет в тебе эта молитва непрестанно и всегда будет с тобою, наслаждая и питая тебя[111]. Это-то и значат слова, сказанные пророком Исаиею: роса, яже о Тебе исцеление им есть[112]. Когда же будешь содержать в себе эту пищу душевную, то есть беседу с Господом, то зачем ходить по келлиям братий, хотя кем и будешь призываем?­ Истинно сказываю тебе, что празднословие есть и празднолюбие. Если себя не понимаешь, то можешь ли рассуждать о чем и учить других? Молчи, непрестанно молчи; помни всегда присутствие Бога и имя Его. Ни с кем не вступай в разговор; но вместе и остерегайся осуждать разговаривающих и смеющихся.­ Будь в этом случае глух и нем. Что бы о тебе ни говорили, все пропускай мимо ушей. В пример себе можешь взять Стефана Нового, которого молитва была непрестанна, нрав кроток, уста молчаливы, сердце смиренно, дух умилен, тело с душою чисто,­ девство непорочно, нищета истинная и нестяжание пустынническое; послушание его было безропотливое, делание – терпеливо, труд – усерден. Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай,­ сколько кто ест, но внимай себе, питая душу молитвою»[113]. Старец, дав такое наставление новоначальному иноку, проводящему­ деятельную жизнь в монастырских трудах, и преподав ему упражнение молитвою, приличествующею деятельному, воспрещает преждевременное безрассудное стремление к жительству умозрительному и к соответствующей этому жительству молитве. «Всякому, – говорит он, – желающему проходить жизнь духовную, должно начинать с деятельной жизни, а потом уже переходить к умозрительной, потому что без деятельной жизни­ в умозрительную прийти невозможно. Деятельная жизнь служит к очищению нас от греховных страстей и возводит нас на степень деятельного совершенства, а тем самым пролагает нам путь к умозрительной жизни. К сей могут приступать только очистившиеся от страстей и стяжавшие полное обучение в деятельной жизни, как это можно видеть из слов Священного Писания: блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят[114], и из слов святого Григория Богослова: «К умозрению могут приступать только совершеннейшие по своей опытности (в деятельной жизни)». К умозрительной жизни должно приступать со страхом и трепетом, с сокрушением сердца и смирением, со многим испытанием святых Писаний и под руководством искусного старца, если такового можно найти, а не с дерзостию и самочинием. Дерзостный и презорливый, по словам Григория Синаита, не по достоинству своему взыскав (высокого духовного состояния), с кичением усиливается достигнуть его преждевременно. И опять: если кто мечтает по мнению своему достигнуть высокого состояния и стяжал желание сатанин­ское, а не истинное, того диавол уловляет своими мрежами, как слугу­ своего»[115]. Предостерегая таким образом от гордостного стремления к высоким молитвенным состояниям, старец настаивает, можно сказать, на необходимости для всех вообще иноков, никак не исключая и самых новоначальных послушников, в внимательной жизни и в непрестанной молитве. Замечено, что, по большей части, то направление, которое примется при вступлении в монастырь, остается господствующим в иноке на всю его жизнь. «Благодатные дарования, –утверждает Серафим, – получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих»[116]. Истинно решившиеся служить Богу должны упражняться в памяти Божией и непрестанной молитве ко Господу Иисусу Христу, говоря умом: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Таковым упражнением, при охранении себя от рассеянности и при соблюдении мира совести, можно приблизиться к Богу и соединиться с Ним. Иначе, как непрестанною молитвою, по словам святого Исаака Сирского, приблизиться к Богу мы не можем»[117]. Монахам и по­слушникам, произволяющим заниматься молитвою Иисусовою, для удобнейшего избежания рассеянности и пребывания во внимании, Серафим советует стоять в церкви, при молитвословиях, с закрытыми глазами и открывать их только тогда, когда­ будут отягощать сон и дремание. Тогда советует он устремлять взоры к святым иконам, что также охраняет от рассеянности и возбуждает к молитве[118]. Новоначальный с особенным удобством приучается к молитве Иисусовой на продолжительных монастырских молитвословиях. Присутствуя на них, к чему бесплодно и душевредно скитаться мыслями повсюду? а этого невозможно избежать, если ум не будет привязан к чему-либо. Займись молитвою Иисусовою: она удержит ум от скитания; ты сделаешься гораздо сосредоточеннее, глубже; гораздо лучше­ будешь внимать чтению и песнопениям церковным, – вместе неприметным образом и постепенно обучишься умной молитве. – Желающему проводить внимательную жизнь, Серафим завещавает не вникать посторонним слухам, от которых голова наполняется праздными и суетными помышлениями и воспоминаниями; завещавает не обращать внимания на чужие дела, не размышлять, не судить и не говорить о них; завещавает избегать собеседований, вести себя странником, ­встречающихся отцов и братий почитать поклонами в молчании, при хранении себя от внимательного воззрения на них[119], потому что такое воззрение производит непременно в душе какое-либо впечатление, которое будет причинять ей развлечение, привлекая к себе внимание ее и отвлекая его от молитвы. Вообще, проводящему внимательную жизнь не должно смотреть ни на что пристально­ и не слушать ничего с особенным тщанием, но видеть как бы не видя и слышать мимоходно, чтоб память и сила внимания были всегда свободными, чуждыми впечатлений мира, способными и готовыми к приятию впечатлений Божественных.

Очевидно, что способы, предложенные священноиноком Дорофеем и старцем Серафимом, тождественны со способом, предложенным святым Иоанном Лествичником. Но святой Иоанн изложил свой способ с особенною ясностию и определенностию.­ Этот Отец принадлежит к древнейшим и величайшим наставникам иночества, признан таким Вселенскою Церковию; позд­нейшие святые писатели ссылаются на него, как на достовернейшего учителя, как на живой сосуд Святого Духа: на этом основании мы со всею благонадежностию предлагаем его способ во всеобщее употребление возлюбленным отцам и братиям, не только жительствующим в монастырях, но и жительствующим посреди мира, имеющим искреннее желание непритворно, успешно и богоугодно молиться. Этот способ не может быть устранен: устранение его из молитвы было бы устранением из нее внимания, а без внимания молитва – не молитва. Она мерт­ва! она – бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие! Внимательно молящийся непременно молится более или менее этим способом. Если внимание умножится и усилится при молитве, непременно явится образ моления, предлага­емый Божественным Иоанном. «Проси плачем, – говорит он, – ищи послушанием, толцы долготерпением: тако просяй приемлет и ищай обретает, и толкущему отверзется»[120].

Опыт не замедлит показать, что при употреблении способа, в особенности сначала, должно произносить слова с крайнею неспешностию, чтоб ум успевал вмещаться в слова, как в формы; этого нельзя достигнуть при поспешном чтении. Способ святого Иоанна весьма удобен и при упражнении молитвою Иисусовою, и при келейном чтении молитвословий, даже при чтении Писания и отеческих книг. Приучаться к нему должно, как бы читая по складам, – с такою неспешностию. Приобучившийся к этому способу стяжал молитву устную, умную и серде­чную, свойственную всякому, проводящему деятельную жизнь. Святейший Каллист, патриарх Константинопольский, так рассуждает о молитве: «Непрестанная молитва состоит в не­престанном призывании имени Божия. Беседует ли кто, сидит ли, ходит, делает ли что, ест ли или занимается чем другим, должен во всякое время и на всяком месте призывать имя Божие, по завещанию Писания: Непрестанно молитеся[121]. Таким­ образом уничтожаются покушения на нас врага. Молиться должно сердцем; молиться должно и устами, когда мы одни. Если же кто находится на торжище или в обществе с другими, тот не должен молиться устами, но одною мыслию. Должно наблюдать за зрением и всегда смотреть вниз для охранения себя от развлечения и от сетей врага. Совершенство молитвы заключается в том, когда она произносится к Богу без уклонения ума в развлечение, когда все мысли и чувствования человека собираются во едино моление. Молитва и псалмопение должны совершаться не только умом, но и устами, как говорит пророк Давид: Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою[122]. И Апостол, показывая, что требуются и уста, сказал: Приносим жертву хваления Богу, сиречь плод устен исповедающихся имени Его[123]. Преподобный Варсонофий Великий священноиноку, вопросившему его о том, как должно молиться, отвечал: «Должно несколько упражняться в псалмопении, несколько молиться изустно; нужно время и на то, чтоб испытывать и блюсти свои помыслы. У кого на обеде много разных снедей, тот ест много и с услаждением, а кто каждый день употребляет одну и ту же пищу, тот не только вкушает ее без услаждения, но иногда, может быть, чувствует и отвращение от нее. Так бывает и в нашем состоянии. В псалмопении и молитве устной не связывай себя, но делай, сколько Господь даст тебе. Не оставляй также чтения и внутренней молитвы. Несколько того, несколько другого – и так проведешь день, угождая Богу. Совершенные Отцы наши не имели определенного правила, но в течении целого дня исполняли свое правило: несколько упражнялись в псалмопении, несколько читали изустно молитвы, несколько испытывали помыслы, – мало, но заботились и о пище; все же это делали со страхом Божиим»[124]. Так рассуждал и наставлял брата преподобный Отец, бывший в великом молитвенном преуспеянии. Опыт научит всякого упражняющегося в молитве, что произнесение несколько вслух молитвы Иисусовой и вообще всех молитвословий очень способствует к удержанию ума от расхищения развлечением. При усиленном вражеском нападении, когда ощутится ослабление произволения и омрачение ума, необходима гласная молитва. Внимательная гласная молитва есть вместе и умная, и сердечная.­

Убогим словом нашим мы не уклоняем и не устраняем возлюбленных отцов и братий наших от молитвенного, возвышенного преуспеяния; напротив того, всеусердно желаем им его. Да будут все иноки подобны Ангелам и Архангелам, которые не имеют покоя день и ночь от возбуждающей их Божественной любви и по причине ее непрестанно и ненасытно насыщаются славословием Бога. Именно для того, чтоб получено было неизреченное богатство сердечной молитвы в свое время, дается­ предостережение от действования преждевременного, ошибочного, дерзостного. Воспрещается безрассудное, разгоряченное стремление к открытию в себе благодатной сердечной молитвы; воспрещается это стремление потому, что причина его – неведение или недостаточное знание и гордостное признание себя способным к благодатной молитве и достойным ее; воспре­щается это стремление потому, что раскрытие в себе благодатной молитвы одними собственными усилиями – невозможно; воспрещается это стремление, ломящееся неистово во врата таинственного Божьего храма, чтоб оно не воспрепятствовало благости Божией когда-либо умилосердиться над нами, признать недостойных достойными, дать дар не чающим дара, обрекшим себя на вечные казни в узилищах ада. Дар дается смирившемуся и уничижившему себя пред величием дара; дар дается отрекшемуся своей воли и предавшемуся воле Божией; дар дается укрощающему и умерщвляющему в себе плоть и кровь,­ укрощающему и умерщвляющему в себе плотское мудрование заповедями Евангелия. Жизнь воссиявает соответственно степени умерщвления. Пришедши неожиданно, единственно­ по благоволению своему, она довершает и совершает умерщвление, предначатое произвольно. Неосторожные, особливо упорные, водимые самомнением и самочинием, искатели высокого молитвенного состояния, всегда бывают запечатлены печатию отвержения, по определению духовного закона[125]. Снятие этой печати очень затруднительно, – по большей части невозможно.­ Какая тому причина? – Вот она: гордость и самомнение, вводящие в самообольщение, в общение с демонами и в порабощение им, не дают видеть неправильности и опасности своего положения, не дают видеть ни горестного общения с демонами, ни бедственного, убийственного порабощения им. «Оденься прежде листьями, а потом, когда повелит Бог, принесешь и пло­ды», – сказали Отцы[126]. Стяжи сперва внимательную молитву: предочищенному и предуготовленному внимательною молитвою, образованному, скрепленному заповедями Евангелия, осно­ванному на них в свое время Бог, всемилостивый Бог, дарует молитву благодатную.

Молитвы учитель – Бог; истинная молитва – дар Божий[127]. Молящемуся в сокрушении духа, постоянно, со страхом Божи­им, с вниманием, Сам Бог дает постепенное преуспеяние в молитве. От внимательной и смиренной молитвы являются духовное действие и духовная теплота, от которых оживает сердце. Ожившее сердце привлекает к себе ум, делается храмом благодатной молитвы[128] и сокровищницею доставляемых ею, по ее свойству, духовных даров. «Потрудись, – говорят великие подвижники и учители молитвы, – сердечным болезнованием приобрести теплоту и молитву, и Бог даст тебе иметь их всегда. Забвение изгоняет их; само же оно рождается от нерадения[129]. – Если хочешь избавиться от забвения и пленения, то не возможешь­ иначе достигнуть этого, как стяжавши в себе духовный огнь: только от его теплоты исчезают забвение и пленение. Приобрета­ется же этот огнь стремлением к Богу. Брат! если сердце твое день и ночь с болезнию не будет искать Господа, то ты не возможешь преуспеть. Если же, оставив все прочее, займешься этим, то достигнешь, как говорит Писание: упразднитесь и разумейте[130]. – Брат! умоли благость Того, Который всем человекам хощет спастися, и в разум истины приити[131], чтоб Он даровал тебе духовное бодрствование, возжигающее духовный огнь. Господь, Владыка неба и земли, пришел на землю, для низведения на нее этого огня[132]. Вместе с тобою, по силе моей, буду молиться и я, чтоб это бодрствование даровал тебе Бог, Который подает благодать всем, просящим с трудом и усерди­ем. Она, пришедши, наставит тебя на истину. Она просве­щает очи, исправляет ум, прогоняет сон расслабления и нерадения, возвращает блеск оружию, покрывшемуся ржавчиной в земле лености, возвращает светлость одеждам, оскверненным в плену у варваров, влагает ненависть к мерзостным мертвечинам, составляющим пищу варваров, влагает желание насытиться великою жертвою, приносимою нашим великим Архиереем. Это та жертва, о которой было открыто Пророку, что она очищает грехи и отъемлет беззакония[133], плачущих прощает, смиренным дает благодать[134], является в достойных, – и ею они наследуют живот вечный, о имени Отца и Сына и Святого Духа»[135]. «Духовное бодрствование или трезвение есть духовное художество, совершенно избавляющее человека, с помощию­ Божиею, от греховных дел и страстных помыслов и слов, когда­ оно проходится в течение долгого времени и усердно. Оно – сердечное безмолвие; оно – хранение ума; оно – внимание себе, чуждое всякого помысла, всегда, непрерывно и непрестанно призывающее Христа Иисуса, Сына Божия и Бога, Им дышащее, с Ним мужественно ополчающееся на врагов, Ему исповедающееся». Такое определение духовному бодрствованию делает святой Исихий Иерусалимский[136]. Согласны с ним и прочие Отцы[137].

«Огнь, пришедши в сердце, восстановил молитву. Когда же она восстала и вознеслась на небо, тогда совершилось сошествие огня в горницу души»[138]. Слова эти принадлежат светильнику Синайскому, Иоанну Лествичнику. Очевидно, что святой­ говорит из своего блаженного опыта. Подобное случилось и с пре­подобным Максимом Капсокаливи. «Я, – поведал он преподобному Григорию Синаиту, – от юности моей имел великую веру к Госпоже моей, Богоматери, и молился ей со слезами,­ чтоб Она подала мне благодать умной молитвы. Однажды пришел я по обычаю в храм Ее и усердно молился Ей об этом. Приступил я и к иконе Ее, начал целовать с благоговением изображение Ее и внезапно ощутил я, что впала в грудь мою и в сердце теплота, не опалявшая внутренности, напротив того, услаждавшая и орошавшая, побуждавшая душу мою к умилению. С этого времени сердце мое начало внутри себя пребывать в молитве и ум мой услаждаться памятию Иисуса моего и Богоматери и непрестанно Его, Господа Иисуса, иметь в себе. С этого времени молитва никогда не прекращалась в сердце моем»[139]. Благодатная молитва явилась внезапно, неожиданно, как дар от Бога; душа Преподобного была предуготовлена к получению дара молитвы усердною, внимательною, смиренною, постоянною молитвою. Благодатная молитва не осталась в Преподобном без своих обычных последствий, вовсе не известных и не свойственных плотскому и душевному состоянию. Обильное явление духовного огня в сердце, огня Божественной любви, описано Георгием, Задонским затворником, из собственного­ опыта. Но прежде этого послан ему был Божественный дар покаяния, предочистивший сердце для любви, дар, действовавший как огнь, истребивший все, оскверняющее дворы Господа Святого и Сильного[140], и повергший самое тело в изнеможение. «Святой и пренебесный огнь, – говорит святой Иоанн Лествичник, – одних опаляет по причине недостаточной чистоты их; других, напротив того, просвещает, как достигших совершенства. Один и тот же огнь называется и огнем поядающим, и све­том просвещающим. По этой причине одни исходят от молитвы­ своей, как бы из жарко натопленной бани, ощущая некоторое облегчение от скверны и вещественности; другие же выходят просвещенные светом и одеянными в сугубую одежду смирения и радования. Те же, которые после молитвы своей не ощущают ни которого из этих двух действий, молятся еще телесно, а не духовно»[141]. Духовною молитвою названа здесь молитва, движимая Божественною благодатию, а телесною молитвою – молитва, совершаемая человеком при собственном усилии, без явственного содействия благодати. Необходима второго рода молитва, как утверждает тот же Иоанн Лествичник, чтоб дарована была в свое время молитва благодатная[142]. Чем же ознаменовывает свое пришествие молитва благодатная? – Она ознаменовывает свое пришествие плачем вышеестественным, – и входит человек во врата святилища Божия, своего сердца, во исповедании неизреченном.

Прежде нежели приступим к описанию способа, предлагаемого святыми Отцами почти исключительно безмолвникам, признаем нужным несколько приуготовить читателя. –Писания­ Отцов можно уподобить аптеке, в которой находится множество целительнейших лекарств; но больной, не знакомый с врачебным искусством, и не имея руководителем врача, очень за­труд­нится в выборе лекарства, приличествующего болезни его. Если же по самонадеянности и легкомыслию, не справясь основательно, за неимением врача, с врачебными книгами, больной торопливо решится сам на выбор и принятие лекарства, то выбор этот может быть самым неудачным. Лекарство, само собою целительное, может оказаться не только бесполезным, но и очень вредным. В положение, подобное положению такого­ больного, поставлены мы, за неимением Духоносных руководителей по отношению к писаниям святых Отцов о тайнодействии сердечной молитвы и ее последствиях. Учение о молитве,­ в дошедших до нас Отеческих книгах, изложено с удовлетворительными полнотою и ясностию; но мы, будучи поставлены при неведении нашем пред этими книгами, в которых изображены, в величайшем разнообразии, делания и состояния новоначальных, средних и совершенных, находим себя в крайнем затруднении при избрании делания и состояния, нам свойственных. Несказанно счастлив тот, кто поймет и ощутит эту затруд­нительность. Не поняв ее, при поверхностном чтении святых Отцов, поверхностно ознакомясь с предлагаемыми ими деланиями, многие приняли на себя делание, несвойственное себе и нанесли себе вред. Святой Григорий Синаит в сочинении своем, написанном для весьма преуспевшего безмолвника, Лонгина[143], говорит: «Иное дело – безмолвия, и иное – общежития. Каждый, пребывая в том жительстве, к которому призван, спасется. И потому я опасаюсь писать по причине немощных, видя, что жительствуешь посреди их, ибо всякий, проходящий излишне усиленный подвиг молитвы от слышания или учения, погибает, как не стяжавший руководителя»[144]. Святые Отцы упоминают, что многие, принявшись за делание молитвы неправильно, по способам, для которых они не созрели и были неспособны, впали в самообольщение и умоповреждение. – Не только от чтения Отеческих книг, при недостаточном понимании их, происходит величайший вред, но и от общения с величайшими угодниками Божиими, от слышания святого учения их. Так случилось с сирским монахом Малпатом. Он был учеником преподобного Иулиана. Сопутствуя старцу, Малпат посетил преподобного Антония Великого и сподобился слышать от него возвышеннейшее учение о монашеском жительстве: о самоумерщвлении, о умной молитве, о чистоте души, о видении. Не поняв должным образом учения, разгорячившись вещественным жаром, Малпат возложил на себя строжайший подвиг в неисходном затворе, с надеждою достигнуть того высокого духов­ного состояния, о котором он слышал от Великого Антония, которое видел и осязал в Великом Антонии. Последствием тако­го делания было ужаснейшее самообольщение. Соответственно сильному деланию образовалась сильная прелесть, а ­самомне­ние, объявшее душу несчастного, соделало эту душу неприступ­ною для покаяния, а потому и для исцеления: Малпат явился изобретателем и главою ереси Евхитов[145]. О, горестное событие! о, горестнейшее зрелище! ученик великого Святого, услышав учение­ величайшего из святых, по причине неправильного приложения этого учения к своей деятельности, погиб. Погиб в те времена, когда по причине множества святых, способных и руководить, и исцелять, было очень мало погибавших от прелести. Говорится это для нашего предостережения. При сиянии бесчисленных светил путь внутреннего монашества, – таинственного, молитвенного уединения и безмолвия ума в сердце – признавался обстановленным опасностями: тем опаснее этот путь при наступившей темной ночи. Мглою и густыми облаками сокрыты светила небесные. Путешествовать должно с крайнею неспешностию, ощупью. Изучение Отеческих книг, предоставленных промыслом Божиим в нравственное руководство современному монашеству, отнюдь не малозначащий подвиг. Чтоб совершить его, нужно самоотвержение, нужно оставление житейских попечений, – не говорю уже о развлечениях, увеселениях и наслаждениях; нужно жительство по евангельским запо­ведям, нужна чистота ума и сердца, которою одною усматривается и понимается духовное, святое, таинственное учение Духа, соответственно степени очищения. Тот, кто узнал, что в настоящие времена сокровище спасения и христианского совершенства скрыто в словах, изреченных Святым Духом или под влиянием Его, то есть в Священном Писании и писаниях святых Отцов, да возрадуется духовно о приобретении существенно полезного познания, да скроется всецело от мира в благочестивую жизнь, да идет и вся, елика имать, продаст, и купует село, на котором сокровенно спасение и совершенство[146]. Для основательного изучения Писания, при соответствующей деятельности, нужно продолжительное время. По основательном изучении Писания, с величайшею осторожностию, испрашивая постоянно помощь Божию молитвою и плачем, из нищеты­ духа, можно касаться и тех деланий, которые ведут к совершенству. Некоторый святой инок поведал о себе, что он в течение двадцати лет изучал писания Отцов, ведя обыкновенную жизнь общежительного монаха; по истечении этого времени, он решился деятельно ознакомиться с глубоким монашеским деланием, теоретическое познание которого стяжал чтением и, вероятно, по свойству того времени, из бесед с преуспевшими Отцами[147]. Преуспеяние иноческое при руководстве чтением идет несравненно медленнее, нежели при руководстве духоносным наставником.

Написанное каждым святым писателем написано из его благодатного устроения и из его деятельности, соответственно его устроению и его деятельности. На это должно обратить особен­ное внимание. Не будем увлекаться и восхищаться книгою, написанною как бы огнем, поведающею о высоких деланиях и состояниях, нам несвойственных. Чтение ее, разгорячив воображение, может повредить нам, сообщив познание и желание подвигов, для нас безвременных и невозможных. Обратимся к книге Отца, по умеренности своего преуспеяния, наиболее близкого к нашему состоянию. При таком взгляде на отеческие книги, в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставления Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямецкого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения – несомненны. После изучения этих писаний, можно обратиться к книге преподобного Нила Сор­ского. Мала эта книга по наружности, но духовный объем ее необыкновенной величины. Трудно найти вопрос о умном делании, который не был бы разрешен в ней. Все изложено­ с необыкновенною простотою, ясностию и удовлетворительностию. Так изложен и способ упражнения молитвою Иисусовою. Впрочем, как способ, так и вся книга предназначены для иноков, уже способных к безмолвию.

Преподобный Нил завещавает молчать мыслию, не только не допуская помышлять себе о чем-либо греховном и суетном, но и о полезном, по-видимому, и о духовном. Вместо всякой мысли, он повелевает непрестанно взирать в глубину сердца и говорить: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Молиться можно и стоя, и сидя, и лежа; крепкие по здоровью и силам молятся стоя и сидя, немощные могут молиться и лежа, потому что в этой молитве господствует не подвиг­ тела, а подвиг духа. Должно давать телу такое положение, которое бы предоставляло духу всю свободу к свойственному ему действию. Помнить надо, что здесь говорится о делании иноков, которые достаточным телесным подвигом привели в должный порядок свои телесные влечения и по причине преуспеяния своего­ перешли от телесного подвига к душевному. Преподобный Нил повелевает затворять ум в сердце и приудерживать по возможно­сти дыхание, чтоб не часто дышать. Это значит: надо дышать очень тихо. Вообще все движения крови должно удерживать и содержать душу и тело в спокойном положении, в положении тишины, благоговения и страха Божия. Без этого духовное дейст­вие появиться в нас не может: оно появляется тогда, когда утихнут все кровяные движения и порывы. Опыт скоро научит, что удерживание дыхания, то есть нечастое и не­грубое производство дыхания, очень способствует к приведению себя в состояние­ тишины и к собранию ума от скитания. «Много добродетельных деланий, – говорит святой Нил, – но все они – частные: сердечная же молитва – источник всех благ; она напаяет душу, как сады. Это делание, состоящее в блюдении ума в сердце, вне всяких помыслов, для не обучившихся ему крайне трудно; трудно оно не только для новоначальных, но и для долго трудившихся делателей, которые еще не прияли и не удержали внутри сердца молитвенной сладости от действия благодати. Из опыта известно,­ что для немощных это делание представляется очень тяжким и неудобным. Когда же кто приобретет благодать, тогда молится без труда и с любовию, будучи утешаем благодатию. Когда придет действие молитвы, тогда оно привлекает ум к себе, веселит и освобождает от парения»[148]. Чтоб приучиться к способу, предлагаемому преподобным Нилом Сорским, очень хорошо присоединять его к способу святого Иоанна Лествичника, молясь очень неспешно. В преподавании своего способа преподобный Нил ссылается на многих Отцов Восточной и Вселенской Церкви,­ преимущественно же на преподобного Григория Синаита.

Писания преподобного Григория Синаита, имея полное духовное достоинство, уже не так доступны и ясны, как писания преподобного Нила Сорского. Причина тому образ изложения, понятия того времени о разных предметах, для нас чуждые, особенно же духовное преуспеяние как лица, написавшего книгу, так и того лица, для которого написана книга. Способ моления, предлагаемый Синаитом, почти тот же, какой предложен и Нилом, заимствовавшим учение молитвы как из чтения и учения книги Синаита, так и из устных бесед с учениками Синаита при посещении Востока. «В заутрии сей, – говорит преподобный Григорий, ссылаясь на Премудрого Соломона, – семя твое, то есть молитвы, и в вечер да не оставляет рука твоя, чтоб всегдашность молитвы, прерываемая расстояниями, не лишалась того часа, в который могла бы быть услышана: яко не веси, кое произыдет, сие или оно[149]. С утра, сев на стулец, высотою в пядь, низведи ум от головы в сердце и держи его в нем, наклонившись болезненно и очень болезнуя грудью, плечами и шеею, непрестанно взывай умом или душою: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя. Удерживай несколько и дыхание, чтоб не дышать неосторожно»[150]. Относительно учения о том, что должно приудерживать дыхание, Синаит ссылается на преподобных Исаию Отшельника, Иоанна Лествичника­ и Симеона Нового Богослова. «Если хотим безошибочно найти истину и познать ее, – говорит Синаит, – то постараемся иметь единственно сердечное действие, вполне безвидное, никак не допуская свободы воображению, не позволяя мечтанию изобразить вид какого-либо святого или свет, потому что обычно прелести, особливо в начале подвига, прельщать ум неискусных­ такими ложными мечтаниями. Потщимся иметь в сердце действующим одно действие молитвы, согревающее и веселящее ум, распаляющее душу к неизреченной любви Божией и человече­ской. Тогда от молитвы является значительное смирение и со­крушение, потому что молитва в новоначальных есть присно­движимое умное действие Святого Духа. Действие это в начале подобно огню, прозябающему из сердца, в конце же подобно свету благо­ухающему»[151]. Под именем новоначальных здесь разумеются новоначальные в безмолвии; и вся книга преподобного Григория Синаита назначена для наставления безмолвников. Опять говорит святой Синаит: «Иные, преподавая учение о молитве, предлагают ее творить устами, а другие одним умом: я пред­лагаю и то, и другое. Иногда ум, унывая, изнемогает творить молитву, а иногда уста: и потому должно молиться обоими, и устами, и умом. Однако должно вопиять безмолвно и не­смущенно, чтоб голос не смутил чувства и внимания ума и не воспрепятствовал молитве. Ум, обыкнув в делании, преуспеет и примет от Духа силу крепко и всеми образами молиться. Тогда­ он не понуждается творить молитву устами и не возможет, будучи вполне удовлетворяем молитвою умною»[152]. Предлагая по временам молитву устную, святой Григорий соединяет свой способ со способом святого Иоанна Лествичника. В сущности, это – один и тот же способ; но святой Григорий говорит о нем в его известной степени преуспеяния. Тщательно занимающийся по способу Лествичника, достигнет, в свое время, того молитвенного­ состояния, о котором говорит Синаит. Молитве, по весьма основательному, практическому мнению Синаита, должно содействовать особенно терпение. «Безмолвствующий должен по большей части сидеть при совершении молитвы, по причине трудности этого подвига, иногда же на короткое время ложиться и на постель, чтоб дать телу некоторое отдохновение. В терпении же должно быть твое сидение во исполнение завещания, что в молит­ве должно терпеть[153] и не скоро вставать, малодушествуя по причине весьма трудной болезни, умного взывания и постоянного углубления ума в сердце. Так говорит Пророк: объяша мя болезни яко раждающия[154]. Но опустив голову вниз и ум собирая в сердце – если отверзлось тебе твое сердце, – призывай в помощь Господа Иисуса. Боля плечами и часто подвергаясь головной боли, претерпевай это с постоянством и ревностию, взыскуя в сердце Господа, потому что царство небесное есть достояние понуждающих себя, и понуждающие себя восхищают е[155]. Господь указал, что истинное тщание за­клю­­­­чается в претерпении этих и им подобных болезней. Терпение­ и пождание во всяком делании есть родитель болезней душевных­ и телесных»[156]. Под словом болезни здесь по преимуществу разумеется сокрушение духа, плач духа, болезно­вание и страдание его от ощущения греховности своей, от ощуще­ния вечной смерти, от ощущения порабощения падшим духам. Страдание духа сообщается серд­цу и телу, как неразрывно связанным с духом и по естественной необходимости принимающим участие в его состояниях. В немощных по телу сокрушение духа и плач его вполне заменяют телесный труд[157]; но от людей сильного телосложения непременно требуется утеснение тела: в них без утеснения тела самое сердце не стяжет блаженной печали, которая рождается в немощных от ощущения и сознания немощи. «Всякое делание, – говорит преподобный Григорий, – телесное и духовное, не имеющее болезни или труда, никогда не приносит плода проходящему его, потому что царст­вие небесное нудится, сказал Господь, и нуждницы восхищают е[158]. Под понуждением разумей телесное во всем болезненное чувство. Многие, в течение многих лет, неболезненно делали или делают, но как они трудятся без болезни и теплого усердия сердца, то и пребывают­ непричастными чистоты и Святого Духа, отвергши лютость болезней. Совершающие делание в небрежении и слабости, трудятся по-видимому, как они думают, много, но не пожинают плода за безболезненность, будучи всячески безболезненны. Свидетель этому – говорящий: «Если и все виды жительства нашего возвышенны, а болезнующего сердца не имеем, то они не истинны и бесполезны»[159]. Свидетельствует и великий Ефрем, говоря: «Трудясь, трудись болезненно, чтоб тебе устранить от себя болезни суетных трудов. Если по Пророку[160] чресла­ наши не истают от слабости, будучи измождены постным подвигом, и страданиями болезни не зачнем, как рождающая младенца, болезненным водружением сердца, то не родим Духа спасения на земли сердечной, как ты слышал, но будем только (достойно сожаления и смеха) хвалиться, мнясь быть нечто по причине бесполезной пустыни и расслабленного безмолвия. Во время исхода из сей жизни все несомненно познаем весь плод»[161]. Учение преподобного Синаита о болезненности, сопровождающей­ истинное делание умной молитвы безмолвника, может показаться странным, как оно и показалось, для плотского и душевного разума, не знакомого с опытами монашеской жизни. Приглашая таковых обратить внимание на сведения, обретенные опытно­стию, мы свидетельствуем, что не только делание умной молитвы, но и внимательное чтение глубоких о ней Отеческих писаний производит головные боли. Сердечное сокрушение, по причине открываемой молитвою греховности, плена и смерти, так сильно,­ что оно производит в теле страдания и болезни, о существовании и о возможности существования которых вовсе неизвестно незнакомому с молитвенным подвигом.­ Когда сердце исповедует­ся Господу в греховности своей, в своем бедственном состоянии, тогда тело распинается. Пострадах,­ говорит опытный в молитвенном подвиге Давид, и слякохся до конца, весь день сетуя хождах. Яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть исцеления в плоти моей. Озлоблен бых, и смирихся до зела, рыках от воздыхания сердца моего[162]. – В учении святого Григория о молитве замечается та особенность, что он уставляет ум сосредоточивать в сердце. Это и есть то делание, которое Отцы называют художественным деланием молитвы, которое они воспрещают новоначальным инокам и мирянам, к которому нужно значительное предуготовительное обучение, к которому и пред­уготовленные иноки должны приступать с величайшим благоговением, страхом Божиим и осто­рожностию. Повелев сосредоточивать ум в сердце, Преподобный присовокупляет: если отверзлось твое сердце. Это значит: соединение ума с сердцем есть дар Божественной благодати, подаемый в свое время, по усмотрению Божию, а не безвременно и не по усмотрению подвизающегося. Дар внимательной молитвы обыкновенно предшествуется особенными скорбями и потрясениями душевными, низводящими дух наш в глубину сознания нищеты и ничтожности своей[163]. Привлекается дар Божий смирением и верностию к Богу, выражаемою ревностным отвержением всех греховных помыслов,­ при самом появлении их. Верность – причина чистоты. Чистоте и смирению вручаются дарования Духа.

Художественное делание умной молитвы изложено с особенною ясностию и полнотою блаженным Никифором, иноком, безмолвствовавшим в святой Афонской горе. Справедливо называет он молитвенное делание художеством из художеств и наукою из наук, как доставляющее уму и сердцу познания и впечатления, истекающие из Духа Божия, между тем, как все прочие науки доставляют познания и впечатления только челове­ческие. Умное делание есть высшее училище Богословия[164]. – «Это великое из величайших деланий, – говорит великий настав­ник безмолвников, – стяжавают многие или и все от научения. Редкие, будучи не научены, усильным деланием и теплотою веры получают его от Бога, но редкость – не закон. По этой причине нужно искать непрелестного наставника, чтоб назиданием его нам поучаться и наставляться при случающихся в упражнении вниманием десным и шуиим умалениям и превосхождениям, вводимым злохитростию лукавого, потому что наставник обличает нам их, зная их по собственным опытам, которым он подвергался. Он достоверно показывает этот умст­венный путь, и мы под руководством его удобно совершаем этот путь. Если нет наставника, нам известного, то должно искать его всеусердно. Если же и при таком искании не найдется наставник, то, призвав Бога в сокрушении духа и со слезами, в нестяжании, и помолившись Ему, поступай, как скажу тебе. Знаешь, что дыхание, которым дышим, составляется из воздуха; производим же дыхание сердцем, не иным чем. Оно – орудие жизни и теплоты телесной. Сердце втягивает в себя воздух, чтоб дыханием выпустить вон из себя теплоту свою, а себе доставить прохлаждение. Причина этого механизма или, точнее, служитель –легкое, которое Бог создал редким,­ почему оно удобно вводит и изводит содержимое им. Таким образом, сердце, привлекая в себя дыханием прохладу и извергая им теплоту, неупустительно соблюдает тот порядок, в котором оно устроено для содержания жизни. И так ты, седши и собрав твой ум, введи в ноздренный путь, которым дыхание входит в сердце; приведи дыхание в (самое тихое) движение и понудь ум сойти с вдыхаемым воздухом в сердце. Когда он взойдет туда, то последующее за этим будет исполнено для тебя веселия и радости. Как некоторый муж, отлучавшийся из своего дому, когда возвратится, не помнит себя от радости, что сподобился увидеться с женою и детьми, так и ум, когда соеди­нится с душою, исполняется неизреченных сладости и веселия.­ Брат! приучи ум твой нескоро выходить оттуда, потому что сначала он очень унывает от внутренних заключения и тесноты. Когда же привыкнет к ним, то не возлюбит скитаться вне, потому что царство небесное – внутри нас. Рассматривая его там и взыскуя чистою молитвою, ум признает все внешнее мерзостным и ненавистным. Если сряду же, как сказано, ты взойдешь умом в сердечное место, которое тебе мною показано, то воздай благодарение Богу, и прославь, и взыграй, и всегда держись этого делания, а оно научит тебя тому, чего ты не ведаешь. Надо тебе и то знать, что ум твой, находясь там, не должен молчать и оставаться в праздности, но иметь непрестан­ным деланием и поучением, никогда не преставая от него, молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Эта молитва, содержа ум невысящимся, соделывает его неприступным и неприкосновенным для прилогов врага, возводит к ежедневному преуспеянию в любви и желании Божественных. Если же, много потрудившись, о брат, не возможешь взойти в страны сердца, как мы повелели тебе, то делай, что скажу, и найдешь искомое при содействии Божием. Знаешь, что словесность каждого человека находится в его персях. Внутри персей, при молчании уст наших, говорим, совещаваемся, совершаем молитвы, псалмопение. Этой словесности, отняв у нее всякий помысл – можешь это сделать, если захочешь, – предоставь говорить: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. И понудься вопиять это внутри персей вместо всякой другой мысли. Когда же некоторое время будешь поступать таким образом, тогда, при посредстве этого, отверзется тебе, без всякого сомнения, и вход в сердце, как мы написали, узнав это из опыта. Придет же к тебе, с многожелательным и сладостным вниманием, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир, и прочее; ими оно исполнит все прошения твои о Христе Иисусе, Господе нашем»[165]. Здесь, во-первых, должно обратить внимание на устроение блаженного Отца и на устроение, которое­ он видел в наставляемом им иноке. Это явствует из статей его слова, предшествующих изложению художества, из которых видно, по ссылке на житие святого Саввы, что наставление о сердечном безмолвии, для которого и в соответственность которому предоставляется и наружное безмолвие по телу, приличествует тем инокам, которые вполне изучились правилу монашеского жительства, могут бороться с сопротивными помыслами и блюсти свой ум. Наставляемому лицу блаженный Никифор говорит: «Знаешь, что словесность каждого человека находится­ в его персях. Там, при молчании уст, мы говорим, совещаваемся­, совершаем молитвы и псалмопение». Явственное ощущение силы словесности в персях так, чтоб там можно было совершать молитвы и псалмопение, имеют очень редкие, значительно преуспевшие, занимавшиеся продолжительное время молением по способу святого Иоанна Лествичника, стяжавшие в значительной степени непарительность и очень внимательною молитвою возбудившие дух, названный здесь словесностию, к обильному сочувствию уму. У человеков, в обыкновенном их состоянии, дух, пораженный падением, спит сном непробудным, тождественным с смертию: он не способен к духовным упражнениям, указанным здесь, и пробуждается для них лишь тогда, когда ум постоянно и усиленно займется возбуждением его при посредстве животворящего имени Иисусова. Способ, предлагаемый блаженным Никифором, – превосходен. В изложении его видна для понимающего дело и та постепенность, которою должно восходить к нему, и то, что стяжание его – дар Божий. Как этот способ объяснен с особенною подробностию в сочинении Ксанфопулов о молитве и безмолвии, то мы и переходим к упомянутому сочинению.

Святой Каллист Ксанфопул был учеником преподобного Григория Синаита, монашествовал в Афонской горе, обучаясь первоначально монашескому жительству в общежитии; впослед­ствии он перешел к жизни безмолвной, когда оказался созревшим для нее. Умной молитве научился он, находясь в послушании монастырского повара; он имел и ученость мира сего, что ясно видно из составленной им книги. Уже в преклонных летах святой Каллист возведен в сан патриарха Константинопольского. Святой Игнатий был его ближайшим другом и участником в иноческих подвигах. Оба они достигли великого молитвенного преуспеяния. Книга их исключительно написана для безмолвников. К механизму, изложенному блаженным Никифором, они присовокупляют, что при употреблении его должно иметь уста закрытыми. Они говорят, что новоначальный­ по отношению к безмолвной жизни должен заниматься молитвою Иисусовою, по способу блаженного Никифора, непрестан­но вводя ее в сердце тихо, при посредстве ноздренного дыхания, столько же тихо испускаемого, имея притом уста закрытыми[166]. Очень важно знать значение, которое дают святые наставники умной молитвы предлагаемому ими механизму, который, как вещественное пособие, никак не должно смешивать с собственным действием молитвы, которому никак не должно придавать особенной важности, как будто от него проистекает все преуспеяние молитвы. В молитвенном преуспеянии действует сила и благодать Божия; они совершают все: пособия остаются пособиями, в которых нуждается наша немощь, и отвергаются, как ненужные и излишние, по стяжании преуспеяния. Возложение упования на эти пособия очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного. От ложного понимания молитвы всегда происходит или бесплодное, или душевредное упражнение ею. «И то знай, брат, – говорят Ксанфопулы, – что всякое художество и всякое правило, если же хочешь, и разнообразное делание, предначертаны и правильно установлены по той причине, что мы не можем еще чисто и непарительно молиться в сердце. Когда же это совершится благо­волением и благодатию Господа нашего Иисуса Христа, тогда мы, оставив многое, и различное, и разнообразное, соединяемся непосредственно, превыше слова, с Единым, единственным и соединяющимся[167]. – От пребывания в вышеизложенном художестве сердечной, чистой и непарительной молитвы – впрочем, она может быть отчасти нечистою и не чуждою развлечения­ по причине, очевидно, восстающих на возбранение ей помыслов и воспоминаний преждесодеянного – подвизающийся приходит в навыкновение молиться без понуждения, непарительно,­ чисто и истинно, то есть приходит в такое состояние, при котором­ ум пребывает в сердце, а не только вводится в него с понуждением, малодушно, посредством вдыхания, и потом опять отскакивает, при котором сам ум постоянно обращается к себе, с любовию пребывает в сердце и непрестанно молится»[168]. Подвиг умной и сердечной молитвы «исправляется умом от осенения его помощию Божественной благодати и от единомысленного[169], серде­чного, чистого, непарительного, с верою призывания Господа нашего Иисуса Христа, а не от одного простого, вышеизложенного естественного художества чрез ноздренное дыхание или от сидения при упражнении молитвою в безмолвном и темном месте, – да не будет! Это изобретено Божественными Отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычного парения, к возвращению ее к самой себе и ко вниманию[170]. Прежде всех благодатных даров даруется уму непарение Господом нашим Иисусом Христом и призыванием в сердце святого Его имени, с верою. Вспомоществует же этому­ несколько и естественное художество, способствующее низводить ум в серд­це при посредстве ноздренного дыхания, сидение в безмолвном и несветлом месте, и другое тому подобное»[171]. Ксанфопулы строго воспрещают преждевременное стремление к тому, чему, по духовной системе монашеского жительства, назначено свое извест­ное время. Они желают, чтоб инок действовал в установленном для него порядке, по законам, преподанным Божественною благодатию. «И ты, – говорят они, – желая обучиться путеводствую­щему к небу безмолвию, последуй мудро постановленным законам­ и, во-первых, с радостию возлюби послушание, потом безмолвие. Как деяние есть восхождение к видению, так и послушание к безмолвию. Не прелагай предел вечных, по Писанию, яже положиша отцы твои[172]; горе единому[173]. Таким образом положив благое основание началу, возможешь со временем возложить благославнейший покров на началоздание Духа. Как все отвержено у того, у кого, по сказанному, начало неискусно, так, напротив, у того все благолепно и благочинно, у кого начало искусно, хотя и случается иногда противное этому»[174]. Вообще признано, что до стяжания непарительности, необманчивой или кратковременной, но постоянной и существенной, полезно уп­раж­няться молитвою Иисусовою в иноческом обществе, вспомоществуя упражнению молитвою деятельным исполнением евангельских заповедей или, что то же, смирением. После же получения дара непарительности дозволяется касаться и безмолвия. Так поступили святые Василий Великий и Григорий Богослов. Они, по поведанию святого Исаака Сирского, сперва­ занимались исполнением тех заповедей, которые относятся к живущим в обществе человеческом, проходя и молитву, соответствующую этому положению; от этого жительства ум их начал ощущать недвижение или непарительность, тогда они удалились в уединение пустыни, там занялись деланием во внутреннем человеке и достигли умозрения[175]. Совершенное безмолвие в наше время очень неудобно, почти невозможно: Серафим Саровский, Игнатий Никифоровский, Никандр Бабаевский, иноки,­ весьма преуспевшие в умной молитве, пребывали по временам то в безмолвии, то в обществе иноков; особливо последний никогда не уединялся в приметное для людей безмолвие, будучи­ по душе великим безмолвником. Способ безмолвия, которым руководствовался преподобный Арсений Великий, был всегда превосходным, – ныне должен быть признан наилучшим. Этот Отец постоянно наблюдал молчание, по братским келлиям не ходил, в свою келлию принимал лишь в случаях крайней необходимости, в церкви стоял где-либо за столпом, не писал и не принимал писем, вообще удалялся от всех сношений, могущих нарушить его внимание, имел целию жизни и всех действий сохранение внимания[176]. Образ жительства и безмолвия, которым­ преподобный Арсений достиг великого преуспеяния, очень похваляется и предлагается к подражанию святым Исааком Сир­ским, как образ весьма удобный, мудрый и многоплодный[177]. – В заключение извлечений наших из творений Ксанфопулов приведем их опытное мнение, согласное с мнением прочих святых­ Отцов, что для достижения непарительной сердечной молит­вы нужно и много времени, и много усилий. «То, чтоб постоянно внутри сердца молиться, – говорят они, – так, как и высшие этого состояния, приводится в исполнение не просто, не как бы случилось, не при посредстве малого труда и вре­мени, хотя и это изредка встречается по непостижимому смотре­нию Божию, но требует оно и долгого времени, и немалого труда, подвига душевного и телесного, многого и продолжительного понуждения. По превосходству дара и благодати, которых надеемся причаститься, должны быть по силе равны и соответственны подвиги, чтобы, по таинственному священному­ учению, изгнан был из пажитей сердца враг и вселился в него явственно Христос. Говорит святой Исаак: «Желающий увидеть Господа тщится художественно очистить свое сердце памятию Божиею и, таким образом, светлостию мысли своей будет ежечасно видеть Господа». И святой Варсонофий: «Если не внутреннее делание Божиею благодатиею поможет человеку,­ то тщетно трудится он по внешности. Внутреннее делание, в соединении с болезнию сердца, приносит чистоту, а чистота – истинное безмолвие сердца; таким безмолвием доставляется смирение, а смирение соделывает человека жилищем Божиим. Когда же вселится Бог, тогда бесы и страсти изгоняются и соделывается человек храмом Божиим, исполненным освящения, испол­ненным просвещения, чистоты и благодати. Блажен тот, кто зрит Господа во внутреннейшей сокровищнице сердца, как в зеркале, и с плачем изливает моление свое пред благостию Его». – Преподобный Иоанн Карпафийский: «Нужно много времени и подвига в молитвах, чтоб найти в нестужаемом устроении ума некоторое иное сердечное небо, где живет Христос, как говорит Апостол: Или не знаете, яко Иисус Христос в вас есть? разве чим точию неискусни есте[178]».

Этими извлечениями из святых Отцов, как удовлетворительно объясняющими делание молитвы Иисусовой, мы довольствуем­ся. В прочих Отеческих писаниях изложено то же самое учение.­ Признаем нужным повторить возлюбленным отцам и братиям нашим предостережение, чтоб они не устремлялись к чтению Отеческих писаний о возвышенных деланиях и состояниях иноческих, хотя к этому чтению влечет любознательность, хотя это чтение производит наслаждение, восторг. Наша свобода, по свойству времени, должна быть особенно ограничена. Когда­ имелись благодатные наставники, тогда увлечения новоначальных удобно замечались и врачевались. Но ныне некому ни уврачевать, ниже заметить увлечения. Часто пагубное увлечение­ признается неопытными наставниками великим преуспеянием; увлеченный поощряется к большему увлечению. Увлечение, подействовав на инока и не будучи замечено, продолжает действовать, уклонять его более и более от направления истинного.­ Можно безошибочно сказать: большинство находится в разнообразном увлечении; отвергших свое увлечение и увлечения очень мало, не увлекавшихся не существует. По этой причине, когда отеческие книги остались нам в единственное средство руководства, должно с особенною осторожностию и разборчивостию читать их, чтоб единственное средство к руководству не обратить в средство к неправильной деятельности и происте­кающему из нее расстройству. «Будем искать, – говорит святой Иоанн Лествичник о выборе наставника, – не предведущих, не прозорливых, но паче всего точно-смиренномудрых, наиболее соответствующих объемлющему нас недугу, по нравственности своей и месту жительства»[179]. То же должно сказать и о книгах, как уже и сказано выше: должно избирать из них никак не возвышеннейшие, но наиболее близкие к нашему состо­янию, излагающие делание, нам свойственное. «Великое зло, – сказал святой Исаак Сирский, – преподавать какое-либо высокое учение тому, кто еще находится в чине новоначальных и по духовному возрасту –младенец»[180]. Плотский и душевный человек, слыша духовное слово, понимает его соответственно своему состоянию, извращает, искажает его и, последуя ему в его извращенном смысле, стяжавает ложное направление, держится этого направления с упорством, как направления, данного святым словом. Некоторый старец достиг христианского совершенства, по особенному смотрению Божию, вступив вопре­ки правилам в безмолвие с юности своей. Сперва он безмолвствовал в России в лесу, живя в землянке, а потом в Афонской горе; по возвращении в Россию он поместился в общежительный заштатный монастырь. Многие из братий, видя в старце несомненные признаки святости, обращались к нему за советом.­ Старец давал наставления из своего устроения и повреждал души братий. Некоторый, хорошо знакомый старцу, монах говорил ему: «Отец! ты говоришь братии о деланиях и состояниях, недоступных для их понятия и устроения, а они, объясняя­ твои слова по своему и действуя согласно этому объяснению, наносят себе вред». Старец отвечал с святою простотою: «Сам вижу! да что ж мне делать? я считаю всех высшими меня и, когда спросят, отвечаю из своего состояния». Старцу был неизвестен общий монашеский путь. Не только пагубен для нас грех, но пагубно и самое добро, когда делаем его не вовремя­ и не в должной мере: так пагубны не только голод, но и излишество в пище, и качество пищи, не соответствующее возрасту и сложению. Не вливают вина нова в мехи ветхи: аще ли же ни, то просадятся меси, и вино пролиется, и меси погибнут; но вливают вино ново в мехи новы, и обое соблюдется[181].­ Это сказал Господь о деланиях добродетели, которые непременно должны соответствовать состоянию делателя, иначе они погубят делателя и сами погибнут, то есть предприняты будут бесплодно, во вред и погибель души, противоположно своему назначению.

Кроме вышеизложенных пособий, для вспомоществования новоначальным в упражнении молитвою Иисусовою имеются разные другие пособия. Исчисляем главные из них. 1) Четки или лестовка. Четки состоят обыкновенно из ста зерен, а лестов­ка из ста ступеней, так как правило, совершаемое с молитвою Иисусовою, обыкновенно исчисляется сотнею молитв. По четкам­ считаются поклоны, также и сидя иноки упражняются молитвою Иисусовою первоначально по четкам. Когда же при молитве усилится внимание, тогда прекращается возможность молиться по четкам и исчислять произносимые молитвы: все внимание обращается к молитве. 2) Очень полезно обучаться молитве Иисусовой, совершая ее с поклонами земными и поясными, полагая эти поклоны неспешно и с чувством покаяния, как полагал их блаженный юноша Георгий, о котором повест­вует святой Симеон, Новый Богослов, в Слове о вере[182]. 3) В церкви и вообще при упражнении молитвою Иисусовою полезно иметь глаза закрытыми и 4) держать левую руку у персей, над левым сосцом груди, несколько повыше его: последний механизм­ способствует к ощущению силы словесности, находящейся в персях. 5) Безмолствующим Отцы советуют иметь несколько темную келлию, с завешенными окошками, для охранения ума от развлечения и для воспомоществования ему сосредоточиваться в сердце. 6) Безмолвствующим советуют сидеть на низменном стуле, во-первых, для того, что внимательная молитва требует спокойного положения, а во-вторых, по образу слепого нищего,­ упоминаемого в Евангелии, который, сидя при пути, вопиял ко Господу: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя[183], был услышан и помилован. Также этот низменный стул изображает собою гноище, на котором был повержен Иов, вне града, когда диавол поразил его с ног до головы лютою болезнию[184]. Инок должен видеть себя изувеченным, искаженным, истерзанным греховностию, извергнутым ею из естественного состояния, повергнутым в противоестественное, и из этого бедственного состояния вопиять ко всемилостивому и всемогущему Иисусу, Обновителю человеческого естества: помилуй мя. Низменный стул очень удобен для упражнения молитвою Иисусовою. Этим не отвергается стояние при ней; но как почти все время истинного безмолвника посвящено молитве, то и предоставляется ему заниматься ею и сидя, а иногда и лежа. Особливо больные и престарелые должны остерегаться от излишнего телесного подвига, чтоб он не истощал сил их и не отнимал возможности заниматься подвигом душевным. Сущность делания в Господе и в имени Его. Расслабленный был свешен на одре своем пред Господа сквозь покров дома и получил исцеление[185]. Исцеление привлекается смирением и верою. 7) Подвижники умного делания иногда имеют нужду помогать себе обливанием холодною водою или прикладыванием к местам прилива крови намоченных водою полотенец. Вода должна быть летняя – никак не самая холодная, потому что последняя усиливает разгоряче­ние. Вообще умственные занятия имеют свойство производить жар в известных сложениях. Такой жар чувствовал в себе препо­добный авва Дорофей, когда занимался науками, почему и прохлаждал себя водою[186]. Такой жар непременно должны ощутить те, которые будут очень понуждать себя к соединению ума с серд­цем при помощи вещественных пособий, давая им излишнее значение и не давая должного значения духовным пособиям. При особенном вещественном усилии к сердечной молитве начинает действовать в сердце теплота. Эта теплота есть прямое следствие такого подвига[187]: всякий член человеческого тела, подвергаемый трению, разгорячается; то же делается и с сердцем от постоянного, продолжительного напряжения его. Теплота, являющаяся от усиленного, вещественного подвига, также­ вещественна. Это – теплота плотская, кровяная, в области падшего естества[188]. Неопытный подвижник, ощутив эту теплоту, непременно возмнит о ней нечто, найдет в ней приятность, услаждение, в чем начало самообольщения[189]. Не только не должно думать чего-либо особенного о этой теплоте; но, напротив того, должно принять особенные меры предосторожности при появлении ее. Предосторожность необходима по той причине, что эта теплота, как кровяная, не только переходит по разным местам груди, но и очень легко может упасть на нижние части чрева, произвести в них сильнейшее разжжение. Естественно, что при этом начинает действовать плотское вожделение, свойственное этим частям в состоянии разгорячения. Некоторые, пришедши в это состояние и не понимая совершающегося с ними,­ вдались в смущение, в уныние, в отчаяние, как это извест­но из опыта. Признавая свое состояние бедственным, они прибегли к знаменитым старцам, ища в их советах врачевания душам своим, растерзанным горестию и недоумением. Старцы,­ услышав, что при призывании имени Иисуса, явилось сильнейшее разжжение, соединенное с действием вожделения, ужаснулись козням диавола. Они признали тут страшную прелесть: страждущим воспретили упражнение молитвою Иисусовою, как причиною зла; многим другим подвижникам поведали это обсто­ятельство, как замечательное бедственное последствие упражнения молитвою Иисусовою. И многие поверили произнесен­ному суду по уважению к громкому имени старцев, поверили суду, как выведенному из самого опыта. Между тем, эта страшная­ прелесть есть не что иное, как прилив крови, происшедший от усиленного, невежественного употребления вещественных пособий. Этот прилив легко может уврачеваться в два, три дня прикладыванием к воспалившимся частям полотна, напитанного летнею водою. Гораздо опаснее, гораздо ближе к прелести,­ когда подвижник, ощутив кровяную теплоту в сердце или груди, сочтет ее за благодатную, возмнит о ней, а потому и о себе нечто, начнет сочинять себе наслаждение, омрачать, обманывать, опутывать, губить себя самомнением. Чем более понужде­ния и напряжения в подвижнике по телу, тем кровяная теплота­ разгорается сильнее. Оно так и быть должно! Чтоб умерить эту теплоту, чтоб предупредить падение ее вниз, должно не нажимать ума с особенным усилием в сердце, должно не утруж­дать сердца, не производить в нем жару чрезмерным удерживанием дыхания и напряжением сердца; напротив того, должно и дыхание приудерживать тихо, и ум приводить к соединению с сердцем очень тихо; должно стараться, чтоб молитва действовала в самой вершине сердца, где пребывает словесная сила по учению Отцов и где, по этой причине, должно быть отправляемо Богослужение. Когда Божественная благодать осенит молитвенный подвиг и начнет соединять ум с сердцем, тогда вещественная кровяная теплота совершенно исчезнет. Молитвенное священнодействие тогда вполне изменяется: оно делается как бы природным, совершенно свободным и легким. Тогда­ является в сердце другая теплота, тонкая, невещественная, духовная, не производящая никакого разжжения, – напротив того, прохлаждающая, просвещающая, орошающая, действующая как целительное, духовное, умащающее помазание, влекущая к неизреченному люблению Бога и человеков: так поведает об этой теплоте преподобный Максим Капсокаливи из своего блаженного опыта[190]. Предлагаю отцам и братиям убогий совет, умоляя их не отвергнуть убогого совета моего: не понуждайте себя преждевременно к открытию в себе сердечного молитвенного действия. Нужна, нужна благоразумная осторожность, особливо в наше время, когда уже почти невозможно встретить удовлетворительного наставника для этих предметов, когда подвижник должен пробираться сам, ощупью, при руководстве писаниями святых Отцов, в сокровищницу знаний духовных и также ощупью, сам, выбирать из них свойственное себе. При жительстве по Евангельским заповедям, займитесь внимательною Иисусовою молитвою по способу святого Иоанна Лествичника, соединяя молитву с плачем, имея началом и целию молитвы покаяние. В свое время, известное Богу, откроется само собою действие сердечной молитвы. Такое действие, открываемое прикосновением перста Божия, превосходнее достигаемого­ усиленным принуждением себя при посредстве вещественных пособий. Превосходнее оно во многих отношениях: оно гораздо обширнее, обильнее; оно вполне безопасно от прелести и дру­гих повреждений; получивший таким образом видит в получении единственно милость Божию, дар Божий, а достигший при усиленном употреблении вещественных пособий, видя дар Божий, не может не видеть своего подвига, не может не видеть самого механического способа, им употребленного, не может не приписывать ему особенной важности. Это на тонком мысленном пути – значительный недостаток, значительное претыкание, значительное препятствие к развитию духовного преуспеяния. Для развития духовного преуспеяния нет ни конца, ни пределов. Ничтожное, незаметное упование на что-либо, вне Бога, может остановить ход преуспеяния, в котором и вождь, и ноги, и крылия – вера в Бога. «Христос для верующего – все», – сказал святой Марк[191]. Из употреблявших с особенным тщанием вещественные вспомогательные средства, достигли преуспеяния весьма редкие, а расстроились и повредились весьма многие. При опытном наставнике употребление вещественных пособий мало опасно, но при руководстве книгами оно очень опасно по удобности впадения, по неведению и неблагоразумию, в прелесть и другие роды душевного и телесного расстройства. Так некоторые, увидев вредные последствия безрас­судного подвига и имея о молитве Иисусовой и сопутствующих ей обстоятельствах лишь поверхностное и сбивчивое понятие, приписали эти последствия не неведению и безрассудству, но самой всесвятой молитве Иисусовой. Может ли что быть печальнее, бедственнее этой хулы, этой прелести?

Святые Отцы, научая сердечной молитве, не дали точного наставления, в которой части сердца она должна быть совершаема,­ вероятно по той причине, что в те времена не встречалось нужды в этом наставлении. Святой Никифор говорит, как об извест­ном предмете, что словесность находится в персях и что когда возбудится словесность к участию в молитве, то вслед за нею возбудится к такому участию и сердце. Трудно, знающим что-либо со всею подробностию и основательностию, предвидеть и предупредить решением все вопросы, которые могут возникнуть из совершенного неведения: в чем неведение видит темноту, в том для знания нет ничего неясного. В последующие времена неопределенное указание в писаниях отеческих на сердце послужило причиною важного недоумения и ошибочного упраж­нения молитвою в тех, которые, не имея наставника, не исследовав с должною тщательностию отеческих писаний, на основании наскоро схваченных чтением, поверхностных понятий, решились заняться художественною сердечною молитвою, возложив все упование на вещественные пособия к ней. Определенное объяснение этого предмета сделалось, таким образом, необходимостию. Сердце человеческое имеет вид продолговатого мешца, к верху расширяющегося, к низу суживающегося. Оно, верхнею оконечностию, находящеюся сопротив левого сосца груди, прикреплено, а нижняя его часть, нисходящая к оконечности ребер, свободна; когда она придет в колебание, это колебание называется биением сердца. Многие, не имея никакого понятия о устройстве сердца, признают свое сердце там, где чувствуют биение его. Приступая самочинно к упражнению сердечною молитвою, они устремляют дыхание, вводя его в сердце, к этой части сердца, приводят ее в плотское разгорячение, причем биение сердца очень усиливается, призывают к себе и навязывают себе неправильное состояние и прелесть. Схимонах Василий и старец Паисий Величковский повествуют, что из современников их многие повредились, злоупотребляя вещественным пособием[192]. И впоследствии примеры­ расстройства от такого действия встречались нередко; встречаются они и поныне, хотя расположение к упражнению молитвою Иисусовою умалилось до крайности. Нельзя им не встречаться: они должны быть непременным последствием неве­дения, самочиния, самомнения, безвременного и гордостного усердия, – наконец – совершенного оскудения опытных наставников. Схимонах Василий, ссылаясь на святого Феофилакта и других Отцов, утверждает, что три силы души, словесная, сила ревности и сила желания, расположены так: в персях и в верхней части сердца присутствует словесная сила или дух человека; в средней – сила ревности; в нижней – сила желания или естественное вожделение. Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца, приводит в движение силу вожделения, которая, по близости к ней половых частей и по свойству своему, приводит в движение эти части. Невежественному употреблению вещественного пособия последует сильнейшее разжжение плотского вожделения. Какое странное явление! по-видимому подвижник занимается молитвою, а занятие порождает похотение, которое должно бы умерщвляться занятием, и неведение, злоупотребившее вещественным пособием, приписывает Иисусовой молитве то, что должно приписать злоупотреблению. Сердечная молитва происходит от соединения ума с духом, разъединенных падением, соединяемых благодатию искупления. В духе человеческом сосредоточены ощущения совести, смирения, кротости, любви к Богу и ближнему, и других подобных свойств: нужно, чтоб при молитве действие этих свойств соединялось с действием ума. На это должно быть обращено все внимание делателя молитвы. Соединение совершается перстом Божиим, единым могущим исцелить язву падения; делатель же молитвы доказывает искренность произволения своего получить исцеление постоянным пребыванием в молитве, заключением ума в слова молитвы, деятельностию внешнею и внутреннею по заповедям Евангелия, соделывающею­ дух способным к соединению с молящимся умом. При этом несколько способствует художественное направление ума к словесности и к верхней части сердца. Вообще излишнее напряжение, при употреблении этого вещественного пособия, как возбуждающее вещественную теплоту, вредно: теплота плоти и крови не должна иметь места в молитве.

По душеспасительнейшему действию на нас молитвы вообще,­ и памяти Божией, или молитвы Иисусовой, в особенности, как средства к пребыванию в непрестанном соединении с Богом и к постоянному отражению нападений врага, – занятие ­молитвою Иисусовою особенно ненавистно диаволу. Упражняющиеся молением именем Господа Иисуса подвергаются особенным гонениям диавола. «Весь подвиг и все тщание нашего супостата, – говорит преподобный Макарий Великий, – заключается в том, чтоб мысль нашу отвратить от памятования Бога и от любви к Нему; для этого он употребляет прелести мира и отвле­кает от истинного блага к мнимым, несущественным благам»[193]. По этой причине посвятивший себя в истинное служение Богу, непрестанною молитвою Иисусовою, должен особенно хранить себя от рассеянности мыслей, никак не дозволять себе празднословия мысленного, но, оставляя без внимания являющиеся мысли и мечтания, постоянно возвращаться к молению именем Иисуса, как бы в пристанище, веруя, что Иисус неусыпно печется о том рабе Своем, который находится непрестанно при Нем неусыпным памятованием о Нем. «Лукавые бесы, – говорит преподобный Нил Синайский, – ночью стараются возмущать духовного делателя чрез самих себя, а днем чрез человеков, окружая его клеветами, напастями и злоключениями»[194]. Этот порядок в бесовской брани скоро усмотрится на опыте всяким делателем молитвы. Бесы искушают помыслами, мысленными мечтаниями, воспоминанием о нужнейших предметах, размышлениями по-видимому духовными, возбуждением заботливости, различных опасений и другими проявлениями неверия[195]. При всех многообразных бесовских бранях, ощущение смущения служит всегда верным признаком приближения падших духов, хотя бы производимое ими действие имело вид праведности[196]. Подвижникам, уединенно и усиленно молящимся, бесы являются в виде страшилищ, в виде соблазнительных предметов, иногда в виде светлых Ангелов, мучеников, преподобных и Самого Христа: угроз бесовских бояться не должно, а ко всем вообще явлениям должно быть весьма недоверчивым. В таких случаях, которые однако ж бывают нечасты, первейшая обязанность наша прибегнуть к Богу, предаваясь всецело Его воле и прося Его помощи; на явления не обращать внимания и не входить в сношение и собеседование с ними, признавая себя немощными для сношения с духами враждебными, недостойными сношения с духами святыми.

Особенным скорбям и гонениям подвергается истинный, Богоугодный подвижник молитвы от братии своей, человеков. И в этом, как мы сказали уже, главные деятели – демоны: они употребляют в свое орудие как тех человеков, которые деятельность свою слили во едино с деятельностию бесовскою, так и тех, которые не понимают браней бесовских и потому удобно делаются орудиями бесов, – даже и тех, которые, пони­мая лукавство врага, недостаточно внимательны к себе и осторожны и потому допускают себя быть обманутыми. Разительней­ший и ужаснейший пример того, какою страшною ненавистию к Богу, к Слову Божию, к Духу Божию, могут заразиться чело­веки, слившие настроение своего духа с настроением демонов, видим в иудейских первосвященниках, старцах, книжниках и фарисеях, совершивших величайшее преступление между преступлениями человеческими –Богоубийство. Святой Симеон, Новый Богослов, говорит, что по внушению бесов, иноки, проводящие лицемерную жизнь, завидуют истинным подвижникам благочестия, употребляют все меры расстроить их или изгнать из обители[197]. Даже благонамеренные иноки, но проводящие жительство наружное и не имеющие понятия о жительстве духовном, соблазняются на духовных делателей, находят их поведение странным, осуждают и злословят их, делают им различные оскорбления и притеснения. Великий делатель молитвы Иисусовой, блаженный старец Серафим Саровский, много претерпел неприятностей от невежества и плотского воззрения на монашество своих собратий, потому что те, которые читают Закон Божий телесно, полагают исполнять его одними внешними делами, без мысленного подвига, не разумеюще, ни яже глаголют, ни о нихже утверждают[198]. «Проходя путь внутренней, умозрительной жизни, – наставляет и утешает Серафим, почерпая наставление и утешение из своей духовной опытно­сти, – не должно ослабевать, не должно оставлять его потому, что люди, прилепившиеся к внешности и чувственности, поража­ют нас противностию своих мнений в самое сердечное чувство и всячески стараются отвлечь нас от прохождения внутреннего пути, поставляя нам на нем различные препятствия. Никакими­ противностями в прохождении этого пути колебаться не должно, утверждаясь в этом случае на слове Божием: Страха их не убоимся, ниже смутимся, яко с нами Бог. Господа Бога нашего освятим в сердечной памяти Его Божественного имени, и Той будет нам в страх»[199]. Когда преподобный Григорий Синаит – его в 14 веке промысл Божий употребил в орудие восстановления между иноками забытого ими умного делания – прибыл в Афонскую гору и начал сообщать Богодарованное ему знание благочестивым, ревностным и разумным подвижникам, но понимавшим Богослужение лишь телесно, то они сначала очень воспротивились ему, – такою странностию представляется учение о духовном подвиге для не имеющих понятия ни о нем, ни о существовании его, для давших телесному подвигу значение, ему не принадлежащее. Еще большею странностию представляется умное делание для плотского и душевного разума, особливо, когда он заражен самомнением и ядом ереси. Тогда ненависть духа человеческого, вступившего в общение с сатаною, к Духу Божию, выражается с чудовищным неистовством. Чтоб объяснить это и вообще чтоб представить с очевидностию, как превратно плотский и душевный разум понимает все духовное, искажает его соответственно мраку падения, в котором находится, несмотря на свою земную ученость, – изложим здесь вкратце клеветы и злоречие на умное делание латинского монаха Варлаама и некоторых западных писателей. Преосвященный Иннокентий в своей церковной истории повествует, что Варлаам, Калабрийский монах, в 15 веке прибыл в Селунь, город восточной греческой империи. Здесь, чтоб действовать в пользу Западной Церкви под покровом Православия, он отвергся Латинства. Написав несколько сочинений в доказательство правоты Восточной Церкви, заслу­жил этим похвалу и доверие Императора Кантакузена; зная же, что греческое монашество служит главным подкреплением Церкви, он хотел ослабить его, даже сокрушить, чтоб поколебать всю Церковь. С этою целию он выказал желание проводить­ самую строгую иноческую жизнь и лукаво склонил одного Афонского пустынника открыть ему художественное ­упражнение Иисусовою молитвою. Получив желаемое, поверхностно, бессмысленно поняв открытое, Варлаам принял за единственную сущность дела вещественное пособие, которое Отцы, как мы видели, называют лишь некоторым пособием, а духовные виде­ния за видения вещественные, зримые одними телесными очами. Он донес об этом императору, как о важном заблуждении. Созван был собор в Константинополе. Святой Григорий Палама, Афонский инок и великий делатель умной молитвы, вступил в прение с Варлаамом, силою благодати Божией победил его. Варлаам и хулы его преданы анафеме. Он возвратился в Калабрию и Латинство, оставил во многих греках, поверхност­ных христианах, доверие к своему учению, принес его на Запад, где хулы и нелепые клеветы его приняты, как исповедание истины[200]. Историк Флери, описывая действия Варлаама, подобно ему, сосредоточивает все делание умной молитвы в вещественном пособии, искажая его. Флери делает выписку о механизме из слова Святого Симеона, Нового Богослова, о трех образах молитвы, находящегося в Добротолюбии, – утверждает будто бы Симеон научает, сев в углу келлии, обратить глаза и всю мысль к средине чрева, то есть к пупу, удерживать дыхание, даже носом, и так далее. Трудно б было поверить, что умный и ученый Флери написал такую нелепость, если б она не читалась на страницах его истории[201]. Бержье, другой, весьма­ умный и ученый писатель, говорит, что греческие иноки созерцатели, от усилия к созерцанию, помешались в рассудке и впали в фанатизм (прелесть). Чтоб прийти в состояние восторга, они упирали глаза в пуп, удерживая дыхание, тогда им представлялось, что они видят блестящий свет, и так далее[202]. Искажая образ моления умных делателей Восточной Церкви и кощунствуя над ним, латиняне не останавливаются кощунством и над благодатными состояниями, производимыми молитвою, не останавливаются хулить действие Святого Духа. Предоставим суду Божию клеветы и хулу еретиков; с чувством плача, а не осуждения отвратим внимание от произносимых ими нелепостей; что говорит о видении света Христова наш блаженный дклатель молитвы Иисусовой, Серафим Саровский: «Чтоб приять и узреть в сердце свет Христов, надобно сколько возможно отвлечь себя от видимых предметов; предочистив душу покаянием, добрыми делами и верою в Распявшегося за нас, закрыть­ телесные очи, погрузить ум внутрь сердца, где вопиять призыванием имени Господа нашего, Иисуса Христа; тогда по мере усердия и горячности духа к Возлюбленному находит человек в призываемом им имени услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения. Когда чрез таковое упраж­нение укоснит ум в сердце, тогда воссиявает свет Христов, освящая храмину души своим Божественным осиянием, как говорит пророк Малахия; и возсияет вам, боящимся имени Моего, солнце правды[203]. Этот свет есть вместе и жизнь по Евангельскому слову: в Том живот бе, и живот бе свет человеком»[204]. Из этого видно, в противность пониманию Калабрий­ского Варлаама и латинян, что свет этот не вещественный, а духовный, что он отверзает душевные очи, созерцается ими, хотя вместе и действует на телесные глаза, как то случилось с святым Апостолом Павлом[205]. Преподобный Макарий Великий, подробно и с особенною ясностию излагая учение об этом свете в 7 слове, говорит, что «он есть существенное осияние в душе силы Святого Духа; чрез него открывается всякое знание и истинно познавается Бог душою достойною и любимою»[206]. Согласно с Великим свидетельствуют и все святые Отцы Восточ­ной Церкви, опытно познавшие христианское совершенство и изобразившие его в своих писаниях свойственным этому неизобразимому таинству изображением в стране вещества. Очень полезно знать, что плодом чистой непарительной молитвы бывает обновление естества, что обновленное естество снабжается и украшается дарами Божественной благодати; но стремление к преждевременному стяжанию этих даров, стремление, которым, по побуждению самомнения, предупреждается благоволение о нас Бога, крайне вредно и ведет лишь к прелести. По этой причине все Отцы очень кратко говорят о дарах благодати, говорят очень подробно о стяжании чистой молитвы, последствие которой – благодатные дары. Подвиг молитвы нуждается в тщательном обучении, а благодатные дары являются сами собою, как свойства естества обновленного, когда это естество, по очищении покаянием, будет освящено осенением Духа.

Старец Паисий Величковский, живший в конце прошедшего 18 столетия, написал свиток о умной молитве в опровержение хулений, произнесенных против ее некоторым суетноумным философом монахом, пребывавшим в Мошенских горах, современником Паисия[207]. «Во дни наши, – говорит Паисий в письме к старцу Феодосию, – некоторый инок, философ суеумный, увидев, что некоторым ревнителям этой молитвы, хотя и не по разуму, воспоследствовала некоторая прелесть по причине их самочиния и невежественного руководства наставниками, неискусными в этой молитве, не возложил вины на самочиние и неискусное наставление, но вооружился хулою на эту святую молитву, вооружился, возбуждаемый диаволом, столько, что далеко превзошел и древних, трижды проклятых еретиков, Варлаама и Акиндина, хуливших эту молитву. Не боясь Бога, не стыдясь человеков, он воздвиг страшные и срамные хуления на эту святую молитву, на ее ревнителей и делателей, хуления, невыносимые для целомудренного слуха человече­ского. Сверх того он воздвиг такое величайшее гонение на ревнителей этой молитвы, что некоторые из них, оставив все, пере­бежали в нашу страну и проводят в ней Богоугодно пустынное житие. Другие же, будучи слабоумны, дошли до такого безумия от растленных слов философа, что и имевшиеся у них отеческие книги потопили, как мы слышали, в реке, привязав их к кирпичу. Так возмогли его хуления, что некоторые старцы воспретили чтение отеческих книг при угрозе лишить благословения за чтение. Философ, не довольствуясь устным хулением, вознамерился изложить эти хуления письменно: тогда, пораженный наказанием Божиим, он ослеп, чем и было пресечено его богоборное предприятие». Вообще плотский и душевный разум, как бы ни был богат премудростию мира, смотрит очень дико и недоброжелательно на умную молитву. Она – средст­во единения духа человеческого с духом Божиим и потому­ особенно странна и ненавистна для тех, которые благоволят пребыванию своего духа в сонме духов падших, отверженных, враждебных Богу, не сознающих своего падения, провозглашающих и превозносящих состояние падения, как бы состояние высшего преуспеяния. Слово крестное, возвещаемое устами апостолов всем человекам, погибающим юродство есть; оно пребывает юродством, когда возвещается умом сердцу и все­му существу ветхого человека молитвою; но для спасаемых оно сила Божия есть[208]. Еллины, не познавшие христианства, и еллины, возвратившиеся от христианства к еллинству, ищут, сообразной настроению своему, премудрости в умной молитве, и находят безумие; но истинные христиане, немощным и малозначащим по наружности подвигом умной молитвы, обретают Христа, Божию силу и Божию премудрость. Зане буие Божие премудрее человек есть, и немощное Божие крепчае человек есть[209]. Немудрено, что и наши ученые, не имея понятия о умной молитве по преданию Православной Церкви, а прочитав о ней только в сочинениях западных писателей, повторили хуления и нелепости этих писателей[210]. (Духовный друг старца Паисия Величковского упоминает и о других, современных ему, иноках, которые отвергали упражнение Иисусовою молитвою, по трем причинам: во-первых, признавая это упражнение свойственным для одних святых и бесстрастных мужей; во-вторых, по причине совершенного оскудения наставников этому деланию; в-третьих, по причине последующей иногда умному подвигу прелести. Неосновательность этих доводов рассмотрена нами в своем месте[211]. Здесь достаточно сказать, что отвергающие, по этим причинам, упражнение умною молитвою, занимаются исключительно молитвою устною, не достигая и в ней должного преуспеяния. Они, отвергая опытное познание умной­ молитвы, не могут стяжать и в устной молитве должного внимания, доставляемого преимущественно умною молитвою. Псалмопение, совершаемое гласно и устно, без внимания, при значи­тельном развлечении, неотступном от телесных делателей, небрегущих о уме, действует на душу очень слабо, поверхност­но,­ доставляет плоды, сообразные действию. Весьма часто, когда оно совершается неупустительно и в большем количестве, порождает самомнение с его последствиями. «Многие, – говорит схимонах Василий, – не зная опытно умного делания, погрешительно судят, что умное делание приличествует одним бесстрастным и святым мужам. По этой причине, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопения, тропарей и канонов, препочивают в этом одном своем внешнем молении. Они не понимают того, что такое песненное моление предано нам Отцами на время, по немощи и младенчеству ума нашего, чтоб мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного делания, а не до кончины нашей пребывали в псалмопении. Что младенчественнее этого, когда мы, прочитав устами наше внешнее моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что делаем нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея!»[212]

Да отступит от неправды всяк, именуяй имя Господне[213], завещавает Апостол. Это завещание, относясь ко всем христианам, в особенности относится к вознамерившимся упражняться­ непрестанным молением именем Господа Иисуса. Пречистое имя Иисуса не терпит пребывать посреди нечистоты: оно требует, чтоб из сосуда душевного было извергнуто и извергаемо все нечистое; входя в сосуд по степени чистоты его, оно само начинает действовать в нем и совершать дальнейшее очищение, для которого собственные усилия человека недостаточны и которое требуется для того, чтоб сосуд соделался достойным вместилищем духовного сокровища, всесвятой святыни. Устра­нимся от пресыщения и даже насыщения; положим себе в правило умеренное, постоянное воздержание в пище и питии; откажем себе в наслаждении вкусными яствами и питиями; будем упокоевать себя сном удовлетворительно, но не чрезмерно; откажемся от празднословия, смеха, шуток, кощунства; прекратим ненужные выходы из келлии к братиям и прием братий в келлию, под предлогом любви, именем которой прикрываются пустые беседы и занятия, опустошающие душу. Откажемся от мечтательности и суетных помышлений, возникающих в нас по причине нашего неверия, по причине безрассудной попечительности, по причине тщеславия, памятозлобия, раздражительности и других страстей наших. С полнотою веры возложим все на Господа и многомыслие наше, наши пустые мечты, заменим непрерывающеюся молитвою ко Господу Иисусу. Если мы окружены еще врагами, то будем вопиять с сильным плачем и воплем к Царю царей, как вопиют обиженные и угнетенные из толпы народной; если же мы допущены во внутренний чертог Царя, то будем приносить Ему жалобу и просить Его милости с величайшею тихостию и смирением, из самой глубины душевной. Такая молитва – особенно сильна: она –вполне духовна, произносится непосредственно к самому слуху Царя, к Его сердцу.

Необходимое, существенное условие преуспеяния в молитве Иисусовой есть пребывание в заповедях Господа Иисуса. Будите в любви Моей[214], сказал Он ученикам Своим. Что значит пребывать в любви ко Господу? – Значит: непрестанно памятовать о Нем, непрестанно пребывать в единении с Ним по духу. Первое без последнего мертво и даже не может осуществиться. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей[215]; если будем постоянно соблюдать заповеди Господа, то духом нашим соединимся с Ним. Если соединимся с Ним духом, то устремимся к Нему всем существом нашим, будем непре­станно памятовать о Нем. Направь поступки твои, все поведение твое по заповедям Господа Иисуса, направь по ним слова твои, направь по ним мысли и чувствования твои, –и познаешь свойства Иисуса. Ощутив в себе эти свойства действием Божественной благодати и из этого ощущения стяжав опытное познание их, ты усладишься сладостию нетленною, не принадлежащею миру и веку сему, сладостию тихою, но сильною, уничтожающею расположение сердца ко всем земным наслаждениям. Усладившись свойствами Иисуса, возлюбишь Его и возжелаешь, чтоб Он вполне обитал в тебе; без Него сочтешь себя погибающим и погибшим. Тогда будешь непрестанно вопиять, вопиять из полноты убеждения, от всей души: Господи, ­Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Молитва Иисусова­ заменит для тебя все прочие молитвословия. И все они какую могут вместить и изложить мысль, более обширную мысли о помиловании грешных Иисусом? Положи себе единственною целию жизни исполнение воли Иисусовой во всяком обстоятельстве, как бы оно по-видимому ни было важно или мелочно; старайся делать дела, единственно благоугодные Иисусу, и все дела твои будут одинаково достойны неба. Возлюби волю Иисуса паче пожеланий плоти твоей, паче спокойствия и удобств твоих, паче жизни, паче души твоей. Как можно чаще читай Евангелие, изучай в нем волю Господа и Спаса твоего. Не оставь­ без внимания ни малейшей черты из Евангелия, никакой маловажной, по наружности, заповеди. Обуздывай и умерщвляй все движения собственные свои, не только греховные, но по-видимому и добрые, принадлежащие падшему человеческому естеству, часто весьма развитые у язычников и еретиков, отсто­ящие от добродетелей евангельских, яко Запады от Востоков. Да молчит в тебе все ветхое твое! да действует в тебе един Иисус святейшими заповедями Своими, помышлениями и ощущениями,­ истекающими из этих заповедей. Если будешь жительствовать таким образом, то непременно процветет в тебе молитва Иисусова,­ независимо от того, пребываешь ли ты в глубокой пустыне или посреди молв общежития, потому что место вселения и покой этой молитвы – ум и сердце, обновленные познанием, вкушением, исполнением воли Божией, благой, угодной и совершенной[216]. Жительство по евангельским заповедям есть единый и истинный источник духовного преуспеяния, доступный для каждого, искренно желающего преуспеть, в какое бы наружное положение он ни был поставлен недоведомым промыслом Божиим.

Упражнение молитвою Иисусовою по самому свойству этого упражнения требует непрерывного бодрствования над собою. «Благоговейная осторожность, – говорит старец Серафим, – здесь нужна по той причине, что сие море, то есть сердце с своими­ помыслами и пожеланиями, которое должно очистить посредст­вом внимания, велико и пространно: тамо гади, их же несть числа[217],­­­­ то есть многие помыслы суетные, неправые и нечистые, порождения злых духов[218]. Непрестанно должно наблюдать за собою, чтоб не подкрался каким-либо образом грех и не опусто­шил души. Этого мало: непрестанно должно наблюдать, чтоб ум и сердце пребывали в воле Иисусовой и следовали Его святым велениям, чтоб плотское мудрование не вытеснило какою злохитростию мудрования духовного, чтоб не увлечься каким-либо разгорячением крови, чтоб пребывать по возможности в непрестанной мертвости, в некотором тонком хладе[219]. Когда явится ощущение этого тонкого хлада, тогда из него усматривается яснее воля Божия и исполняется свободнее. Когда усмот­рится яснее воля Божия, тогда с особенною силою возбуждается­ алчба и жажда правды Божественной, – и подвижник, в глубоком сознании нищеты своей и в плаче, с новым усилием старается раскрыть в себе эту правду внимательнейшею, благоговейнейшею молитвою. «Как эта Божественная молит­­­­­­­­­­­­­­­­ва, – говорит старец Паисий, – есть высший из всех монашеских подвигов, верх исправлений по определению Отцов, источник добро­детелей, тончайшее и невидимое делание ума во глубине сердца, так сообразно этому поставляются невидимым врагом против нее невидимые, тонкие, едва постижимые для ума человеческого­ сети многообразных прелестей и мечтаний»[220].

Положить другого основания для моления именем Иисуса, кроме положенного, невозможно: оно есть Сам Господь наш, Иисус Христос, Богочеловек, непостижимо прикрывший неогра­ниченное естество Божие ограниченным естеством человека и из ограниченного человеческого естества проявляющий действия неограниченного Бога. По младенчеству же нашему святые Отцы преподают некоторые пособия, как выше сказано, для удобнейшего приобучения себя молитве Иисусовой. Эти пособия суть не что иное, как только пособия, не заключающие в себе ничего особенного. На них не должно останавливаться с излишним вниманием; им не должно придавать излишней важности. Вся сила и все действие молитвы Иисусовой истекает из покланяемого и всемогущего имени Иисус, имени, единаго под небесем, о нем же подобает спастися нам. Чтоб соделаться способными к открытию этого действия в нас, мы должны быть возделаны евангельскими заповедями, как и Господь сказал: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в щарствие небесное, и в то, которое ожидает нас по блаженной кончине, и в то, которое раскрывается в нас во время земной жизни нашей, но творяй волю Отца Моего, иже на небесех[221]. Для преуспевших не нужны никакие внешние пособия: среди шумящего многолюдства они пребывают в безмолвии. Все препятствия к преуспеянию духовному – в нас, в одних нас! Если же что извне действует, как препятствие, то это только служит обличением нашего немощного произволения, нашего двоедушия, нашего повреждения грехом. Не были бы нужными никакие внешние пособия, если б мы жительствовали, как должно­ жительствовать. Жительство наше расслаблено, произволение шатко, ничтожно, и потому мы нуждаемся во внешних пособиях, как больные ногами в костылях и посохе. Милосердые Отцы, видя, что я желаю заняться Иисусовою молитвою, притом видя, что я вполне жив для мира, что он сильно действует на меня чрез мои чувства, советуют мне для моления войти в уединенную, темную келлию, чтоб таким образом чувства мои пришли в бездействие, прервано было мое сообщение с миром, облегчено было мне углубление в себя. Они советуют сидеть во время упражнения молитвою Иисусовою на низменном стуле, чтоб я, по телу, имел положение нищего, просящего милостыню, и удобнее ощутил нищету души моей. Когда я присутствую при Богослужении и во время его занимаюсь молитвою Иисусовою, Отцы советуют мне закрывать глаза для сохранения себя от рассеянности, потому что мое зрение живо для вещества, и едва открою глаза, как начнут тотчас напечатлеваться на уме моем видимые мною предметы, отвлекут меня от молитвы. Много и других внешних пособий, найденных делателями молитвы для вещественного вспомоществования духовному подвигу. Эти пособия могут быть употреблены с пользою, но при употреблении их должно соображаться с душевными и телесными свойствами каждого: какой-либо механический способ, весьма хорошо идущий для одного подвижника, для другого может быть бесполезным и даже вредным. Преуспевшие отвергают вещественные пособия, как исцелевший от хромоты кидает костыль, как младенец, достигший некоторого возраста,­ отлагает пелены, как от выстроенного дома снимаются леса, при помощи которых он строился.

Для всех и каждого существенно полезно начинать обучение молению именем Господа Иисуса с совершения молитвы Иисусовой устно при заключении ума в слова молитвы. Заключением ума в слова молитвы изображается строжайшее внимание к этим словам, без которого молитва подобна телу без души. Предоставим Самому Господу преобразовать внимательную уст­ную молитву нашу в умную, сердечную и душевную. Он непременно совершит это, когда узрит нас сколько-нибудь очищенны­ми, воспитанными, возращенными, приуготовленными деланием евангельских заповедей. Благоразумный родитель не даст острого меча младенцу, сыну своему. Младенец не в состоянии употребить меча против врага: он будет играть мечем грозным, скоро и легко пронзит себя им. Младенец по духовному возрасту­ неспособен к дарованиям духовным: он употребит их не во славу Божию, не в пользу свою и ближних, не для поражения невидимых супостатов; употребит их для поражения себя самого, возмечтав о себе, исполнясь пагубного превоз­ношения, пагубного презорства к ближним. И чуждые дарований духовных, исполненные смрадных страстей, мы гордимся и величаемся, мы не престаем осуждать и уничижать ближних, которые по всем отношениям лучше нас! Что было бы, если б нам поверилось какое-либо духовное богатство, какое-либо духовное дарование, отделяющее обладателя своего от братий его, свидетельствующего о нем, что он – избранник Божий? Не соделалось ли бы оно для нас причиною страшного душевного бедствия? Потщимся усовершиться в смирении, которое состоит в особенном блаженном настроении сердца и является в сердце от испол­нения евангельских заповедей. Смирение есть тот единственный жертвенник, на котором дозволяется нам законом духовным приносить жертву молитвы, на котором принесенная жертва молитвы восходит к Богу, является лицу Его. Смирение есть тот единственный сосуд, в который влагаются­ перстом Божиим благодатные дарования. Займемся молитвою Иисусово бескорыстно, с простотою и прямотою намере­ния, с целию покаяния, с верою в Бога, с совершенною преданностию воле Божией, с упованием на премудрость, благость, всемогущество этой ­святой воли. При избрании механических способов постараемся поступить со всевозможною осмотрительностию и благоразумием, не увлекаясь пустою пытливостию, безотчетливою ревно­стию, которая неопытным представляется добродетелию, а святыми Отцами названа гордостною дерзостию, разгорячением безумным. Будем преимущественно обращаться к способам простейшим и смиреннейшим, как к безопаснейшим. Повторяем: все механические пособия должно считать не иным чем, как только пособиями, соделывавшимися для нас полезными по причине немощи нашей. Не возложим упования нашего ни на них, ни на количество делания нашего, чтоб не похищено было у нас таким образом упование на Господа, чтоб по сущности дела мы не оказались уповающими на себя или на что-либо вещественное и суетное. Не будем искать наслаждения, видений: мы – грешники, недостойные духовных наслаждений и видений, неспособные к ним по ветхости нашей. Внимательною молитвою взыщем обратить взоры ума на самих себя, чтоб открыть в себе нашу греховность. Когда откроем ее, – встанем мысленно пред Господом нашим Иисусом Христом в лике прокаженных, слепых, глухих, хромых, расслабленных, беснующихся; начнем пред Ним из нищеты духа нашего, из сердца, сокрушенного болезнию о греховности нашей, плачевный молитвенный вопль. Этот вопль да будет неограниченно обилен! да окажется всякое многословие и всякое разнообразие слов неспособным к выражению его. По обилию и невыразимости его да облекается он непрестанно, да облекается он в малословную, но обширного значения молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Аминь.


[1] О молитве Иисусовой помещена статья в 1 части Опытов: как в этом слове имеются свои особенности, то не сочтено излишним предложение его вниманию боголюбцев. О повторениях же, по необходимости вступивших в него из упомянутой статьи, можно сказать, что повторение столько спасительных истин отнюдь не бесполезно. Таяжде писати вам, говорит Апостол,­ мне убо неленостно, вам же твердо (Филип. III, 1).

[2] Лук. II, 34.

[3] Схимонах Василий Поляномерульский. Сочинения его изданы Введен­скою Оптиною пустынею вместе с сочинениями старца Паисия Величков­ского. Москва, 1847 года.

[4] Псал. ХХХ, 19, 20.

[5] Псал. ХIX, 8.

[6] Слово 2.

[7] О безмолвии в 15 главах, гл. 2. Доброт., ч. 1.

[8] Иоанн. ХIV, 13, 14.

[9] Иоанн. ХVI, 23, 24.

[10] Спаситель – на еврейском Иисус. Матф. I, 21. Благовестник.

[11] Псалтырь с восследованием.

[12] Псалтырь с восследованием.

[13] Матф. ХVIII, 3, 4. Марк. IХ, 36. Четьи-Минеи, декабря в 20 день.

[14] Подобие 9-е, гл 14. Книга святого Гермия особенно уважалась в первенствующей церкви Христовой. Иногда присовокуплялась она к Новому Завету и читалась при Богослужении.

[15] Четьи Минеи, сентября в 27 день.

[16] Слово преподобного Исихия, гл. 1. Добротолюбие, ч. 2.

[17] Издание 1844 года, Москва.

[18] Деян. IV, 8–12.

[19] Рим. Х, 13.

[20] Филип. II, 9, 10.

[21] Псал. LXXI, 8, 11, 14, 15, 17, 19.

[22] Псал. LХХI, 9.

[23] Пс.VIII, 2, 3.

[24] Преподобный Нил Сорский, Слово 9.

[25] Пс. СХII, 1–3.

[26] Пс. XXVIII, 2.

[27] Псал. IХ, 11.

[28] Пс. LXXIII, 21.

[29] Псал. ХХХIХ, 5.

[30] Псал СXVIII, 55.

[31] Главы зело полезныя, о еже како подобает пети. Доброт., ч. 1.

[32] Псал. СХVII, 10–12.

[33] Лествица, Слово 21, гл. 7.

[34] Псал. XLIII, 6–9.

[35] Псал. СХХХVII, 1–3.

[36] Псал. СХ, 9.

[37] Псал LХХVIII, 9.

[38] Пс. LIII, 3, 4.

[39] Пс. LXVIII, 36, 37.

[40] Иоанн. ХI, 25.

[41] Псал. CXLII, 11.

[42] Пс. LXXIX, 19.

[43] Пс. LX, 6.

[44] Пс. CXLIX, 1–3.

[45] Пс. LV, 11–13.

[46] Пс. СХХХIХ, 14.

[47] Пс. СII, 1.

[48] Пс. СХLVIII, 11–13.

[49] Марк. ХVI, 17.

[50] Иоан. XIII, 27.

[51] Ефес. II, 1–3.

[52] Матф. ХII, 43–45. По объяснению блаженного Феофилакта.Благовест­ник.­

[53] Преподобный Григорий Синаит. Глава 3, о дыхании, Добротолюбие, ч. 1.

[54] Иоанн. ХI, 25.

[55] Марк. ХVI, 17.

[56] Марк. IX, 17–27. Преподобный Варсонофий. Ответ 116.

[57] Ответ 301.

[58] Преподобные Каллист и Игнатий Ксанфопулы. Гл. 49. Доброт., ч. 2.

[59] Слово 1, гл. 1.

[60] Беседа 2, гл. 1, 2.

[61] Преподобный Каллист и Игнатий Ксанфопулы, гл. 56. Доброт., ч. 1.

[62] Матф. ХIV, 33.

[63] О третьем образе внимания. Доброт., ч. 1.

[64] Доброт., часть 1.

[65] Сирах. ХLVIII, 21.

[66] Евр. IV, 12.

[67] О еже обрести действо, § 4. Доброт. ч. 1.

[68] Лук. Х, 17.

[69] Лук. Х, 19.

[70] Марк. ХVI, 17.

[71] Лук. Х, 60.

[72] Лук. Х, 21, 22. Благовестник.

[73] Ответ 181.

[74] Псалтырь с последованием.

[75] Беседа 8, на послание к Римлянам.

[76] Каноник. Издание Киево-Печерской Лавры.

[77] Ответ 74. Преподобного Григория Синаита 4 глава из 15 глав о безмолвии. Доброт., ч. 1.

[78] Издание Оптиной Пустыни 1847 года.

[79] Четьи Минеи. 1 апреля.

[80] Главы о умной молитве. Гл. 1. Издание Оптиной Пустыни 1847 года.

[81] Гл. 4.

[82] Старец Василий. Предисловие на книгу преподобного Григория Синаита.­

[83] Старец Василий. Предисловие на книгу блаженного Филофея Синайского.­

[84] Слово 11.

[85] Пс. VI, 9–11.

[86] Екклес. III, 1.

[87] Слово 11.

[88] Преподобный Григорий Синаит посетил Афонскую гору в 14 веке по Рождестве Христовом. В то время монашество в Палестине, особливо же в Египте, было почти уничтожено магометанами, покорившими своей власти­ Египет и Палестину еще в начале 7 века. Во время святого Григория Синаита учение о умной молитве до крайности умалилось повсеместно. Его можно­ признавать восстановителем этого учения, как это сказано в кратком жизнеописании его, помещенном в Добротолюбии. И во времена Григория Синаита были иноки, достигшие великого преуспеяния в молитве, как, например,­ Максим Капсокаливи, жительствовавший в Афонской горе; наставлениями его пользовался сам Григорий, называвший Максима земным Ангелом. Доброт., ч. 1. Преподобный Григорий научен умной молитве некоторым иноком острова Кипра: до знакомства с этим иноком он занимался исключительно псалмопением. Рукописное житие преподобного Григория Синаита.

[89] Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1847 года.

[90] Иов. XXXVIII, 11.

[91] Слово ХХVIII, гл 17.

[92] Там же, гл. 19.

[93] Слово 4, гл. 93.

[94] О мнящихся от дел оправдитися, гл. 34, Доброт., ч. 1.

[95] Слово 28, гл. 51.

[96] Псал. LХХII, 17.

[97] Гл. 14.

[98] Лук. ХVII, 11.

[99] Святой Исаак Сирский, Сл. 8-е.

[100] Святой Исаак Сирский, Сл. 2-е.

[101] Пс. L, 21.

[102] Деян. III, 6.

[103] Матф. ХХV, 3.

[104] Псал. ХХХIII, 4.

[105] Ответ 115-й.

[106] Иоанн. V, 3.

[107] Иоанн. XIII, 18.

[108] Иоанн. ХV, 16.

[109] То есть по действию Божественной благодати.

[110] Цветник. Поучение 32.

[111] Весьма редкие получают соединение ума с сердцем вскоре после начатия молитвенного подвига; обыкновенно протекают многие годы между началом подвига и благодатным соединением ума с сердцем: мы должны доказать искренность нашего произволения постоянством и долготерпением.­

[112] Исаии ХХVI, 19.

[113] Наставление 32.

[114] Матф. V, 8.

[115] Наставление 29.

[116] Наставление 4.

[117] Наставление 11.

[118] Наставление 11.

[119] Наставление 6.

[120] Матф. VII, 8. Слово 28, гл. 56.

[121] Сол. V, 17.

[122] Пс.L, 17.

[123] Евр. ХIII, 13. Доброт., ч.4.

[124] Ответ 177.

[125] Матф. ХХII, 12, 13.

[126] Преподобный Варсонофий Великий и Иоанн пророк, ответ 325-й.

[127] Лествица, Слово 28, гл. 64.

[128] Лествица Божественных даров инока Феофана. Доброт., ч. 1. – Калли­ста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 54. Доброт., ч. 2. – Старца Серафима наставление 11.

[129] Препод. Варсонофия Великого и Иоанна пророка ответы 264-й и 274.

[130] Препод. Варсанофия Великого и Иоанна пророка ответы 264-й и 274; Псал. ХLV, 11. Приведенные здесь ответы даны препод. авве Дорофею, который по благословению этих отцов занимался непрестанною памятию Божиею, т. е. умною Иисусовою молитвою. Отцы завещали авве не ослабевать в этом подвиге, но сеять с надеждою, – ответ 263.

[131] 1 Тим. II, 4.

[132] Лук. XII, 44.

[133] Исаии VI, 7.

[134] Притч. III, 34.

[135] Ответ 111.

[136] Сл. о трезвении, гл.1, 3 и 5. Доброт., ч. 2.

[137] Блаженный Никифор, сл. о трезвении и хранении сердца, Доброт., ч. 2-я.­­ Препод. Симеона Нового Богослова, о третьем образе молитвы, Доброт., ч. 1.

[138] Сл. 28, гл. 45.

[139] Доброт., ч.1.

[140] Свят. Исаак Сир., Слово 68-е.

[141] Лествица, Сл. 28, гл. 51.

[142] Лествица, Сл. 28, гл. 16, 21 и 27.

[143] В статье под заглавием: о еже како подобает пети. Доброт., ч. 1.

[144] Там же. О еже како подобает пети.

[145] Святой Исаак Сирский, Слово 55.

[146] Матф. XIII, 44.

[147] Письменный Отечник.

[148] Слово 2.

[149] Еккл. ХI, 6.

[150] О безмолвии в 15 главах, гл. 2 и 3.

[151] Ведение известное о безмолвии и молитве. О еже како обрести действо.

[152] О безмолвии. О еже како подобает глаголати молитву.

[153] Колос. IV, 2.

[154] Иер. VIII, 21.

[155] Матф. XI, 12.

[156] О еже како подобает безмолвствующему сидети и творити молитву.

[157] Святой Исаак Сирский. Слово 89.

[158] Матф. ХI, 12.

[159] Лествица, Слово 7.

[160] Исаии ХХI, 3.

[161] О безмолвии и о двух образах молитвы, в 15 главах, гл. 14.

[162] Псал. ХХХVII, 7–9.

[163] Святой Исаак Сирский, Слово 78.

[164] Преподобный Нил Синайский. О молитве, гл. 61. Доброт., ч. 4.

[165] Доброт., ч. 2.

[166] Главы 19 и 45.

[167] Глава 38.

[168] Глава 53.

[169] Техническое монашеское слово.

[170] Глава 24.

[171] Заглавие 24 главы.

[172] Притч. ХХII, 28.

[173] Екклез. IV, 10.

[174] Глава 14.

[175] Слово 55.

[176] Патерик Алфавитный и Достопамятные Сказания о Арсении Великом.

[177] Слово 41.

[178] 2 Кор. ХIII, 5. Глава 52.

[179] Лествица, Слово 4, гл. 121.

[180] Слово 74.

[181] Матф. IХ, 17.

[182] Добротолюбие, ч. 1.

[183] Марк. Х, 47.

[184] Иов. II, 8.

[185] Марк. II, 4.

[186] Преподобный авва Дорофей. Поучение 10, о еже идти в путь Божий.

[187] Святейший Каллист, патриарх Константинопольский. Образ внимания молитве. Доброт., ч. 4.

[188] Святейший Каллист, патриарх Константинопольский. Образ внимания молитве. Доброт., ч. 4.

[189] Святейший Каллист, патриарх Константинопольский. Образ внимания молитве. Доброт., ч. 4.

[190] Доброт., ч. 1.

[191] О законе духовном, гл. 4. Доброт., ч. 1.

[192] Предисловие на главизны блаженного Филофея Синайского. Письмо старца Паисия к старцу Феодосию, стр. 231. Издание Оптиной Пустыни 1847 года.

[193] Слово 1, гл. 3. Слово 2, гл. 15.

[194] О молитве, гл. 139. Доброт., ч. 4.

[195] Там же, гл. 9, 10 и проч.

[196] Там же, гл. 91, 100. Ксанфопулов гл. 73. Доброт., ч. 2.

[197] Гл. 13. Доброт., ч. 1.

[198] Тим. 1, 7. Преподобный Марк Подвижник. Слово о законе духовном, гл. 34.

[199] Исаии VIII, 12, 13. Наставление 29.

[200] Часть 2. Раскол Варлаамов.

[201] Том VI, книга 95, гл. 9.

[202] Dictionnaire Theologique раr Вегgiеr, Тоmе 4, Неsichistes

[203] Гл. IV, 2.

[204] Иоанн. I, 4. Наставление 12.

[205] Деян. IХ.

[206] Слово VII, гл. 43.

[207] Житие и писания Паисия.

[208] 1 Кор. I, 18.

[209] 1 Кор. I, 22–25.

[210] Энциклопедический Словарь Старчевского. Исихисты. Смотри это же слово в Богословском Лексиконе Бержье.

[211] Св. Игнатий Брянчанинов «О Иисусовой молитве, разговор старца с уче­ником».

[212] Предисловие к книге преподобного Григория Синаита.

[213] 2 Тимоф. 11, 19.

[214] Иоанн. ХV, 9.

[215] Иоанн. ХV, 10.

[216] Рим ХII, 2.

[217] Псал. СIII, 25.

[218] Наставление 5.

[219] 3 Царств. ХIХ, 12.

[220] Свиток, гл. 4.

[221] Матф. VII, 21