Схиархимандрит Авраам (Рейдман)
Трезвомыслие

Поучение о послушании

Поучение о послушании в Бозе почившего отца нашего схимонаха Зосимы[1]

Предисловие к возлюбленным сестрам

Вы знаете, сколь дорого мне стоит безмолвная жизнь моя, для которой с Божией помощью оставил я мое отечество и, столь много странствуя, искал тишины безмолвия. Но ныне вижу, что из-за вас нарушится мое безмолвное житие, однако же против воли Божией не смею упорствовать. И если Бог дал мне вас, то с Его же помощью я и должен от всей души послужить вам. Познаю же, Богом ли вы на меня возложены и должно ли мне всей душой о вас заботиться, через то, если увижу вашу чистосердечную передо мной откровенность и приверженность ко мне, то есть что вы, словно насильно, своим желанием влечетесь под мое управление. А если не так усердствуете, то это явное  знамение, что не благоволит Бог мне неразрывным союзом связываться с вами и заботиться о вас как об отдавшихся в совершенное повиновение, но я должен только по долгу христианскому как о всех, так и о вас с усердием заботиться, однако не лишать себя безмолвия. Если тот, кто на должность, ему не порученную, вступит, подлежит наказанию, то тем более мне, грешному и самомý нехорошо живущему, должно от вас отказаться, если вы таких чувств ко мне не имеете, что есть явное знамение того, что не моей силы дело вами управлять и вас наставлять. Но, может быть, хочет Бог, чтобы вы иному наставнику предали себя, более совершенному и хорошо живущему, ибо знает Господь мою немощь и скудоумие; а это дело — души иных спасать — многотрудно, плачевно и бедственно. От этого бремени и совершенные отцы отказывались и убегали; и от тех только, боясь Бога, не отказывались, которые всей душой, с усердием, простосердечно, со всяким повиновением и самоотвержением предавали себя их руководству.

Некоторые, приступая к иночеству, хотя и желают предать себя в повиновение и послушание, но хотят иметь такого отца, который управлял бы ими в соответствии с их прихотливыми пожеланиями, и думают, как бы не лишиться им и своего имущества для удовлетворения своих немощей и для получения удовольствий. А того истинного, как должно и предано иночествующим святыми отцами, не хотят, то есть того, чтобы всё свое мнение, рассуждение, желания и волю свою уничтожить и презреть и совсем никакой собственности не иметь, даже и малейшего чего по своей воле себе не присваивать, но во всем с верой полагаться на волю и руководство своего отца, которому по Бозе себя предали, и на всё предлагаемое им соглашаться беспрекословно, хотя бы что и не по желанию их было и тягостным казалось, и так считать и веровать, что Сам Бог таким образом побуждает и вразумляет их отца ими управлять и такое делание или труды и постничество им преподавать. Ибо они, избрав себе отца и веруя несомненно, что отец истинно о Господе их любит и всей душой печется об их спасении, как еще могут рассуждать или следить, так ли поступает или обращается с ними отец? Ибо если еще хотят держаться своего рассуждения, то такие еще не предались истинно в повиновение. Не предав же себя совершенно, по подобию благопокорных простосердечных послушников, в послушание, никак невозможно прийти в смиренномудрие, произрастающее от послушания. Не придя же в смиренномудрие и простодушие, невозможно стяжать иных плодов духовных, без которых невозможно быть угодными Богу. К тому же если они хотя мало в чем-то желают иметь свою волю и рассуждение, то уже не на степени истинных умерщвленных послушников[2] находятся, и такие сами за себя и Богу будут отвечать. Ибо тогда отец отвечает Богу, когда они во всем, без исследования, не прекословя, с кротостью повинуются отцу.

Если же новоначальным, по слову святых отцов, должно непременно так с простосердечием и с верой, то есть с любовью, без исследования, повиноваться, то как будет для отца удобно и нетяжко бороться и состязаться спорами с такими самоумцами, которые ни одно заповедание и повеление его не исполняют без исследования и противоречия?

Святые отцы, зная это неудобство, заповедают удаляться от тех, которые не слушаются с одного слова, потому что когда может отец в спокойствии и в тишине пожить, если о всякой вещи он принужден будет думать, как переспорить или склонить и убедить ученика, чтобы тот согласился? Довольно и велико для меня, старца, и того, если я о тех позабочусь, которые с верой и любовью повинуются и уважают мои слова.

Я же, грешный, простите, и сам еще не достиг совершенства иноческого и не живу достодолжно по-монашески, за что немалого ожидаю себе осуждения. Потому и боюсь, как бы не усугубить еще себе осуждение от Господа, если, иных восприняв под свое руководство, буду попускать несогласное монашеству.

Но хотя сам я грешный и не живу достодолжно по-иночески, подобно святым преподобным отцам, однако с помощью Божией желаю вам предлагать такое завещание и такие советы, о которых совесть моя извещала бы меня, что они добры, спасительны и даны с советом и свидетельством моего старца (Василиска), а это точно благоугодно Господу, то есть чтобы мы, подражая Ему, послушны были отцу своему духовному и чистую любовь имели между собой и ко всем людям.

Потому, возлюбленные, внимайте себе и размыслите! И если к одному только спасению всё свое тщание прилагаете, то всем вожделенным века сего пренебрегите и, от всего отрекшись, направьте себя по той стезе, которой ходили все святые преподобные отцы и матери. То есть если избираете меня, грешного, старцем и хотите, чтобы я руководил и управлял вами по Бозе, то должны вы от всей души, отвергнув окончательно всю свою волю и мудрование, предать себя в совершенное повиновение и послушание, нимало не рассуждая о повелениях и завещаниях моих, ибо не вы за них призваны будете к ответу, но я. Вы же за то лишь будете отвечать, если не станете с верой в точности повиноваться. Если же предадите себя всей душой в такое истинное повиновение, то, еще не начав вашего жития иноческого, вы уже, по слову святых отцов, совершили свое подвижничество и, несомненно, среди спасаемых окажетесь.

Если бы я желал иметь вас под моим управлением, то, всячески льстя и послабляя вам, привлекал бы к себе, но вместо того говорю пред Господом: как иго тяжкое и неудобоносимое, принимаю управление вами, не смею противиться судьбам Божиим, но если бы вы сами не изъявили вашего непременного желания быть под моим руководством или если бы предались моему старцу или иному какому отцу, то не только не стал бы я сочинять и писать для вас, но не решился бы и словами предлагать вам моих советов, поскольку чувствую, что сам я скудоумен и неисправно живу.

Если же которая из вас не хочет иметь совершенного послушания и самоотвержения, такая, следовательно, не хочет быть под моим управлением, не хочет предаться отцу, но желает жить независимо и самочинно — такого жития не видано ни на небе, ни на земле, ни даже у разбойников. И как такая надеется быть спасенной, не последуя завещанию святых отцов?

Нам предано не для свободы идти в иночество, но для того, чтобы прежде всего поработить себя и превзойти мирян, то есть и они, миряне, тоже повинуются, но поневоле и нехотя, а нам, исшедшим из мира, нужно добровольно, с любовью, без понуждения повиноваться не ради чего иного, но только ради Бога и своего спасения.

Вы не можете отыскать ни одного извинения перед Богом, если не предадите себя в повиновение с совершенным отвержением своей воли и всего своего имущества, ибо не можете извинением поставить ни знаменитости вашего рода, ни недугов телесных, ни старости, в чем могли бы иметь оправдание, если бы вы хотя и не предали себя в совершенное повиновение, но жили бы только по совету[3], удерживая и некую собственность ради своих недугов.

Но вы хотя и предадитесь совершенно мне, грешному, покоряясь завещанию святых отцов, и во всем будете повиноваться без рассуждения, однако и тогда я не иначе наставлю вас, как в соответствии с моим низким, бедным и слабым житием. Ибо я сам грешный и слабый, а потому как могу иными руководить по подобию святых отцов? Они подражали святым ангелам бесстрастием и чистотой и, как бестелесные и не на земле живущие, ни о чем земном не заботились и подвизались в жестоких подвигах, не ослабевая, всю жизнь свою. Вы же хотя и не понесете, подобно им, жестоких подвигов, но жребий ваш с ними, и вас причтет Господь к лику преподобных Своих, послуживших Ему в самоотвержении и послушании, ибо вы свое исполнили, жили в повиновении и окончательно отвергли свою волю. Мне же, грешному, стыд и посрамление, но и я, грешный, уповаю на милость Божию, что не оставит и меня Господь, если буду от чистого сердца о вашем спасении иметь попечение. Да и вы, представ перед Господом, умилостивите Его о мне, грешном, хотя бы и никакого труда не имел я вас ради. Ибо какой труд с повинующимися исправно? С обеих сторон только радование, любовь и утешение духовное о Господе.

Из того познавайте сами в себе, угодно ли Богу, чтобы вы были под моим управлением, если от моих вам советов и наставлений возрастает в вас большее смирение, любовь и вера ко мне, и все мои слова сладкими вам кажутся, и охотно желаете всегда от меня поучений, и с усердием ожидаете моего посещения. Это есть знамение того, что должно вам держаться меня, грешного, и что благоволит Бог, чтобы я, недостойный, заботился о вашем спасении.

Если же не имеете таких ко мне чувств, но скорее неверным, враждебным и тягостным кажется вам мое наставление и обхождение с вами, то через это должно подлинно знать, что не подобает вам предаваться мне в повиновение без рассуждения. Но и мне последует осуждение, что, не званный Богом, дерзаю наставлять вас, да и Господь не будет помогать нам, и отнюдь не увидим между собой истинной любви, тишины и согласия. А потому, не стыдясь, как перед Самим Богом, должны вы мне открыться о вашем ко мне чувстве.

Слово 1

О вступлении в иночество и о нестяжании

Поступившему в житие иноческое и предавшему себя в повиновение должно и жить по правилам иноческим, а не подобно светским людям. Жизнь иноческая — духовная. Потому и подобает только о духовном богатстве иметь попечение, духовное же богатство внутри нас находится, по гласу Господню: «Царствие Небесное внутрь вас есть» (см. Лк. 17, 21). Итак, когда обретем подлинное иноческое богатство, то есть почувствуем в себе кротость, смиренномудрие, безгневие, терпение, милосердие, упование не на временное нечто, но на Бога живого, радование внутреннее о Бозе и веру непоколебимую, простосердечие, сострадание и любовь чистую ко всем и прочие плоды духовные, тогда и сами ясно познаем внутри нас наше богатство и духовное сокровище и с извещением почувствуем свое спасение.

Приобретается же такое богатство следующими делами: отвержением мира и самого себя, то есть своего нрава, своей воли и всех своих пожеланий. Потом совершенным повиновением и посильными трудами: воздержанием, пощением, безмолвием, бдением, низулежанием на твердом, сокращенным сном, продолжительным молением и поклонами, поучением в Священном Писании; а также тем, чтобы не малодушествовать, но претерпевать скуку и уныние, небрежение к себе, неумовение, жажду, голод и холод, иметь рукоделие по силе и нестяжание, еще же любовь к бесчестиям и уничижениям.

Вот, мы видим, на какой труд и подвиг требуется нам себя предать, потому нужно нам обрести такого отца, который на подобные подвиги своих учеников возбуждал бы и укреплял, и к такому отцу весьма полезно всей душой неотторжимо прилепиться и предать себя ему в повиновение. А от того отца, который послабляет и попускает жить со своей волей, со своеумием и со своим имуществом и достоянием, полезнее уклониться, поскольку такой отец до бесстрастия и чистоты довести не сможет.

Если же такой внимательно наблюдающий старец имеется, но ученики с теми советами, которые он предлагает, не соглашаются и жить с простосердечием, с сыновней покорностью и любовью отказываются, то от таких справедливо старцу отречься и себя безмолвного жития не лишать. Таким лучше не предлагать никакого духовного рассуждения, поскольку к большему послужит осуждению, если они будут слышать доброе, полезное и богоугодное, но не захотят последовать тому, да и старец не без вины окажется: зачем говорил и предлагал слова спасительные неслушающим и презирающим?

Сколь многое количество имеется духовных священных книг и поучений, и все они к тому только нас склоняют, чтобы слушали Бога и творили благоугодное Ему. Но если кто захочет сам собой последовать воле Божией и жить без управления и советов, то это крайне опасно, и предприятие такое дерзостно и безнадежно, поскольку нужно такому человеку иметь великую осторожность, как бы вместо Бога не служить и не угождать своим страстям и прихотям. По этой причине повелевают святые отцы предавать себя в повиновение и тогда в совершенстве угождать Господу Богу (ибо, живя в послушании, инок не может иного сотворить, как только то, что Богу угодно, поскольку если он всякое дело творит так, как отец повелевает, то это самое есть по воле Божией) и слушать Самого Господа, говорящего: «Слушаяй вас, Мене слушает, а отметаяйся вас, Мене отметается» (Лк. 10, 16).

Послушание святой Григорий Синаит именует ножом, сразу от всех язв, то есть пороков и страстей, очищающим. Ибо над открывшим всё свое тайное и страстное отцу своему по Бозе, над творящим по его слову, повинующимся и соблюдающим себя как сможет возобладать и господствовать какая-либо страсть порочная?

Многого порицания и осуждения от Бога достоин будет отец начальствующий, если попустит братии творить несогласное с правилами святых отцов, которые они преподали для жития иноческого; да и сами ученики такого отца при смерти своей будут обвинять, что по его небрежению лишились своего спасения.

Если же отец управляет согласно завещанию святых отцов, но ученики не последуют его руководству и его завещаниям, то старец неповинен будет, а сами они осудятся, ибо начальствующему отцу должно управлять непременно в согласии с преданием святых, поскольку ученики ради того предали себя отцу, чтобы он наставил их и вел ко спасению, а потому сам отец уже словно корнем является. Если же корень гнил, то есть если сам отец управляет несообразно с правилами, переданными святыми, то и ветви сухи будут, то есть и ученики его не будут благоуспешны.

В противоположность же этому, если отец по Бозе старается управить их спасительно и богоугодно и ученики, предавшиеся ему в повиновение, сохранят себя в терпении и в беспрекословном послушании, то такие истинные послушники и прежде смерти будут благословлять и благодарить своего отца как споспешника и орудие их верного спасения.

Исследуй и рассмотри всё Святое Писание и жития святых преподобных — нигде не найдешь, чтобы они в новоначалии входили в советы со своим отцом или держались своего рассуждения, но они всей душой только повиновались и радовались, что имеют отца, по Бозе управляющего ими. Да и почему бы им не хотеть во всем в точности повиноваться, если они истинно стремятся к своему спасению? Ибо все, делаемое за послушание, непременно свято и богоугодно, поскольку отец за них истязан будет от Бога и суд примет. В противоположность же этому, упорствующие, прекословящие и ропотливые сами себя удаляют от совершенного спасения и жизнь свою проводят несообразно монашеству, и для отца благословно и справедливо отказаться от таких.

Не назовут ли безумным такого родителя, который выросшим уже детям не запрещает и позволяет грязью забавляться и фигуры на песке строить, а не понуждает и не принуждает к делам благопотребным, нужным и полезным, свойственным их возрасту? Насколько же более безумным окажется восприемный духовный отец, даже и отвержен будет Самим Богом, если предавшим себя ему о Господе в повиновение попустит об излишних земных вещах беспокоиться или присваивать некое имущество, а не о едином духовном делании и преуспеянии заботиться?

Вступившим в иночество и предавшимся в повиновение и послушание должно в таком быть нестяжании, чтобы даже и иглы собственной не иметь, но и пищу, и одежду, и жилище, и всякое имущество своим не признавать, почитая за Божие и общее. Пищу употреблять по уставу, а относительно правила и прочего беспрекословно повиноваться. Но хотя и ко всему такому склонны будут, несомненно веруя, что Бог вразумляет и побуждает отца так ими управлять, однако и тогда отцу будет нелегко и небезопасно, и весьма нужно ему быть внимательным, дабы предлагать им не вводящее в заблуждение, но спасительное наставление. И только потому отец может иметь надежду на милость Божию, что с помощью Его он заповедует ученикам своим о Господе то, что кажется ему наиполезнейшим.

Но когда кто-то признает нечто своим собственным или повелеваемые отцом дела желает прежде рассматривать и исследовать, хорошо ли заповедует отец или нет, то такие зачем и предают себя в повиновение, если на свое рассуждение полагаются? Такие не могут быть истинными смиренными и кроткими послушниками, но скорее станут надзирателями и судьями отцу своему. Благословно отцу отказаться от таких, ибо не покоряющихся без рассуждения отцу своему и не соглашающихся жить по уставу иноческому даже и святые великие отцы отвергали и отдаляли от себя. Тем более мне, самому несовершенному и грешному, должно от таких убегать и не соединяться с ними духовным союзом, чтобы и самому вместе с такими непокорными и самоумцами не наследовать бесконечного горя. И увы! Да и зачем трудиться там, где не предвидится ни исправления, ни спасения?

Еще и потому опасно для отца принимать под руководство свое тех, которые не желают от всей души всё терпеть Бога ради, что со временем им может показаться, будто нехорошо отец управляет и повеления его тяжки, будто он привел их в нищету, имения их расточив. И трудно будет успокоить их, когда начнут роптать и скорбеть на отца, а не покоряться воле Божией, веруя, что Сам Господь содействовал отцу и вразумлял его так управлять к пользе их душ и спасению. Такого-то несовершенства их и малодушия должно устрашаться, и уклоняться от таких подобает до тех пор, пока не увидит отец их ревности и горячности к высокому житию, совершенной к нему веры и извещения, что под его руководством они несомненно спасутся. Ведь если бы они имели такую веру к отцу своему, то не прекословили бы, но с одного слова совершали всё повелеваемое и всё свое имущество за сор почитали, отрекаясь от всего, отнюдь ничего своим не признавая и по своему мнению не поступая, через что пришли бы в смиренномудрие и бесстрастие. Ибо как возможно от насилия страстей побеждаться тому, который от всего отказывается и даже не хочет никогда своей воли в чем-либо сотворить?

По слову святых отцов, такие только могут в совершенстве иночествовать, которые живут, почитая себя странниками и чуждыми всему земному, и потому ничего собственного иметь не хотят, повиновение же отцу и чистоту совести более жизни своей хранят.

И потому, если которая из вас не вмещает того, чтобы до такой степени во всем повиноваться, хотя бы я повелел всё имущество не только раздать, но и огнем сжечь и самой разлучиться со своими и свидания никогда с ними не иметь, даже и с чадами, если бы которая их имела, — одним словом, хотя бы что и смертельным, и весьма трудным, и неудобным казалось, — если всему такому с любовью без рассуждения покориться не изволяет, то такая пусть живет сама по себе, как хочет. Если же я, принявший вас, допущу что-либо противное и несогласное с правилами и завещаниями святых отцов, то и вы не увидите своего спасения, и я осужден буду. Ибо тогда только бывает несомненное и верное спасение, когда кто, от всего совершенно отрекшись и всё свое и саму себя предав отцу своему по Бозе, с чистосердечным откровением в точности во всем повинуется ему и делает всё по повелению его без рассуждения, с покорностью и простодушием. При таком повиновении, хотя бы некое упущение или утрата во внешних вещах усматривалась, но за послушание вечная мзда и венцы от Бога умножаются. Когда же кто не во всем слушается и по повелению отца в точности не делает, то, хотя утраты в видимых вещах и не будет, но неизвестным будет спасение.

Такое неповиновение происходит от трех причин: или от неверия, то есть когда кто не чтит и не уважает своего отца, но, наоборот, считает его неугодным Богу; или от того, что признает отца неразумным, самого же себя более сведущим; или от высокоумия и самомнения, то есть когда, надеясь на свой разум, не хочет делать по повелению отца. Ибо, предавшись отцу в повиновение, если пребудет не слушаясь его в точности и в малейшем чем-то, то уже не на руках отеческих бывает носима и отец за такую не отвечает Богу. Без повиновения же и послушания может жить и без меня, старца грешного. Неужели ты мнишь спастись так, чтобы и внешнего, то есть имущества своего, не утратить, и спасения не лишиться? Но это невозможно. Ведь Сам Господь сказал: «Иже не отвержется всего своего имения…» (см. Лк. 14, 26). И самих себя, не щадя, отцы предавали в истинное послушание и повиновение, другого же пути для хотящих иночествовать не имеется.

Сами вы знаете и из Святого Писания научаетесь, что я, сделавшись отцом вашим духовным и управителем жизни вашей, неминуемо должен довести вас до такой степени, чтобы вы, отнюдь не прекословя, повиновались с одного слова, подобно апостолам, повиновавшимся Господу, или тем, кто пожил при святых отцах в послушании и совершенном нестяжании. Ведь если вы души ваши вверяете мне, то тем более тленное ваше имущество для вашей же пользы должны на меня возложить, отнюдь не исследуя и не любопытствуя, как или куда я его употреблю.

Через такое добровольное ваше нестяжание и нищету, если с Божией вам помощью каждая будет претерпевать и преуспевать в своем подвижничестве, сподобитесь от благодати бесстрастия: приобретение земного и временного не возвеселит вас и не станете тужить, лишаясь его. Но, напротив, уклоняться захотите от всего, чтобы беспрепятственно со свободой, то есть с неразвлеченной мыслью, в духовном делании упражняться.

Если же которая соблюдать себя со вниманием не станет, но дерзновенно начнет любопытствовать и испытывать меня, куда употребляю ее имущество, или по собственной воле советы мне преподавать, то многими помыслами одержима и борима будет и дара смиренномудрия отнюдь не сподобится, даже и не сможет простодушно с верой проходить всякое послушание, но всегда будет испытывать: почему так, зачем это? А иногда какая-либо заповедь моя ей не понравится — и начнет оговаривать меня и соблазняться, а от этого начнет и вера ко мне умаляться, и любовь угасать, и прочее изменится, и будет жить не как смиренномудрая послушница, но как судья и советница, и не увидит мира и покоя в душе своей. всё же это произрастает от корня диавольского презорства и возношения.

К тому только должны мы всё тщание свое прилагать, чтобы вы не ослабевали в спасительном намерении вашем, а не о тленных вещах заботились. Достаточно вам несомненно веровать, что я, с помощью Божией, на злое не употреблю имущества вашего и сам не завладею им, а потому, отвергнув всё земное попечение, со свободой души будете упражняться в духовном делании и всё ваше попечение к тому лишь прилагать, чтобы не отпасть от вечных благ и жизни нескончаемой.

Если все мы будем думать об имеющемся в нашем общежитии имуществе и все захотим упражняться в тленных делах и попечениях, то в чем окажемся неравными с мирянами или с прежним нашим жительством? И где будет исполнение иноческих обетов наших, то есть обещания отречься от всего тленного и временного, пренебречь им и всей душой заботиться о духовных подвигах, о богомыслии и соединении с Богом?

А потому и поставляется на это служение избранная сестра для того, чтобы заботилась о всех нуждах в общежитии, через что для всех последует спасение, ей же будет награда за ее послушание, за исполнение должности и упокоение сестер, а сестры свободой от попечений и духовными подвигами спасаться будут и за нее станут молить Господа. Через такое отвержение своей воли, повиновение, устранение от всего и пренебрежение имуществом будет явлено истинное служение и любовь к Богу.

Вот что имейте для себя знамением духовного преуспеяния вашего: чем более будете иметь любви к Богу, тем более возлюбите всё то, что Ему угодно. А Господу всего любезнее тот, кто, оставив мир, возьмется подражать Его нищете, Его послушанию, Его смирению и кротости.

Помыслите в себе, как не безумной окажется та, которая сочтет за обиду и несчастье оставить и отвергнуть тленное имущество и воспринять легкое и благое иго, нищету Иисуса Христа, дабы свободно следовать за Ним? Никогда не увидит свободы такая, у которой сердце одержимо любоимением, страстями и похотями.

Если же охотно пожертвуете своим имуществом и самих себя предадите Бога ради в повиновение без рассуждения, тотчас обретете иное богатство, неведомое миру, и иные свободу и наслаждение, для миролюбцев непостижимые, но несравненно более многоценные, чем сокровища всего мира и самого земного царства. Обретете Самого Владыку, а с Ним нескончаемое Царство и наслаждение, если от всей души последуете стопам Его, Который «послушлив бе Отцу Своему даже до смерти, смерти же крестныя» (см. Флп. 2, 8). Ему принадлежат следующие слова: «Хощу, да идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет» (см. Ин. 12, 26). Итак, о возлюбленные Господом! Устремитесь вслед за Ним, оставив всё земное попечение, послужите Ему в преподобии и правде (см. Лк. 1, 75), в любви нелицемерной и истинном самоотвержении и послушании.

Всякое творение любит подобное и свойственное себе, его ищет и его держится, когда же уклонится к неподобному и несвойственному, то получает вред. Так и мы: когда уклонимся от свойственного душам нашим, то есть вместо вечных небесных благ будем прилепляться к земному и тленному имуществу и наслаждению, то неминуемо претерпим беду душевную, лишимся вечного блаженства и Самого Бога и впадем в нескончаемые муки.

Если же вы вознамерились искать высочайшего и честнейшего, то есть Самого Бога, и самих себя принести Ему в жертву, то есть посвятить всю жизнь свою благоугождению Ему, то не малодушествуйте, оставляя тленное и ничего не значащее имущество ваше, которое у вас неминуемо и против вашей воли отнимет смерть или иной некий случай. И не пожелайте из-за него отпасть от чистого перед Богом служения и жить в иночестве лицемерно, обманывая мир и погубляя самих себя, то есть по видимости казаться подражателями святых апостолов, которые, оставив все, последовали за Господом, в действительности же уподобляться Анании и жене его Сапфире, которые, побеждаясь корыстолюбием, утаили цену и не всё повергли к ногам апостолов, как сделали Варнава и последующие за ним. Но Варнава сочтен был первым среди семидесяти апостолов, а Анания с женой были поражены смертью (см. Деян. 4–5).

Но если вы, предавшись мне Господа ради, из-за моего нерадения или послабления поживете с имением вещелюбиво и страстно, а не духовно, в нестяжании и бесстрастии, то и вы, и в особенности я осуждены будем. Потому, простите, не смею иное что сказать вам, как только то, что Сам Господь изрек Своим ученикам: «Иже не отречется всего своего имущества, жены и чад и души своея и не возмет креста своего, не может быти Его ученик» (см. Лк. 14, 26–27). Так же и вы если не отвергнете от себя все земные пристрастия и не уготовите себя на всякое страдание Христа ради, то не можете быть ученицами Христовыми. Но даже и я, грешный, простите, без такого вашего обещания не могу вас принять.

Если же всё имущество ваше предадите Богу и так с нестяжанием начнете жить, то хотя в чем-то, как люди, и погрешите перед Богом, но благодать Его не попустит вам погибнуть, ибо всякое преткновение и погрешность вашу будете возвещать мне и полагаться с верой на мою волю и через то оправдаетесь перед Господом. Но и я, грешный, с помощью Божией и с совета моего старца буду возвещать вам необходимое для достижения иноческого совершенства и несомненного спасения, через что вы, как истинные послушницы, отвергнув всё земное и тленное, безбоязненно и свободно перейдете от временной жизни к вечному блаженству, которое Господь уготовал возлюбившим Его и послужившим Ему богоугодно.

Но, может быть, появится у вас такое помышление: зачем так предаваться в повиновение, можно и без отца спастись, и какая большая польза от такого, подобного рабскому, предания себя и повиновения?

Послушайте святого Лествичника, который говорит: «Как на море корабль без кормчего, так хотящий иночествовать без наставляющего, и как из корабля выпрыгнувшему не безопасно на доске до берега доплыть, так неудобно самому собой управляющему спастись». Святой же Каллист говорит, что не предавшиеся в послушание словно через канавы скачут и много сеют, но — увы! — вместо пшеницы плевелы пожинают. А святой Дорофей говорит: «Без наставника они, как листья, падают», а кто всего отвергается и предается в повиновение и послушание, такой подражает святым апостолам, потому что они, оставив все, последовали за Господом, во всем повинуясь Ему. Уподобляется он и Самому Господу, Который послушен был Отцу Своему даже до Креста и смерти, а потому и невозможно, чтобы Христос не возлюбил, не помиловал и не прославил такого, который, подражая Ему, всё оставив, повинуется своему наставнику. Такой, по слову святого Лествичника, не беспокоится об ответе Богу за себя, поскольку о нем спрошен будет отец, ибо он делает не свое, но то, что повелевает отец. Следовательно, отец за него и отвечать будет.

А святой Григорий Синаит говорит: «Превосходнейший и первый врач для немоществующих в заповедях и хотящих легко изрыгнуть мутное помрачение есть не что иное, как послушание без рассуждения и с верой во всем. Ибо это врачевство живительное, составленное из многих добродетелей для пьющих его, и нож, рубцы от ран разом очищающий. Кто предпочел всему делание послушания с верой и простотой, тот все страсти разом отсек. И не только достиг безмолвия, но послушанием уже и осуществил его, найдя Христа и подражателем Его и рабом и сделавшись, и называясь». И еще он говорит: «Малая и великая и короткая лестница повинующихся имеет пять ступеней, ведущих к совершенству: первая — отречение, вторая — повиновение, третья — послушание, четвертая — смирение, пятая — Божественная любовь, которая есть Бог (см. 1 Ин. 4, 8; 4, 16). Отречение лежащего возводит от ада и порабощенного освобождает от вещества. Повиновение же Христа обретает и Тому служит, как Он Сам говорит: „Аще кто Мне служит, Мне да последует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет“ (Ин. 12, 16). Где же есть Христос? На небесах сидит одесную Отца (см. Рим. 8, 34). Потому и слуге подобает быть там, где Тот, Кому он служит, возводя ногу к восхождению или и прежде восхождения указанными способами вместе со Христом восходя и поднимаясь. Послушание же, действуя всецело по заповедям, созидает лестницу из различных добродетелей и эти добродетели как восхождения в душе полагает (см. Пс. 83, 6). От него же (послушания) рождается возводящее на высоту смирение, которое, принимая послушника и вознося его горé к Небу, царице добродетелей — любви — предает и, ко Христу приводя, представляет. И так по короткой лестнице легко на Небо восходит тот, кто поистине повинуется». И далее его же слова: «Нет иного более краткого пути, ведущего к вышним чертогам малой лестницей добродетелей, кроме умерщвления пяти страстей, послушанию сопротивляющихся, разумею: преслушания, прекословия, самоугодия, оправдания и пагубного мнения. Ибо они — члены и части непокорного беса, поглощающего рожденных незаконно послушников и отсылающего к змею в бездну. Преслушание есть адские уста; прекословие — его язык, “яко меч остр” (Пс. 56, 5; Ис. 49, 2); самоугодие — отточенные его зубы; оправдание — гортань его; опорожнение же его всепожирающего чрева есть мнение, сопровождающее к аду.

Итак, кто первое послушанием побеждает, тот прочее сразу отсекает и на небеса одной ступенью быстро восходит. Воистину чудо неизреченное и непостижимое! И его сотворил человеколюбец наш Господь, дабы одной добродетелью или, скорее, заповедью мы могли незамедлительно восходить на небеса. Равно как и одним преслушанием сходили мы и нисходим во ад».

Проводя жизнь по своей воле, вы окажетесь не только не угождающими Богу, но и сопротивляющимися Его воле, ибо по благоволению Его и на небесах, и на земле меньшие повинуются бóльшим, и Сам Господь пример нам оставил Своего послушания. Но, возможно, вы скажете: «Следовательно, и от повиновения мирской власти будет спасение?» Будет, конечно, спасение, если только не противным закону и правилам Святой Церкви окажется повиновение.

Если скажете: «Так зачем идти в иночество?» — ответ будет: «Ради того, чтобы более близко к Богу жить, не заботясь о земном, но весь ум и всё свое старание устремляя к небесному». Если же не так поживете, то напрасным будет исшествие ваше из мира. Потому-то и нужно предаться в окормление такому отцу, который искоренял бы все ваши страсти и прихотливые пожелания, разрушал бы и пресекал увлечение ума вашего земными вещами и охранял вас от всякого диавольского пленения и власти. Если же страстному вождю себя вручите, то, по слову святых отцов, не евангельскому, но диавольскому научитесь житию, ибо, когда слепец ведет слепца, оба в яму впадут (см. Мф. 15, 14). Но прилепитесь к боящемуся Бога, тот и вас научит бояться Бога.

Если поживете так со смирением, терпя Господа ради, то поистине причислены будете к спасаемым и, понемногу привыкнув к отсечению своей воли, впредь без понуждения сами так пожелаете жить и мне вас таких, склонных к повиновению, оставить будет непростительно. И вы будете прославлять Бога, и многие другие, увидев, что вы столь любомудренно живете, пробудятся и сами пожелают иноческого жития. В таком случае как нам, рабам Господа Бога нашего, не прославлять Его? И как Он, Всеблагой, не подаст нам большей силы благодати Своей, дабы пришедшая к нам сестра хотя была бы весьма страстная, но, видя, что вы так исправно, смиренномудренно, любовно живете, кротко и без рассуждения повинуетесь и что я не послабляю и не попускаю вам уклоняться в самомнение или своеволие, — и сама должна была так жить, подражая вам и терпя отсечение своей воли и всех своих прихотливых пожеланий? Таким образом, пришедшая к вам, пусть самая порочная и страстная, сожительствуя с вами и видя ваше по Бозе подвижничество, соделается и сама, как ангел Божий, чистой и непорочной.

Потому я и желаю при помощи Божией вами, первоначальными, управлять без послаблений, дабы и прочие, вступая в ваше единение и сообщество, подражая вам, были также подвижницами и приходили в бесстрастие. Если же вам попущу некие слабости и прихоти, то и другим возбранить будет невозможно, и тогда устроится не монашеское богоугодное общежитие, а некое сборище бесчинных и своевольных; но до этого не допусти меня, Господи! Хочу лучше умереть, нежели основать с вами житие, противное Богу и святым правилам, которые преподаны Его угодниками для желающих иночествовать.

Для того-то Господь и попустил быть разным образам жизни, чтобы не могущие и не желающие иночествовать работали Ему в мирской и супружеской жизни и благоугождали различными добродетелями; а усерднейшие да вступают в иночество. Совершеннейшие же да предают себя на жесточайшие подвиги или полное безмолвие.

Потому и опять говорю, что не попущу никаких прихотей и самочинства, не попущу вам принять в ваше общежитие даже самых ближайших родственниц, которые не от всей души желают или по юности не могут подражать вам и не понимают, сколь внимательно должно жить в иночестве. Ибо хочу при помощи Божией основать с вами монашеское общежитие, а не богадельню. Но и боюсь осуждения от Бога, если для неусердствующих и немогущих нарушу предания святых отцов и оставлю мое безмолвное житие.

Таких миролюбцев и пристрастных к житейскому не должно признавать за ближних и единодушных, не следует даже и заботиться о них, хотя бы они были и родственницами по плоти. Ибо они еще живы, а вы умерли миру; они принадлежат части мирской, а вы — духовной. С такими можно только поговорить, наставить и, не удерживая нимало, отпустить, ибо не имеющие произволения и Богу неугодны. Все такие еще не осудили себя и не печалятся о грехах своих, если хотят жить своевольно и отрадно; еще не возлюбили духовное, чистое и целомудренное житие, если любят беседы и свидание с мирскими. Таким, простите, жить с вами отнюдь не смею допустить, ибо вы сами при конце жизни вашей станете укорять и обвинять меня, если я не буду ныне бдительно охранять вас от всяких поводов и вещей соблазнительных, влекущих к расслабленности и падению.

Те, кто истинно желает жить вместе с вами, не должны ни в чем сопротивляться, но должны покоряться во всем и поступать в точности согласно моему завещанию. Если же захотите принимать родственниц ваших, которые не могут или не желают подобно вам терпеть, то как может быть между вами мир и согласие в образе жизни, ибо каждая о своей станет заботиться и делать различные послабления и снисхождения, а через то неминуемо станете и осуждать одна другую, и разрушится между вами духовное единодушие? Да и они, малолетние и слабые, друг на друга взирая, не смогут научиться воздержанию и терпению. Потому и должно таким позволить только посещать вас, чтобы они, наслушавшись ваших советов и наставлений и примечая житие ваше, могли бы прежде по домам своим приучать себя и приготовляться к житию иноческому и тогда уже последовать вам и соединиться с вами.

Такое ваше повиновение и послушание сподобит вас быть подражательницами Господу, Который был в послушании Отцу Своему даже до смерти крестной (см. Флп. 2, 8). И Он, Господь наш, по благости Своей за это ваше рабство ради любви Его подаст вам благодать Свою господствовать над страстями греховными и похотями богопротивными и силы препобеждать все прельщающее в этом мире. Одним словом, уподобитесь вы прежним древним святым матерям, в новой евангельской благодати просиявшим. Если же не захотите от всего отречься и предать себя в повиновение, то подобны будете тем, о которых нам неизвестно, угодили они Богу или нет. Так не блаженнее ли по известному и надежному пути направляться, нежели пускаться в неизвестный и опасный? Ибо о предавших себя в повиновение все святые отцы единогласно свидетельствуют, что они верным путем идут ко Господу, и именуют таких, в послушании терпящих, исповедниками.

Рассудите сами и помыслите: неужели мне хочется над вами начальствовать и завладеть вашим имуществом, не спокойнее ли для меня остаться в моем любимом безмолвии? И что нужно для меня одного? Никакой христолюбец по содействию и внушению Божию не оставит меня, грешного, как и доныне было по благодати Божией. Следовательно, не убеждая и не привлекая вас к себе, но единственно боясь Бога и от любви моей по Бозе, советую вам идти тем путем, которым повелевают идти святые отцы вступающим в жизнь иноческую, чтобы и вам сподобиться быть последователями святых апостолов и быть причисленными к лику учеников Христовых! Господь же из-за вас не изменит Своего определения, то есть не причислит вас к ученикам Своим, если не отречетесь от всего и не последуете Ему.

Не ужасайтесь, о возлюбленные, услышав от меня о таком предании себя в послушание и о повиновении, подобном рабскому. Ибо такое ваше по Бозе предание и повиновение меня первого при помощи Божией склонит быть вашим рабом и служителем в необходимом для вашего жительства и спасения.

Слово 2

О первоначальном основании иночества

Если какой отец принимает к себе в сожительство учеников, но не с таким вниманием, с каким относились святые отцы к новоначальным, то отнюдь не видно будет истинного монашества, но произойдут только между аввой и учениками мятежи, споры и всякое несогласие. Но чтобы избежать такой беды и напасти, не должен отец принимать брата под свое управление до тех пор, пока брат не покажет веру свою к отцу и усердие многими молениями и слезами, то есть если истинно будет так веровать, что не его собственным усилием, но отеческим руководством составится его спасение.

Во-вторых, нужно, чтобы брат обещал отцу быть во всем откровенным, отнюдь ничего не утаивая. Такое истинное его намерение в откровенности познается по следующему: если он все свои добрые и злые дела, от юности совершенные, без всякого сомнения, без смущения и стыда во всей истине откроет и расскажет.

В-третьих, при условии, если от всей души со всякой искренностью и усердием желает отцу предаться и обещание твердое давать будет пред богом во всем без сомнений слушаться и повиноваться. Без этих же священных обязательств обе стороны, то есть отец и братья, поистине могут только одни беды, скорби и смущения претерпевать друг от друга, и Бог знает, достигнут ли они своего спасения.

Когда же отец поступает по преждеупомянутому закону и преданию святых отцов, то как сам отец, так и братья будут наслаждаться безмятежным спокойствием и многими духовными плодами в святой любви и единодушии.

Если брат верует, что отец добродетелен и угоден Богу, то уже без сомнений будет и любить его. Открывшийся же во всем и объявивший свое тайное не пожелает уже в меньших случающихся погрешностях таиться от отца. Так же и обещавшему во всем повиноваться невозможно уже в чем-либо сопротивляться или делать что-либо не заповеданное отцом, да и не захочет он побеждаться своими пожеланиями или последовать своему рассуждению. Таким образом, и начальствующему отцу было бы нетрудно, и брат, предавшийся в повиновение, не подвергался бы падениям.

Но если хотя одно из трех утратится, то прочими двумя невозможно достигнуть чистоты внутренней и бесстрастия. Как, например, хотя кто и имеет первое — столь великую веру к отцу, что считает его святым, — и второе — повинуется в точности с любовью и охотно, без прекословия, — но если третьего не имеет, то есть живет без откровения, то как возможно быть отцу с учеником в душу едину? И как такого скрытного ученика признавать за искреннего и не сомневаться в нем? Такой послушник не повинуется и Господу, заповедавшему быть воедино (см. Ин. 17, 21), и как он может быть едино с отцом, когда отец не знает того, что в нем? Следовательно, такой брат живет сам по себе, а не под руководством отца, что противоположно закону иноческому.

Или если он во всем будет откровенен и веру будет иметь к отцу, но не станет повиноваться и в точности делать всё по повеленному, то и тогда не получит пользы, ибо не сможет победить своих страстей и презорства, делая по-своему, ибо это самое и есть презорство — презирать волю и повеление отца. А потому он уже не подражатель Христу, Который был послушен Отцу Своему даже до смерти крестной (см. Флп. 2, 8).

Или хотя он в точности, без рассуждения и испытания послушлив, и выражает готовность беспрекословно исполнять всё повелеваемое, и откровенен во всех делах своих и помышлениях, но, если не имеет крепкой и непоколебимой веры к отцу своему, некрепким будет его повиновение и легко может он отпасть от послушания и сойти в небрежение и презорство к отцу, ибо без веры всё заповедуемое отцом будет тягостно и неприятно для него.

Но если скажешь, что быть откровенным и повиноваться, возможно, состоит в нашей власти, но стяжать веру к отцу и считать его святым весьма трудно, на это я и отвечаю тебе: поистине, весьма трудно и, пожалуй, невозможно это презорливому, высокоумному и много о себе мнящему, поскольку он мнит себя более разумным, чем отец, и правильно поступающим. А потому и повелевают святые отцы тем, которые одержимы презорством, идти не к такому отцу, который за кротость свою достоин веры, но к такому, который может благоразумной строгостью, как свирепством, умучить в них дух презорства, надмения и высокоумия. А кто со смирением заботится о своем спасении, тому нетрудно склониться и почесть отца своего за святого и с верой повиноваться во всем повелеваемом и произносимом им, если только увидит отца с любовью к нему расположенным и будет слышать от него благие советы со свидетельством Святого Писания. Большей святости он и не требует, и этими добродетелями отца своего совершенно удовлетворяется и пребывает в мире, и весь всей душой предается отцу, и пригвождается искренней любовью, и без сомнения во всем покоряется как Божию угоднику. И, так уверовав, желает лучше лишиться жизни, нежели оставить такого любимого отца, заботящегося о нем, или отлучиться от него. И такой благонравный ученик вместе с отцом все дни свои мирно, спокойно и радостно проводит, видя любовь нелицемерную друг ко другу.

Но и строгий и непослабляющий отец не менее достоин почитаться за святого и угодного Богу, ибо если бы он не был свят и угоден Богу, то не старался бы об исправлении своих учеников, дабы из надменных и презорливых сделать их смиренными, кроткими и благонравными. Следовательно, о всяком отце, который наставляет на доброе и богоугодное, хотя сам и слабо живет, должно помышлять, что слабость он имеет по человеческой немощи и телесным недугам, но душою весь устремлен горé и угоден Богу. Тот только отец недостоин веры и почитания, который нерадит о духовной жизни, презирает предания святых отцов, пренебрегает ими и как сам предается слабостям и сладострастию, так и учеников своих увлекает в суетные и мирские развлечения и пристрастия. От такого подобает, скорее, убегать и удаляться, а отнюдь не предавать себя такому.

Как хлеб составляется из муки, воды и огня и, если одного чего из этих трех не будет, хлеб не может быть приготовлен, так и хотящий иночествовать, если не имеет одной из упомянутых трех добродетелей (то есть веры, откровения и повиновения), не получит пользы, проводя жизнь в иночестве.

Тот, кто хочет жить без откровения, много борим бывает осуждением и негодованием, и рождаются в нем разновидные суетные помыслы и страсти. Как лоза необрезываемая производит многие побеги, так и брат, если не открывает отцу для посечения всех помышлений и действий, более борим бывает и плодятся в нем и укрепляются страсти. Враг же знает, что многое такое пагубное произрастает в том, кто живет скрытно, потому-то сильно его борет и понуждает жить без откровения. Сложившийся с таким вражеским сеянием заблуждается душой и, не говоря всей истины, мнит, будто право и безгрешно живет при отце, и потому не хочет дать обещание быть во всем откровенным.

Равно и того, кто боится дать обещание иметь во всем послушание отцу, враг уловляет и понуждает действовать втайне от отца по своей воле или не так, как заповедано отцом. И только тогда доброхотным послушником он себя показывает, когда повелено будет что-либо согласное с его желанием или сходное с его мнением, во всем же прочем он упорен, прекословен и непослушен. Ибо он тоже прельщает себя, помышляя, что не обещавшему и не предавшему себя в такое без рассуждения повиновение безгрешно не во всем в точности повиноваться.

Иной же живет при отце, но не имеет веры, что он свят и угоден Богу. Такой часто увлекается в пагубное презорство и уничижает отца как простого и чуждого благодати, не уважает ни советов, ни повелений его и не страшится отойти и оставить его, помышляя, что ни обета не давал, ни себя ему не предавал, а потому и не вменяет себе в грех оставить его.

Но хотя и мнят такие самочинные, непокорные и бесстрашные, будто жить без веры и предания себя, без откровения и послушания для них не так погрешительно, как для того, кто искренно и всей душой предается отцу своему в повиновение без рассуждения с верой и любовью, согласно Святому Писанию и завещанию святых отцов, и кто, если преткнется в чем и погрешит, подлежит большему осуждению, однако таковые ошибаются и прельщают сами себя, помышляя, что они менее будут судимы. Возможно ли, чтобы Господь строже судил тех, которые страха ради и благоговения перед завещаниями святых отцов отдали себя в повиновение, со смирением предались отцу (а потому и грехопадения их происходят не от гордости и самочиния, но от немощи человеческой) и всегда готовы встать с помощью и заступлением молитв отеческих?

Напротив же, те, которые не повинуются преданию святых, не повинуются, следовательно, Самому Богу, сказавшему: «Слушаяй вас, Мене слушает» (Лк. 10, 16). Так за то ли самое они менее будут судимы, что остались непреклонны и порабощены духом презорства и самомнения? Не скорее ли за это самое они сами себя лишают верного спасения и удаляются от Бога? Ибо на кого милостиво призирает Господь? На кротких, на смиренных и трепещущих словес Его, гордым же противится и лишает их Своей благодати (см. Иак. 4, 6).

Итак, не подвергает ли тот сам себя гневу Божию и не губит ли своего спасения, если держится того, от чего грехи его бывают Богу ненавистны, а не сочетается с тем, через что грехи легко прощаются, бывают пред Господом умаленными и допустимыми? Как говорит Иоанн Карпафийский: «Если ты так смиренномудр, то твое, инок, прегрешение гораздо лучше благодеяний мирян и твои скверны нужны гораздо более великого очищения людей мирских». Ибо каждому известно, что крайне ненавистно перед очами Божиими презорство, сродное гордости. И если какой брат не захочет предаться отцу в послушание без рассуждения и в повиновение, то какое может быть большее проявление презорства и небрежения к воле Бога, Который благоволит, чтобы житие наше монашеское было подобно небесному, как говорит святой Василий Великий в подвижнических уставах? «Во-первых, восприняв содружество и совместную жизнь, они возвращаются к тому, что по природе есть добро. Совершеннейшим же житием я называю то содружество, из которого исключена собственность имущества, истреблено неединодушие и из среды которого изъяты распри. И всё общее: души, мысли, тела и то, чем тела питаются и подкрепляются, общий Бог, общая купля благочестия, общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы, — многие составляют одного и каждый не один, но в ряду многих.

Что может быть равным такому жительству? Что блаженнее его? Что этого содружества и соединения совершеннее? Что этого согласия нравов и душ приятнее? Люди, из разных народов и стран сошедшиеся, в столь великое согласие соединяются, так что одна душа во многих телах видится и многие тела являются орудиями одной мысли. Для того, кто немощен телом, орудием становятся многие соболезнующие. Недугующий и падающий душой имеет многих врачующих и восставляющих его. Друг другу они равные рабы, друг другу господа и в ненарушимой свободе показывают совершеннейшее рабство друг другу, которое не необходимая нужда случая, причиняющая великую скорбь плененным, насильно соделала, но разум по собственному произволению с радостью произвел, притом любовь свободных друг другу подчиняет и хранит свободу произволения. Бог благоволил, чтобы мы были такими от начала, и для того нас создал. Они-то и восстанавливают древнее добро, покрывая грех праотца Адама. Ибо разделения, несогласия и брани не было бы у людей, если бы грех не разделил естества. Они-то суть истинные подражатели Спасителя и жизни Его во плоти. Ибо как Он, собрав лик учеников, все и Себя Самого сделал для апостолов общим, так и они, настоятелю повинуясь, если только хорошо хранят правило жития, истинно подражают жизни апостолов и Господа. Они последуют ангельскому жительству, ненарушимо храня содружество, как и те. Ибо нет у ангелов ни раздора, ни любопрения, ни сопротивления, но каждый всё имеет, и все они всецелые блага у себя содержат. Ибо ангельское богатство — не вещество ограниченное и не требует рассечения, когда понадобилось бы разделять его многим, но их стяжание — невещественное и умное богатство. И потому всецелые блага, во всяком пребывающие, всех равно делают богатыми, позволяя им без сопротивления и борьбы обладать своим стяжанием. Ибо созерцание высочайшего добра и яснейшее постижение добродетелей есть ангельское сокровище, взирать на которое не возбраняется никому, так как каждый получает всецелое познание его и приобретение.

Таковы и истинные подвижники, которые не земное приобретают, но небесного взыскуют и благодаря нераздельному распределению всё одно и то же и каждый для себя всецело сохраняют как некое сокровище, ибо стяжание добродетели есть и богатство подвигов, и похвальное корыстолюбие, похищение, обошедшееся без слез, и ненасытность, удостаиваемая венца, и кто себя не понуждает, виновен бывает. Все похищают, и ни один не обижен, и потому мир бывает раздаятелем этого богатства. Они блага обещанного Царствия предвосхищают, в добродетельном своем жительстве и содружестве представляя истинное подражание вышнему жительству и состоянию. Они соблюдают совершенное нестяжание, ничего собственного не имея, но всё между ними общее. Причиной скольких благ стало для нас вочеловечение Спасителя, они ясно показывают человеческому роду, вновь приводя, сколько для них возможно, к себе самим и к Богу сокрушенное и на бесчисленные части рассеченное человеческое естество. Это главная цель домостроительства Спасителя во плоти: человеческое естество привести в единство с ним самим и с Собой и, истребив злое рассечение, призвать к первому единению, подобно тому, как некий искусный врач целительными лекарствами воедино соединяет на многие части раздробленное тело.

Ибо что подобное этому благу может найтись при сравнении? Здесь один отец, подражающий Вышнему Отцу, а сыновья многие, любовью к настоятелю друг друга победить стремящиеся. Сыновья, разумею, между собой единомысленные и отцу добродетельными делами последующие, они не естество полагают причиной соединения, но крепчайшее естества разумение за предводителя и хранителя своего согласия почитают и союзом Духа Святого себя связывают. Какой земной образ может представить добродетель того подвига? Но воистину среди земного нет ни одного образа, остается только один — небесный. Вышний Отец бесстрастен — без пристрастия и этот, разумно всех наставляющий. Непорочны сыны Отца Вышнего — и этих непорочность усыновляет. Любовь связует небесных — любовь и этих друг с другом соединяет. Поистине, и сам диавол в отчаяние приходит перед такой дружиной, не имея сил стать против таких подвижников, так непоколебимо и сплоченно против него воюющих и связуемых столь большой друг ко другу любовью и ограждаемых Духом, что нет ни малейшего какого места для попадения стрел». (До сих пор были слова Василия Великого.)

Если же кто не соглашается покорить себя воле Божией, тому поистине лучше не касаться монашества, нежели со своеумием и презорством жить между святой братией, поскольку как от беса, так и от самочинного и не поступающего по преданию происходят всему братству соблазны, молва и смущение, ибо такой хотя и стремится и хочет мирно и хорошо с братией пожить, но не может. Потому что от всякого послушника, который веры, откровения и повиновения не показывает, благодать Божия отступает и своих действий, то есть мира, любви, радости, долготерпения, кротости, смиренномудрия (см. Гал. 5, 21–22) и прочих тому подобных, лишает, пока он со смирением не обратится и не раскается в своем заблуждении. Если же пребудет упорен в своем ожесточении, то и невольно бесовские дела станет творить: бунты, смущение, прекословие, осуждение, роптание и прочие враждебные и противоположные иночеству. Как и отец избежит суда, если такого противящегося захочет принять в братство? Ибо не хотящего следовать правилам и завещанию святых отцов принять для сожительства в богобоязненое братство всё равно что волка впустить в стадо овец.

Живущий достодолжно под управлением отца от всяких своих погрешностей и преткновений удобно себя очищает и исправляет: то своим собственным раскаянием и сожалением, то откровением отцу, а отец налагаемыми пластырями, то есть или порицанием, или отлучением, или некоей скорбью и дополнительными подвигами, всячески очищает его душу. А тот, непокорный и самочинный, хотя и более в сравнении с живущим в послушании тоскует, и тужит, и раскаивается, и плачет, и постится, и молится, и бдит, и всячески наказывает себя за свои грехи, но на помилование, прощение и спасение достоверно надеяться не может, так как от всех его трудов и скорбей отвращается Бог и ничего не принимает от такого, который уклоняется от трех этих первоначальных основных иноческих обязательств, Самим Духом Святым установленных через богоносного Великого Василия и прочих, чтобы хотящие иночествовать не иначе, но так направляли себя, как то хорошо изъяснили святейший Патриарх Каллист с Игнатием.

«Внимай тому, что мы говорим и искренне советуем. Прежде всего избери себе с совершенным, по священному таинственному учению, отречением и повиновение непритворное и совершенное, то есть постарайся обрести наставника и учителя непрелестного (непрелестность же его пусть состоит в том, что всему, о чем говорит, он представляет свидетельства из Священных Писаний), имеющего жительство, согласное со словами духовных мужей, высокого разумом, но смиренномудрого и в прочем благонравного — такого, каким надлежит быть, по богопреданным словам, по Христе учителю. И когда обретешь, с того времени, к тому, как к отцу родному сын отцелюбивый, прилепившись весь телом и духом, постоянно соблюдай его повеления, взирай на него как на Самого Христа, а не как на человека, далеко от себя отбрось всякое неверие и сомнение, еще же и мудрование, и волю с хотением. Так будь прост и нелюбопытен, последуя учителю, имея совесть свою как некое зеркало для ясного удостоверения в несомненном и совершенном послушании учителю таин. Если же когда диавол и всевает тайно в твою мысль нечто противоположное, враждуя против благого, отскочи от того, как от блуда и как от огня, самому себе и внушающему прельстителю премудро противореча: “Не ученик учителя, но учитель ученика наставляет, и не я над отцом, но он надо мной суд воспринял, и не я его, но он моим судьей является…” — и тому подобное. Нет ничего лучше такого образа жизни, то есть искреннейшего повиновения, для пожелавшего неоспоримо разодрать рукописание своих согрешений и быть вписанному в Божественную книгу спасаемых. Ибо если Сын Божий и Бог наш Господь Иисус Христос ради нас стал подобным нам и, Отеческое благоволение весьма премудро устрояя, проходил, как было видно, таким путем[4], благодаря которому, по человечеству благоугодив Отцу, сподобился Отеческого прославления, ибо “смирил Себе”, — говорит Писание, — “послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе и дарова Ему имя, еже паче всякаго имене…” (Флп. 2, 8–9) и прочее, то кто же дерзостно, чтобы не сказать безрассудно, надеется получить славу Господа и Спаса Иисуса Христа и Отеческие почести, не пожелав идти той же стезей, что и Наставник и Учитель наш Иисус Христос? Ибо и ученику, если он стремится быть как учитель, подобает всей силой души взирать неуклонно на житие наставника и наставления его, словно на изображение и первообраз наилучший, и стараться подражать ему всякий день. Так и о Самом Господе Иисусе Христе написано следующее: “И бе повинуяся” (Лк. 2, 51) отцу и Матери Своей. Кто хочет жить иначе, то есть с самоугождением, по своей воле и без наставника, такой неужели думает, будто может он проводить по слову Писания божественное житие? Отнюдь нет, ибо он словно через вскопанные места скачет. И Лествичник говорит: “Как не имеющий проводника легко с пути сбивается, так и идущий самовольно путем иноческим легко погибает, хотя бы он и всю премудрость этого мира знал”. Поэтому многие, чтобы не сказать все, неповинующиеся и без совета живущие с трудом и пóтом сеют, как они мечтают, много, но жнут поистине очень немногое. Некоторые же вместо пшеницы собирают — увы! — плевелы, как живущие, по сказанному, самочинно и с самоугодливым мудрованием, хуже которого нет ничего. И свидетель этого Лествичник, пишущий так: “Вы, которые ради поприща умного исповедания устремились снять одежды[5]; вы, которые иго Христово на выю свою взять хотите; вы, которые бремя свое на выю иного возложить стремитесь; вы, которые самих себя в неволю предать спешите, чтобы вместо нее получить свободу; вы, которые, руками других будучи возвышаемы и поддерживаемы на плаву, переплываете эту великую пучину, — знайте, что вы взялись идти неким кратким и жестоким путем, имеющим на себе одну только возможность впасть в заблуждение, которая называется самочинием. Кто его во всем отвергся, тот того, что почитает благим, духовным и богоугодным, достиг прежде, чем даже отправился в путь, ибо послушание есть не верить себе во всем благом до конца жизни”.

Подобает и признаки показать тебе, держась которых, как мерила и как не допускающего погрешностей плотничьего шнура[6], непорочно будешь жительствовать. Итак, мы говорим следующее: истинному послушнику, как нам кажется, подобает во что бы то ни стало хранить пять следующих добродетелей. И во-первых, веру, то есть нужно иметь ему неподдельную веру к настоятелю своему до такой степени, чтобы считать, что видит Самого Христа и Ему повинуется, как говорит Господь Иисус: “Слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается, отметаяйся же Мене, отметается пославшаго Мя” (Лк. 10, 16) и “всяко, еже не от веры, грех есть” (Рим. 14, 23). Вторая добродетель — истина, то есть быть правдивым в деле и слове и в совершенном исповедании помыслов, ибо написано: “Начало словес Твоих истина” (Пс. 118, 160) и “истины взыскует Господь” (Пс. 30, 24). И Христос говорит: “Аз есмь истина” (Ин. 14, 6), и поэтому Он был наречен Самоистиной. Третья добродетель — не творить своей воли, ибо вред для послушника, как сказано, творить свою волю. Но должен он всегда отсекать ее добровольно, то есть не по принуждению от своего отца. Четвертая добродетель — отнюдь не прекословить и не быть спорливым, поскольку прекословие и спорливость не дело благочестивых. Священнейший Павел пишет: “Аще ли кто мнится спорлив быти, мы таковаго обычая не имамы, ниже Церкви Божия” (1 Кор. 11, 16). Если же так просто и вообще всем христианам это запрещается, то намного более инокам, которые к тому же Господа ради дают обет повиноваться совершенным образом. Ведь прекословие и спорливость бывают от мнения, живущего вместе с неверием и высокомудрием, как сказано: “Высокомудрый инок прекословит сильно”, как, напротив, то, чтобы не прекословить и не спорить, происходит от верного и смиренномудрого расположения души.

И пятую добродетель подобает хранить ему — иметь совершенное и чистое перед настоятелем исповедание, как и на пострижении, словно предстоя перед страшным престолом Христовым, перед Богом и святыми ангелами дали мы обет иметь нам началом и концом, вместе с иными нашими ко Господу обетами и соглашениями, и исповедание тайн сердца. Сказал и блаженный Давид: “Рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца моего” (Пс. 31, 5). И Лествичник: “Язвы открываемые не придут в худшее состояние, но исцелятся”.

Премудро и разумно соблюдающий это пятеричное исчисление указанных добродетелей пусть знает несомненно, что отсюда получит, как по обручению, блаженство праведных. И это — свойства достопамятного послушания и как бы корень и основание». (До сих пор были слова преподобных Каллиста и Игнатия.)

Сколь же гибельно и Богу противно без этих основных добродетелей: веры, послушания и чистого откровения — проходить житие иноческое, из следующего можно познать, ибо говорит пророк Иеремия: «Проклят всяк творяй дело Божие с небрежением» (см. Иер. 48, 10). И царепророк Давид сказал: «Проклят уклоняющийся от заповедей Твоих» (см. Пс. 118, 21). Но мы, преступая и презирая завещания и предания святых отцов, презираем повеление Самого Господа, Который сказал в святом Своем Евангелии: «Слушаяй вас, Мене слушает» (Лк. 10, 16). А поэтому и заслуживает неминуемо проклятия тот, кто пренебрегает преданиями святых отцов. Такого и грехи не прощаются, и подобен он пребывающим во аде, которые стонут, рыдают, каются, зовут, но не бывают услышаны, поскольку удалены от Бога и заключены во аде. Так и тот, кто сам себя удаляет от Бога и святой Его благодати и заключается в бездну погибели, обложен, словно оковами, пагубным мнением, самочинием, непокорством и разными своевольными прихотями и страстями. Хотя такой и изнуряет себя постом, бдением и различными подвигами, молится, рыдает и вопиет день и ночь, но нет надежды, что он услышан будет Богом, ибо говорит апостол: «Аще кто и мучен будет, но незаконно, то не венчается» (см. 2 Тим. 2, 5).

Святые же отцы хотящему законно и правильно иночествовать единогласно повелевают с самого начала прежде всего искать отца, хорошо умеющего наставлять идущих к Богу, и, найдя такого, всей душой предаться ему, отвергнув окончательно свою волю и мудрование. Противящихся же этому, самочинных и непокорных святые отцы именуют чадами гнева.

Что доброго в нашем иночестве, если мы такой охвачены погибелью? Во-первых, за небрежение и уклонение от правил святых отцов проклятия будем достойны. Во-вторых, за то, что не творим воли Отца Небесного, не внимает Бог молитвам нашим. В-третьих, не войдем в Царство Небесное. В-четвертых, поскольку незаконно управляем собой, то и не будем увенчаны. И наконец, в-пятых, за то, что не слушаем святых отцов и отступаем от повеленного ими, окажемся подобны отступникам от Христа и Отца Его. всё же такое зло происходит от того самого, что не хотим жить при отце с верой достодолжно, то есть веровать, что всё произносимое им свято и праведно, повиноваться, совершать всё повелеваемое им в точности, отнюдь не более и не менее, и с чистосердечным откровением и исповеданием всех своих дел, чувств и самых помышлений.

Если же кто не только сам не хочет жить с откровением, но и скорбит на тех, которые сообщают о нем отцу, такой не повинуется Василию Великому, говорящему в своих правилах: «Всякий грех должен быть объявлен настоятелю либо самим согрешившим, либо узнавшими об этом, ибо умолчанное зло есть сокрытая в душе болезнь. Как благодетелем назову не того, кто задерживает в теле вредоносное, но, напротив, того, который жестоким ощупыванием раны и ее рассечением ту болезнь выводит наружу, чтобы или рвотой гной был извержен, или вообще через обнаружение болезни известен стал способ врачевания, так и утаение греха недугующему уготовляет смерть, ибо сказано: “Жало смерти — грех” (1 Кор. 15, 56). “Лучше обличения откровенна тайныя любве”[7] (Притч. 27, 5). Поэтому никто да не скрывает греха другого брата, чтобы не стать братоубийцей вместо братолюбца, и не скрывай сам своего греха. Ибо сказано: “Не исцеляяй себе во своих делех брат есть погубляющему себе самаго”[8] (Притч. 18, 9)». (До сих пор были слова Василия Великого.)

В монашестве не столько нужно всякое изнурение и подвиги, как чистое сердце и бесстрастие. А как очистится, как уврачуется и придет в бесстрастие тот, кто не открывает своих язв и не принимает врачевания? Поэтому как Василий Великий, так и прочие святые отцы заповедают ежедневно всё свое тайное открывать отцу, ибо инок, живущий с такой откровенностью, несомненно будет иметь усердие о том, чтобы не бесчинствовать, поскольку знает, что по прошествии дня неминуемо должен отдать отчет отцу своему, как Самому Богу, и принять от него суд за все свои дела, чувства и помышления. А потому такой истинный сын и послушник ни смерти, ни суда Божия не боится, ибо верует и получает подтверждение от благодати Божией, что не он сам, но отец его будет за него отвечать. Перед таким послушником сам диавол отчаивается, ибо все козни его разрушаются единым чистым откровением.

Слово 3

О cмирении и послушании

Совершенное смирение всегда помышляет, что все его мнения неправильны, но почитает правым только то, что говорят святые отцы и показывает Священное Писание. Так же и совершенное послушание не говорит: «Так и так подобает», но только слушает и повеленное исполняет, повинуясь во всем, не испытывая, почему так, почему иначе. Одним словом, говорят послушнику: «Это делай, а этого не делай», и слушается с любовью, покоряется кротко, без рассуждения. Если же когда-нибудь, как человек, в чем преткнется, тогда, словно уязвленный, с великим болезнованием сердца, с совершенным смирением и раскаянием, припадая к ногам отца своего, испрашивает прощения и молитв. И о таком послушнике с уверенностью утверждают святые отцы, что не он сам, но отец его будет за него отвечать перед Богом.

Внемли, о Богом возлюбленный рачитель послушания! В том, что тебе с помощью Божией начну говорить, испытай себя прилежно и познай, что еще далеко отстоишь от совершенного послушания даже тогда, когда всё заповеданное тебе отцом твоим, согласное с правилами и преданиями святых отцов и Святой Церкви, принимаешь и стараешься исполнить. И если бы ты этого не принял, то был бы осужден за преслушание и непокорность не только отцу твоему, но и святым правилам и уставам Церкви. Истинные же делатели послушания не только повиновались заповеданиям, согласным с преданиями святых, но подвизались с ревностью и в более суровом. Ибо повеления духовного отца и наставника бывают тягчайшими и неудобоносимыми. Например, без противоречия после того, как не вкушал пищи пять дней, заниматься рукоделием и, еще не приняв пищи, его же вновь переделывать безропотно и беспрекословно, или некие одежды, вещи и снеди побросать в огонь и в воду, или корнями вверх сажать, или сухой кол поливать, или столб бездушный бить, или отхожие места б ратские голыми руками очищать, иногда же безвинное изгнание, ругание, биение, лишение трапезы и всякое уничижение добровольно терпеть, или, стоя у ворот, всем кланяться, или обличение всех своих злых дел перед всем братством терпеть со смирением, или сына утопить, или в огонь и пламенную печь войти, или по воде пойти. Одним словом, на смерть ли, на жизнь ли (см. Рим. 14, 8) — ни от чего не отказываться, но в точности, как угодно отцу, так и повиноваться, ибо видим в Святом Писании, что всё это было передано послушникам святыми отцами.

Итак, видишь, сколь высока и неудобоносима мера истинного послушания. А через это изучи и познай себя, о послушник! Едва ли ты и тень достодолжного иноческого послушания оказываешь отцу твоему. Ведь если ты не стараешься охотно предаваться даже удобным делам иноческой жизни, то как возможно обольщать себя, будто находишься в совершенном послушании, когда ты и на то, что Святой Церковью преподано, ропщешь и тому противоречишь? Поистине лучше смириться и сознаться, что ты даже и начала не положил достодолжного повиновения, но напрасно проводишь дни свои в иночестве, с нерадением, своенравием и самоугодием. Поэтому не только не можешь оказать отцу своему истинного повиновения и во всем отдаться на его волю, но и оказываешься непригодным ко всем иноческим делам и вымышляешь всякие уловки и ухищрения, чтобы исполнить свою волю и прихоти, переспорить и взять верх над своим отцом, и из-за этого самого непокорства и сопротивления мнишь себя находящимся в преуспеянии, что есть явная прелесть и признак презорливого сердца.

Некоторые же от неразумия почитают за истинное и совершенное послушание только то, чтобы всякие труды, работы и рукоделия исполнять беспрекословно и в точности, как заповедует отец. А если когда услышат о некоем духовном делании, то есть о самоотвержении, о нестяжании, об истинном и чистосердечном откровении, о молчании, о смирении, о терпении и непрекословии и о бόльших подвижнических делах, которые превосходят положение устава, например сверх узаконенных Святой Церковью постов еще в иные дни или седмицы поститься, или бдения совершать, или поклоны умножить, или совсем молчать, или со знакомыми не беседовать и о мирских делах не любопытствовать, или с родными не видеться, или жажду терпеть, или со сном бороться и спать без упокоения и сидя, праздным никогда не быть, без вопрошения ничего не делать, без вины подвергаться наказанию и уничижению и никак не оправдываться, но всё со смирением терпеть, — то они от всего такого отрекаются и без стыда с дерзостью отказываются и бегут, нестерпимо им даже и слышать об этом. А потому таких не следует не только брать в послушники, но даже и к братству причислять.

А иные, напротив, не научившись еще смиренномудрому повиновению, тотчас с самого вступления своего в иночество спешат и устремляются к строжайшим и продолжительным постам, поклонам и бдениям, к отшельничеству и затворам, веригам и власяницам и ко всяким изнурениям. К тому же еще и по собственному желанию без повеления предаются всяким трудам и служению братии. И из-за того помышляют о себе, что будто бы в совершенстве иночествуют, умерщвляют себя и господствуют над страстями и вожделениями, не побеждаются слабостями, и мнят, будто Божия благодать побуждает их к таким делам великой святости и подвижничеству. Но не разумеют они того, что устремляются к такому от тщеславия и возношения. Потому что если начнет начальствующий отец запрещать им такие своевольно предпринятые постничества и труды и вопреки тому начнет советовать им и понуждать их, чтобы лучше сначала взыскали кроткого без исследования повиновения, чтобы старались лучше отсекать перед отцом свою волю и, ради того чтобы сломить свое возношение, соглашались лучше быть управляемыми по уставу и по Преданиям Святой Церкви, и будет говорить им так: «Испытайте себя и обучитесь прежде по преданию жить, и, если это для вас нетрудно и удобоносимо, к тому же если вы и возношением не побеждаетесь, тогда справедливо будет вам в смиренном мудровании, полагаясь на совет и волю отца своего, принять благословение устремляться и к таким высочайшим подвигам». Они же, услышав эти советы, сразу негодуют и смущаются, наставляющему их отцу много прекословят и, отойдя, уничижают его и ропщут, горделиво говоря: «Сам не может высоко жить и стремится и нас сделать равными себе». И вносят в души свои множество помыслов осуждения и уничижения отца, а себя оправдывают и считают непорочными. Итак, отсюда явно, что не от Божией благодати и помощи такое у них желание и ревность к суровым и трудным подвигам, потому что в иночестве без послушания и повиновения, без смирения и любви ни одно дело не благоприятно Богу.

И, в свою очередь, иные упрашивают и убеждают отца своего, чтобы позволил им жить в безмолвии и уединении, и мнят, что такое их безмолвие вменится им в послушание, поскольку испросили на то благословение. Однако и здесь опять не видно истинного повиновения, но скорее самопроизвольное отшельничество, так как не по повелению отца подвизаются, но за усиленные их просьбы позволил им отец. Истинное же незаблуждающееся и правильно мудрствующее иноческое послушание убеждает, чтобы не за безмолвием гонялись, а лучше хранили любовь и веру к отцу своему и говорили себе так: «Я желаю в безмолвии сидеть и поучаться о Господе, но не знаю, на пользу ли мне послужит это или в ущерб, поэтому пренебрегаю моим желанием, но молю Господа и верую благодати Его, что Он внушит отцу моему и известит его, чтобы повелел мне отойти на безмолвие, если это полезно будет для души моей».

Благоразумный рачитель послушания, услышав глас Господа своего: «Не творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца» (Ин. 6, 38) — и этим Божественным гласом, как стрелой, уязвившись и желая послушания, с тех пор жить иначе не может, но весь всей душой предается отцу, подобно Феодосию Печерскому, предавшемуся Антонию, и прочим святым, угодившим Господу послушанием. И так говорит отцу, повергаясь к стопам его: «Вот, отныне, отче, прими Бога ради душу мою. Предаю тебе всю жизнь мою. Всю мою волю, хотение и разум отвергаю как ничего собой не представляющий и, как Самому Господу, верую, что не иначе могу получить спасение, как только под твоим окормлением».

Старец же, услышав такое доброе рассуждение брата и увидев в нем горячее произволение идти путем незаблуждающегося послушания, так отвечает ему: «Чадо, Бог да утвердит душу твою в благом произволении, но, чтобы положить твердое основание твоему намерению, подобает прежде всего иметь крепкую веру в то, что послушание приятнее Богу, чем молитва и посты, и что послушанием, несомненно, приобретается спасение души».

Во-вторых, подобает быть расположенным к отцу с такой верой, чтобы, слыша всё повелеваемое отцом, веровать, что он точно по Божию изволению и от благодати говорит так. Зная к тому же и то, что уже отец должен будет предстать за тебя на Суд Божий, ты за это самое такой любовью должен прилепиться к нему, чтобы душа твоя неотторжима была от его души, как Христос от Отца Своего, и не иметь уже впредь ни в чем своей воли, как и Господь наш, Собой дав нам образ во всем, да последуем стопам Его (см. 1 Пет. 2, 21), сказал: «Приидох не да творю волю Мою, но волю Отца Моего» (см. Ин. 6, 38). За такое же наше послушание Ему и следование за Ним и Сам Он, Господь наш Иисус Христос, повинуется прошению и желанию нашему, чтобы был Он между нами, очистил и простил все согрешения наши, а в грядущем веке сопричислил и нас к благоугодившим Ему. Но и здесь если будем искать единого лишь Царствия Небесного (см. Мф. 6, 33), то Он, по Божественному Своему обещанию, послужит нам, Своим Промыслом питая, одевая, утешая, соделывая радостными и облегчая труды и болезни нашего подвижничества.

Ученик же дает пред Господом обещание окончательно отринуть свою волю и во всем последовать его отеческой воле и велениям и говорит отцу своему так: «Знай, отче, что я отныне никогда, с Божией помощью, даже не прикоснусь к какому-либо делу без твоего повеления». Ради этого и сам отец принужден бывает послушать своего ученика и сказать о своем желании, чтобы не оставить его сидеть праздным. И так между ними видится любовное послушание обоих друг другу: отец, слушаясь ученика своего и исполняя его волю и желание, наставляет его и говорит ему, чтó подобает делать, а ученик воле и повелениям отеческим повинуется радостно. И за такое их согласное и любовное друг другу повиновение и Сам Христос обитает между ними и исполняет души их благодатью.

Насколько же превеличественно, достохвально и преблаженно быть подражателем своему Господу, поистине никаким словом изобразить невозможно, потому что, по апостолу, если кто со Христом страдает, то с Ним и прославится (см. Рим. 8, 17). Прославление же со Христом как возможно показать и по достоинству восхвалить и ублажить? Сами ангелы желают проникнуть в славу, которую уготовал Бог любящим Его (см. 1 Пет. 1, 12; 1 Кор. 2, 9). И еще слышим от апостола, что Бог Отец за послушание возлюбленного Сына Своего Господа нашего Иисуса Христа превознес имя Его выше всякого имени (см. Флп. 2, 9). Так оставит ли Христос неувенчанным и непревознесенным такого послушника, который от любви к Нему всю свою жизнь по силе своей неуклонно пребывает в послушании, подражая Ему? И если Человеколюбец Господь за преслушавшего Его соизволил пострадать и умереть, то как подражавшего и последовавшего Ему не возьмет к Себе и не прославит с Собой? Ведь Сам Он сказал Своим ученикам: «Хощу, да идеже Аз, ту и слуга Мой будет» (см. Ин. 12, 26). И если служащие Ему при Нем будут, то тем более подражатель Его.

Это самое уразумев, брат носит в своей душе укорененное и утвердившееся убеждение, что всего спасительнее и угоднее Христу Богу нашему, чтобы он был подражателем Ему и, подобно Ему, не творил воли своей. Поэтому он совершенно не хочет сам предпочесть что-либо или сделать по своему желанию, но хочет, чтобы всё было по отеческой воле и повелению, чтобы ни малого не последовало ущерба в его повиновении, но служение его явилось непорочным перед лицом Христовым.

Итак, смотри, возлюбленный брат! Если только носишь имя послушника, какого духовного сокровища ты лишаешь себя, последуя своей воле! Сам себя лишаешь свободного к Богу восшествия, приобретаемого послушанием без рассуждения. Ибо с дерзновением ты предстал бы перед лицом Господа своего, поскольку не ты, но отец твой, имевший тебя в повиновении, предстоял бы, отвечая за тебя, ты же, послушания ради, оказался бы в более высоком достоинстве, чем самочинные безмолвники.

Восшедшие же на верх истинного послушания не только не увлекаются желанием к безмолвию, но и, когда отец посылает их за послушание в отшельничество, чтобы безмолвствовали, напротив, тоскуют, огорчаются, печалятся из-за разлучения с отцом своим. А иным совсем нестерпимо даже слышать такие слова от отца своего, они решительно с дерзновением отказываются повиноваться ему в этом и говорят отцу так: «Лучше умоли Бога, чтобы Он отнял жизнь у меня, нежели мне начать жить без тебя». И за такое сопротивление, борьбу и прекословие отцу снисходит на послушника богатство благодати Божией, и дарует ему Господь венец, не из пустынного терпения соделанный, но из евангельской любви и единения сплетенный.

Такой послушник истинно подражает и последует примеру Самого Христа Господа своего, Который не только творил всё по воле Отца Своего, но даже и умереть на Кресте не отказался, не потерпев быть отлученным от Отца и разделенным с Ним ни на одну минуту. Но и в страдании Своем, и на Кресте, и во гробе, и сойдя душой во ад, пребыл не отлученным от недр Отца Своего. По исполнении же человеколюбивого смотрения и послушания Отцу быстро вознесся обратно на Небо с пречистой плотью Своей к любимому Своему Отцу на глазах всех учеников и апостолов, с небесной славой в неразлучное и бесконечное с Ним сосидение и соцарствование! Так истинный послушник, подражая Христу, хотя случается, что иногда ради послушания и отлучается на некоторое время от отца своего, но любовью и духом бывает с ним неразлучен. По исполнении же и окончании возложенного на него послушания быстрой ногой возвращается пред лицо любимого отца своего, и ни жизнью, ни смертью невозможно такого ученика отнять и отлучить от отца его. И так крепко он привязан к отцу и горит к нему любовью о Господе, что даже в Царство Небесное не желает войти без отца, но молит Бога, чтобы и там быть с отцом своим неразлучно.

Над такими учениками, повинующимися с любовью и верой, отец духовный хотя по видимости и начальствует, но в душе своей не признает их за учеников своих, но благоговеет перед ними, как перед ангелами Божиими, посланными ему для совместного жительства, чтобы через них соделывалось и его спасение. Потому и сам отец бывает охвачен к ним сильной любовью о Господе, почитая себя самого недостойным быть даже рабом таких равноангельных послушников, и если бы было возможно, то и жизнь и душу свою положить за них не отказался бы. Благодаря такой жизни в согласии и евангельскому единению друг с другом в любви Христовой, они не только прославляются всеми и бывают для всех предметом удивления, но и окажутся пред Богом святыми, и праведными, и преблаженными, и подлинными учениками Христовыми, и равноапостольными.

Если же такому ученику, так привязанному к отцу своему любовью, случится по некой богоугодной причине на некоторое время удалиться и разлучиться с ним, тогда поистине умилительное представляется зрелище и явной для всех делается разгоревшаяся между ними любовь о Господе, ибо бывают неудержимые сердечные воздыхания, потоки слез, продолжительные объятия, пламенные друг за друга моления и нерешительность пред разлукой, и, наконец, они совсем не смогли бы разлучиться друг с другом, если бы не устрашало их Божие благоволение на то, чтобы они расстались. Не дерзая ему противиться, они со сладчайшей плачевоплетенной любовью разлучаются и с благой надеждой предаются в волю Божию, и разлучаются не духом, но только телесно; а в духовном союзе остаются неразлучными до гроба, а лучше сказать, навеки.

Опасаюсь я описывать ту внутренную сладость и утешение, а тем более от Божией благодати бывающие действия, которые ощущают привязавшиеся истинной любовью к отцу своему. Как бы вместо объяснения мне еще больше не скрыть моим невежеством. Потому прежде посылаю вас к тем самым делателям такого совершенного евангельского послушания, чтобы вы от них узнали и были извещены о той небесной благодати, которая обитает в их святых душах. Я же только то утверждаю, что если бы и никакой духовной сладости и радования не было бы на этом пути (истинного послушания), но, однако, достаточно и такого воздаяния, как уверяют все святые и богоносные отцы, что истинный послушник, без всякого сомнения, пребывает на совершенно спасительном пути и уже совершилось его спасение. Потому с несомненной надеждой и упованием, радуясь, отходит он ко Господу, не имея за что отвечать и чего страшиться, как истинный раб Его и подражатель, творивший до смерти волю и повеление любимого отца своего.

Итак, тех, которые, так ревностно, простодушно и чистосердечно предавшись отцу, претерпевали всё с беспрекословным повиновением и делали без рассуждения всё повелеваемое отцом, таких всех видим преисполненных духовными дарованиями от Божией благодати. И иные из них возводимы были в высокие достоинства, в житие великое и созерцательное и были спасителями и окормителями иных в Небесное Царствие, и память их в Святой Церкви наравне со святыми прославляется. А о тех, которые, живя в иночестве, вместе с повиновением последовали и своей воле и рассуждению, о таких всех неизвестно, приняты ли их труды и подвиги Богом или нет. Так не лучше ли известного и верного держаться, нежели пускаться в шествие сомнительное, опасное, а может быть, и обманчивое, вводящее в заблуждение и гибельное?

Самочинные послушники на устах только носят послушание, а с каким вниманием ума проходить его, о том даже и не знают. И как иметь истинное повиновение — нестерпимо им ни научиться тому, ни слышать об этом. Однако не только им, но и подвизающимся и пекущимся неусыпно о своем спасении — и таким не беструдно подклониться в точности под иго истинного послушания, ибо подобает иметь великую ревность и пламенеющее Божественной любовью сердце, чтобы сверх всех правил, Преданий и Уставоположения Святой Церкви быть готовым исполнить всякое повеление отца своего, хотя бы оно грозило и самой смертью. Одним словом, должно совсем не заботиться об этой временной жизни, ни в чем не склоняться к своей воле и мудрованию, но попирать всякое свое хотение, и рассуждение, и волю, и оправдание, слушать же и творить только волю Божию и волю отца своего по Бозе, быть всегда кротким, смиренным, простодушным, относящимся ко всем с любовью и послушливым даже до смерти по подобию Самого Господа (см. Флп. 2, 8).

Духовный отец только помогает, то есть поучает, советует, убеждает и поощряет к подвигам и трудам. А Бог по мере его усердного делания, то есть смирения, чистосердечного повиновения, любви и согласия, вознаграждает его духовными дарами, и радостным соделывает, и утешает, и помогает, и облегчает труды его, и всякую неровность перед ним делает гладкой (см. Ис. 40, 4).

Для истинного послушника не может быть большего благополучия и пользы, как находиться всегда неотлучно при отце искусном и смиренномудром. Ибо как железо, которое держат в огне, и само превращается в подобие огня и делается из жесткого мягким и податливым, так и ревностный послушник, живя при отце в повиновении, удобно приходит в преуспеяние, ибо присутствием отца, как огнем, испепеляются все его греховные обычаи и страсти и, как чистой водой, наблюдением и учением отеческим очищается его душа, согревается и просвещается благодатью Божией. Такого послушника диавол никак не может уловить, ибо он, находясь всегда перед лицом отца своего, объявляет ему чистосердечно все свои дела, желания и помышления и, как младенец, носимый безопасно на руках отеческих, каждодневно приходит от силы в силу и скоро достигает «в мужа совершенна» чистотой, бесстрастием и всеми преуспеяниями возраста духовного (см. Еф. 4, 13).

Напротив, самочинный послушник, кроме того, лишает сам себя мирного и спокойного, безопасного устроения, при котором не пришлось бы самому заботиться, как жизнь проводить, какие добродетели проходить, и не пришлось бы следить за собой, чтобы не заблудиться и не впасть в прелесть, то есть вместо Божия служителя не сделаться служителем диавола, что весьма часто случается с самочинным и находящимся без окормления.

Слово 4

О различных свойствах послушания

1-е. Послушник совершает дело с негодованием, роптанием и прекословием. Как сам он, так и дело его достойны отвержения.

2-е. Совершает повеленное неохотно, с сопротивлением, насилуя себя с молчанием. И этого дело не приемлется.

3-е. Совершает также неохотно, с сопротивлением. Но понуждает себя совершать охотно и молчать о своем неудовольствии. Такой хотя насилует и склоняет себя повиноваться и тем самым борется против врага, однако внутри охвачен диавольским недугом, потому что не печалится о такой своей страстной одержимости. Еще и то есть признак недуга душевредного, если не признает себя виновным.

4-е. Совершает не Бога ради, но ради тщеславия и похвалы; такой прельстился.

5-е. Совершает, чтобы быть любимым отцом и братьями, не помышляя о благоугождении Господу. Такой — человекоугодник, а не Божий угодник, и чужд он Божия воздаяния.

6-е. Совершает повеленное просто, без всякой мысли. Такой уподобляется животному тихому, смирному и не имеющему разума и остается без награды, а может быть, еще и осудится, если отец и Святое Писание научают его и вразумляют, с каким мудрованием должно повиноваться, то есть или ради грехов и страшась муки вечной, или подражая ангелам и святым, а лучше Самому Господу Иисусу Христу, послушавшему Отца Своего до смерти крестной (см. Флп. 2, 8). Если же он, ничего из этого не имея в разуме, просто творит повелеваемое, то, как знающему доброе и не делающему, грех ему будет (см. Иак. 4, 17).

7-е. Творит повеленное тоже неохотно и с сопротивлением, но порицает сам себя и скорбит о том, что видит себя так противящимся повиновению, и понуждает себя, чтобы благосклонно и в точности творить повеленное. Такой хотя и борим от врага и не очищен от страстей, но всё же уподобляется облеченному в броню и не побеждающемуся стрелами вражьими.

8-е. Совершает охотно и разумно, слушаясь и повинуясь во всем или за грехи свои, или желая угодить Господу, — и такой богоугоден.

9-е. Услаждается и утешается самоотвержением и любит всё то, что противно его воле и желаниям. Такой близок к бесстрастию.

10-е. Слыша бесчестие и укорение, не скорбит и совершает охотно и тщательно даже и многотрудное до изнеможения, а по исполнении вновь слышит укоры и поношение, но терпит без смущения с благодушием и готов ко всякому послушанию. Этот является делателем и достиг бесстрастия.

11-е. Всё такое же терпя и подвергаясь всяческим бесчестиям, принимая с радостью всякое поношение, а может быть, и биение, и безвинное наказание, и всё такое, бόльшей любовью к отцу разгорается как к ходатаю его спасения и привязывается к нему всем сердцем в неразлучное сожитие. Этот — страстотерпец и рачитель любви.

12-е. На всё готов, на смерть ли, на жизнь ли; ни в чем ничуть не сомневается в отце своем. Не исследует ничего, но всё повеленное отцом делает охотно, с верой и любовью, и неразлучным житием пригвождается к отцу настолько, что даже в Царство Небесное не хочет без отца войти. Этот превзошел всех, достиг совершенства в любви и бесстрастен.

Слово 5

О единодушии и нераздельности

Собравшимся и соединившимся о Бозе и связавшимся между собой, по благодати Божией, союзом святой любви и единодушия не подобает ни в чем иметь разделения: ни в пище, ни в одежде, ни в иных каких вещах, и пусть никогда не появляется собственность лукавого, то есть «твое и мое». Более всего подобает им стараться, чтобы и спасение, и грехи были общими, благодаря чему, заботясь друг о друге с истинной любовью, они от всей души будут заботиться как о своем исправлении и преуспеянии, так и об исправлении и преуспеянии брата. И никто не может ни победиться высокоумием, находя себя подвизающимся выше других, ни впасть в малодушие и безнадежие, изнемогая и отставая в подвигах. Ибо подвизающиеся должны помышлять и веровать, что все добрые дела и труды их соделываются вспомоществованием братских молитв, а наиболее предстательством и помощью духовного отца, а потому и награда предстоит всем общая. Изнемогающий же, видя себя отстающим и падающим — не от лености и нерадения, но от бессилия и немощи, — лишенным великих и высоких дел, смиряется и сокрушается сердцем. Истинное же смирение и без дел велико пред Богом, а потому и они не лишаются общего воздаяния и спасения, подобно тем, которые, трудясь только один час, приняли равную награду с работавшими весь день (см. Мф. 20, 1–16).

Все же грехи и преткновения разделяются и делаются общими таким образом. Достигшие бесстрастия и чистоты и ставшие совершенными в любви болезнуют, вопия ко Господу о согрешающем и изнемогающем, говоря так: «Господи! Если его помилуешь, помилуй, если же нет, то и нас с ним погуби». И еще: «С нас взыщи, Господи, за его падение, брата же немощного помилуй и не требуй с него!» Ради этого прилагают труды к трудам и подвиги к подвигам, всячески утесняя и изнуряя себя за погрешности брата, и всенощными бдениями, слезами умилостивляют Бога об отпущении его согрешений, испрашивая ему помощи от благодати Божией. Брат же согрешающий и неисправный, видя себя поистине согрешающим и весьма уклоняющимся от иноческих обязанностей, тоскует, болезнует, печалится и припадает со смирением к отцу и к братии, чтобы не оставили его, просит братию, чтобы наблюдали за ним, чтобы нещадно обличали и поучали его, чтобы сообщали о нем отцу и давали советы для его исправления. Отец же и братья, принимая все такие его усердные прошения, берут на себя неусыпное о нем попечение. Он же, со своей стороны, за то еще больше почитает их и благоговеет перед ними как перед помощниками его спасения и за такое о нем старание горит к ним сильной любовью и желает лучше жизни своей лишиться, нежели разлучиться с такими доброжелательными братьями. И Сам Господь наш весьма веселится о таких единодушных, которые связаны между собой неразрывной духовной любовью, по смирению друг друга предпочитая и друг другу угождая, а себя уничижая. И на таких Он милостиво взирает, и грехи их прощает, и Сам Своей благодатью неотлучно с ними пребывает. Ибо Он Сам сказал: «Идеже два или трие собрани во имя Мое, ту есмь Аз, посреде их» (см. Мф. 18, 20). Тем более посреди многочисленных собравшихся и соединившихся в единодушии, без сомнения, неразлучно пребывает Сам Господь. И как такие познают и прославляют Его Самого, Господа Бога нашего, так и Он тех прославляет и являет миру, как Сам Он показал, говоря Отцу Своему: «Отче, о сем познают вси, яко ты Мя послал еси, аще сии едино суть» (см. Ин. 17, 23). И еще: «О сем познают вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (см. Ин. 13, 35). И еще: «Вы друзи Мои есте» (Ин. 15, 14). Помыслите же, возлюбленные, что может быть выше, блаженнее, славнее не только на земле, но и на небе, чем быть своими Господу нашему Иисусу Христу (см. Еф. 2, 19). Поистине, в эту-то славу, которую уготовал Бог любящим Его, ангелы желают проникнуть (см. 1 Пет. 1, 12; 1 Кор. 2, 9)!

    Богослов же, возлюбленный друг и ученик Христов, говорит: «Бог любы есть, и пребываяй в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем» (1 Ин. 4, 16). Мы же познаём, что Он соприсутствует с нами и Божественная благодать Его в нас действует, если ныне, живя в иночестве, вместо злобы и ненависти пребываем в любви и согласии, вместо холодности, жестокости и уныния пребываем в духовном радовании друг о друге и о Господе Боге своем, обогащаясь и прочими плодами Святого Духа.

Слово 6

Об иноках, уподобляющихся диаволу

Некоторые же послушники хотя и слушают отца своего, но с негодованием, с огорчением, с прекословием, с роптанием, без любви, без веры, без усердия. Такие будут подобны бесу, ибо и диавол также невольно повинуется Богу и святым Его угодникам, как видим во многих житиях святых: от иных бежит по повелению Божию, иным же служит, иных возит на себе, как Иоанна Новгородского в Иерусалим, для иных работает: мелет муку, носит камни, стережет огороды и сады, — и во многих случаях силой Божией повинуется повелению святых отцов, служит и трудится диавол, но без пользы, ибо лучше от того не становится и покоряется святым поневоле. Так и послушник хотя и много будет трудиться, и поститься, и изнурять себя по повелению отца своего, но если без веры и усердия и не доброхотно, то тщетны будут все труды его и не принесут ему никакой пользы. Еще более тем самым он прогневляет Бога и губит свое спасение, ибо повинуется не ради Бога, но, подобно диаволу, поневоле. То есть когда он или не имеет иного пристанища и не имеет свободы; или из-за своей нищеты боится, как бы его не отослали и не изгнали, и из-за того трудится и делает повеленное с ропотом и негодованием, со злобой и ненавистью, а потому и уподобляется тем бесам, которые также покорялись поневоле повелению святых отцов. Так и те послушники — хотя и трудятся, но вместо награды «большее приимут осуждение» (см. Мф. 23, 14), ибо жизнь иноческая должна быть равноангельной, то есть вступивший в иночество должен подражать ангелам чистотой, смирением, любовью, покорностью, которую они имеют ко Господу. А те непокорные, напротив, делаются подражателями диавола своей злобой, возношением, роптанием, негодованием и прочими диавольскими свойствами, которыми они оскверняются и насмехаются над благодатию Божией и человеколюбием Призвавшего их, за что неизбежно вместе с демонами примут осуждение и отлучение от Бога и от святых, благоугодивших Ему.

Слово 7

Об иноках равноангельных

Сколь блаженны и преблаженны те, кто в повиновении, с верой и любовью проводят жительство при отце! И от таких, как от самих ангелов Божиих, и на других изливается просвещение и вразумление, ибо и они, как ангелы Божии, горят ко всем любовью, желают всем спастись, ревнуют о славе Божией и усердствуют об исправлении и преуспеянии братьев как о своем собственном. Ради того они и преподают всем душеполезные советы, внушая исполнять все добродетели, а более всего утверждая в равноангельном делании, то есть в послушании, смиренномудренно говоря слушающим их братьям: «Постараемся, о братья, подражать святым ангелам, которые неотторжимо держатся своего Царя и беспрекословно, со всей любовью повинуются Ему. Так да держимся и мы отца нашего, посланного нам благодатью Божией, и да повинуемся ему так, как Сам Господь Собой дал нам образ, “быв послушлив Отцу Своему даже до смерти” (Флп. 2, 8)». Сами же они всё происходящее по воле и рассуждению отца их принимают с радостью, как от Самого Господа. Они за всё благодарны и всем довольны, не имеют попечения и не печалятся о временном, заботясь только о спасении своем, и диавол никакими обольщениями не может уловить их, потому что они всё чистосердечно исповедуют отцу и живут мирно, как на Небе, не страшатся ни смерти, ни будущего суда, ни муки вечной, ни даже, подобно прочим, Самого Бога, потому что любят Его безмерно и во всем повинуются Его святой воле.

Итак, смотрите, какое различие видно между истинными, Богу угодными послушниками и непокорными, своенравными и без веры живущими. Зачем же самим себя лишать такого равноангельного жительства, которое устраивается послушанием, отеческим наставлением и управлением? О нечувствие наше! Господь не щадит для нас пресвятой Крови Своей и изливает ее за наше спасение. А мы ради своего спасения не хотим оставить свои прихоти и переменить злые нравы, чтобы богоугодно пожить в иночестве и через то вечно наслаждаться небесной славой со всеми избранными и благоугодившими Господу от века.

Слово 8

О послушании и бесстрастии

Вступающие в монашество прежде всего предают себя под руководство, отвергают свою волю и дают обещание сохранять повиновение и послушание без рассуждения. Делают же они это не для иной цели, как только для того, чтобы достигнуть чистоты душевной и бесстрастия, ибо без этого и иночество не поможет нам. Более того, напрасно и в осуждение будем носить на себе имя монашеское, если не постараемся делами исполнить и оправдать его. Дела же и подвиги иноческие состоят в истинном самоумерщвлении и отвержении всех своих прихотей, желаний, наклонностей, пороков и страстей, чтобы всё то, что прежде было нам вожделенно, дорого и любимо, Бога ради презреть, чтобы попрать и окончательно отринуть свою волю, свое мудрование, самомнение и самолюбие, отнюдь ни к чему земному не прилепляться, всё за сор вменять Христа ради (см. Флп. 3, 8), во всем приключающемся быть благодушным, всех любить и почитать выше себя, самому же истинно смиренномудрствовать и любить уничижение и поношение. Пришедший в такое устроение поистине носит на себе свидетельство своего иночества и поневоле всеми бывает почитаем земным ангелом. Тогда ему само собой всё то, что прежде было любимо и желанно, делается отвратительным и тягостным, как-то: всякая житейская слава, покой и наслаждение. Вожделенны же нищета, простота и смирение Христово.

Если же мы, вступая в иночество, небрежем, не заботимся и не усердствуем о достижении бесстрастия и чистоты душевной, то зачем и вступаем в монашество? Молиться, поститься, творить милостыню и прочие богоугодные дела можно и живя в миру. Вступить же в монашество и не исполнять дел или обязанностей иноческих — значит служить только соблазном всему братству и давать повод к поношению и порицанию иноческого жития. А потому не большее ли такой человек заслужит себе через то осуждение и наказание от Бога, поскольку всему братству непрестанно причиняет скорби и смущение? Следовательно, лучше и простительнее будет такому, если он не имеет наклонности к иноческим подвигам и обязанностям, пойти и удалиться от собрания и селений иноческих, ибо выйдет вместе с ним смущение и смятение и останется мир, спокойствие и радование духовное, какое даруется достигшим чистоты, бесстрастия и любви, которая есть Сам Бог (см. 1 Ин. 4, 8).

Слово 9

К развращенному послушнику

Со своеволием, с самомнением и противоречием следует жить в своем доме, ибо там подвластные человеку могут и слушать его, и по его желанию всё делать. Вступивший же в иночество должен сам повиноваться, смириться и терпеть всё с кротостью и покорностью, чтобы угодить Христу. Помысли, если бы ты оделся, как говорит святой Златоуст в беседах на Деяния апостольские, в камни, в бревна и инструменты, в горшки, колеса и в прочее, что нелепо, то не стал бы ты чудовищем и посмеянием всех? Так и ныне ты кажешься чудовищем и заслуживаешь от всех презрения, ибо живешь в монашестве, а облечен в противное монашеству, то есть в чудовищное роптание, смущение, непокорность, прекословие, лжеоправдание и в пагубное о себе мнение, в леность, небрежение, лживость, пустословие и срамословие, в пресыщение чрева, многоспание и в прочее, что противно иночеству. И напротив, если бы облекли тебя в царскую одежду, ты же поверх нее надел бы гнусное рубище, то вместе с тем, что стал безобразным, не подвергся бы ты и муке за бесчестие и поругание царской ризы? Как же ты думаешь и надеешься избежать гнева и праведного наказания Царя Небесного, Который по человеколюбию Своему и благости сподобил тебя быть облеченным в иноческий равноангельный образ, а ты покрываешь его гнусным бесовским нарядом?

Если разумом и волей отца твоего ты будешь связан здесь, то будешь разрешен там, на небесах (см. Мф. 18, 18). Если же своим мнением и волей связываешь себя здесь, то и там, в вечности, по рукам и ногам связан будешь. Зачем ты сам себе бόльшую муку готовишь? Если сам следуешь своему разуму, то и себя смущаешь, и всё братство приводишь в расстройство и лишаешь мира. Где же нет мира, там нет Христа.

Почему же ты предпочитаешь лучше носить диавольский наряд и вместе с бесами наследовать вечную муку, а не желаешь и не стараешься быть подобным Христу, украсить душу свою Его Божественными свойствами: смирением, послушанием, кротостью, терпением и любовью — и вместе со Христом быть прославленным и наслаждаться вечными благами в Небесном Царствии?

Хочешь ли оказаться на небесах с ангелами и всеми святыми? Будь подражателем их здесь, будь мирен, кроток, простодушен и послушен. Без этих же свойств даже если бы ты и на Небе был, то и оттуда будешь низвержен подобно бесам. Они не захотели быть послушными и покорными Богу, потому и свержены с Неба.

Хочешь ли иметь сокровище небесное внутри себя? Трудись, взыскуй и приобретай его иноческими подвигами. Если же видишь, что ты не имеешь сил и крепости для подвигов, то прилепись всей душой к отцу твоему по Бозе верой и любовью; и по его молитве и с его помощью получишь и ты богатство, уготованное на небесах инокам.

Облекся некогда Сатанаил в возношение и неповиновение — и тотчас превратился в диавола. Облекся Христос в смирение и послушание — и тотчас обожил человечество и прославился вместе как Бог и как человек! И всех, кто последует Ему смирением и послушанием, Он вместе с Собой прославит Своей славой, увенчает перед Отцом Своим и водворит с Собой в бесконечные веки.

Если отец от всего сердца и души хочет и стремится спасительно и богоугодно наставлять учеников своих и руководить ими, то слова его и заповедания бывают точно по воле Божией, ибо он поучает, говорит и заповедует не с презрением, не с леностью, не ища своего упокоения или удовлетворения своего желания, но так, словно Бог за ним наблюдает, со многой осторожностью, отыскивая самое лучшее и Богу угодное. А потому и для ученика оказывать непослушание такому отцу есть дело многобедственное и погрешительное, потому что не отца он не слушается, но Самого Бога, Который так внушает отцу. Ибо отец смиренно всего себя предает в управление Божией силе и хочет творить угодное Богу и только то заповедует ученику, о чем дух его в нем свидетельствует, что это по Божию изволению. И если отец таинственно получает извещение о своем мнении, то оно уже, без сомнения, угодно Богу, ибо невозможно, чтобы Господь оставил собравшихся во имя Его и на Него полагающихся и чтобы Он невидимо не присутствовал с ними благодатью Своей; а тем более — оставит ли Он отца без Своего содействия и вразумления в таком важном деле? Таким образом, не равно ли будет как Самого Бога, так и отца преслушать, а тем более если отец показывает свидетельства из Святого Писания тому, что правильно управляет вверившимися ему душами и наставляет их ко спасению?

Слово 10

О наставниках

Каждый начальник или игумен, поставленный призванием Божиим и властью начальства, приняв жребий такого служения Богу, должен сносить и терпеть немощи братьев. Старцам же, отдельно живущим и немощным, святые отцы повелевают с непокорными вскоре разлучаться и говорить: «Спасая, спасай свою душу» (см. Быт. 19, 17), а от послушных и повинующихся убеждают не удаляться.

Начальствующий же отец, если он не терпит брата падающего и кающегося и не прощает ему, когда бы пришлось, и «до семидесяти крат седмерицею», по заповеди Христовой (Мф. 18, 22), то и сам, падая и погрешая перед Богом, пусть не ожидает себе прощения и отпущения грехов. Должно же, наоборот, брата падающего поддерживать, увещевать и воспламенять душу его к раскаянию, сокрушению и подвигам, а не изгонять и не удалять от себя, потому что если брат сам не убегает, но держится отца, то, следовательно, хочет спастись. И душу такого взыщет Господь с отца, и горе ему, если он не прилагает всевозможного старания о спасении брата.

Блажен отец и начальник, который терпит братьев до конца и всей душой заботится об их исправлении и спасении. Такой сам и без великих подвигов примет венец жизни (Откр. 2, 10; Иак. 1, 12) и дерзновенно скажет Христу: «Господи, я без числа был оскорбляем и смущаем братьями, но, покоряясь повелению Твоему, прощал и не изгонял их от себя, потому и меня, бесчисленно согрешившего, оскорбившего и прогневавшего Твою благостыню, не отринь и помилуй».

Да и нет никакой справедливой причины отцу смущаться из-за брата, ибо если брат падает и погрешает, то погрешает перед Богом; отцу же худым и слабым житием своим не может нанести никакого вреда, только приносит мзду за терпение. Если же сам отец из-за него повреждается, то пусть познает и восчувствует, что сам он еще недугует, и пусть молит Господа ниспослать ему свыше благодать Свою и милость; сам же он не должен отлучаться и отдаляться от братьев. А также и живущего при нем ученика и послушника, хотя бы тот причинял ему различные досады и оскорбления, отнюдь не должен он отдалять и отвергать, по примеру того философа, который взял себе жену негодную и злонравную, а тем, кто спрашивал его, зачем он такую взял и держит, отвечал: «Чтобы научиться терпению».

Ты же, о пастырь и наставник, не должен ли тем более быть долготерпеливым и всё старание прилагать для исправления и спасения каждого брата, ибо Господь наш милости хочет, а не жертвы (см. Мф. 9, 13; 12, 7). А потому ты не будешь судим и порицаем за то, как совершал пост, бдение, самоизнурение и прочие пустыннические подвиги, но примешь суд и осуждение, если вознерадишь о братстве, вверенном от Бога.

Слово 11

К наставнику — о том, что он не должен оскорбляться на послушника

Если брат или ученик предлагает отцу свое мнение о некой вещи с желанием и намерением добрым, ища лучшего, и сам не верит своему разуму, но полагается на волю и хотение отца своего и желает только показать свое усердие, то несправедливо отцу негодовать на такого ученика, хотя бы он что-то и неправильное предложил, но должно с отеческой любовью исправить его неправильное мнение и наставить, в чем его ошибка, усердия же его не отвергать и не связывать его свободы и простосердечия. Ибо если ученик заметит, что из-за его слов отец становится неблагосклонен к нему, то будет, скорее, бояться и опасаться что-либо ему объявлять. Да и горячей от всей души любовью не может быть привязан к отцу из-за его гнева, поскольку с гневливым отцом брат вынужден жить и обращаться как раб. Но так свирепо обходиться с послушником — признак не отеческой любви, а властительства над рабами. Однако и рабу позволяется и полагается обо всем сообщать. Так неужели и рабской свободы благопокорного ученика не удостоить? Такое обхождение здравым разумом не принимается.

Поэтому тот есть добрый отец, который благосклонностью своей подает ученику дерзновение быть свободным в откровении всех своих чувств и помышлений. Благоразумной же своей строгостью он отсекает в нем своеволие, угашает желание его хотений и пристрастий, обуздывает излишнюю вольность, возбраняет прекословие и отеческим своим вниманием и наблюдением внушает к себе любовь и уважение. Истинный же послушник, со смиренным повиновением говоря истину, без опасения объявляет о всем, будучи готов с любовью во всем повиноваться.

Послушник, подающий совет начальнику, должен думать о себе, что он подобен самому последнему брату, который, увидев воров и злодеев, пошел бы и сказал игумену, указывая и советуя, с какой стороны зайти и одолеть воров, и радовался бы о том, что своего любимого отца и начальника избавил от опасности. Не думаю, чтобы из-за такого предостережения игумен вознегодовал бы, зачем самый младший брат дерзнул остеречь его и дать совет, как победить воров. Из-за этого он не может подумать, что этот брат хотел получить над ним преимущество, но, скорее, обязан его отблагодарить и возлюбить за такое его усердие и внимание. Если же презрит его слова и не поверит ему из-за того, что он мал и негоден, то не сам ли в своей беде будет виновен?

Духовный же отец должен всё свое тайное открывать верному и усердному ученику. Во-первых, потому, что тот сильно привязан к отцу любовью, верен во всем и никому не откроет. Во-вторых, потому, что это принесет ученику многую пользу, ибо через это он познает любовь и благосклонность к нему отца. В-третьих, не для того нужно говорить ученику, чтобы быть склонным послушаться его слов, но для того, чтобы, может быть, услышать от ученика некий полезный ответ на свои слова. Если же увидит отец в ученике нечто несогласное со своей совестью, пусть такое отвергает и через то исправит в ученике его заблуждение. Но если отец, пусть даже из-за совершенства своего и оттого, что видит свое рассуждение непогрешительным, захочет утаивать, то будет осужден Богом (хотя все, что он делает и помышляет, правильно), так как он презирает и лишает пользы усердного брата и ученика, имея возможность своим откровением вразумлять его скудоумие.

Слово 12

О том, чтобы не замечать пороков отца

Если по благодати Божией ты приступил к иночеству и, последуя правилам святых отцов, предал себя в повиновение отцу, чтобы научиться от него богоугодным монашеским деланиям и быть им управленным в Царствие Небесное, то позаботься всё внимание и старание твое обратить на то, чтобы отсечь окончательно свой разум и последовать во всем суждению отца твоего. Наблюдай за собой внимательно, чтобы ни в чем никогда не осуждать отца твоего и не примечать его пороков, ибо через то родится в душе твоей негодование, осуждение, дерзновение, презорство, смущение, неверие и, наконец, потеря любви и покорности, а потом с дерзновением начнешь укорять его и поносить. В такое противное монашеству состояние нисходят и низвергаются более от самолюбия, тщеславия и самомнения. Нам, иночествующим, подобает заботиться о том, чтобы ни от чего не получать вреда. Может быть, Господь попускает наставнику низводиться в некое погрешение для того, чтобы через то ученик его познал свое преуспеяние и внутреннее свое устроение, то есть чувствует ли он к наставнику своему охлаждение при соделанной тем погрешности или расположен к нему с той же любовью и усердием, осуждает или сожалеет, презирает или остается с неизменным уважением.

Если, с помощью Божией, видишь, что ты не повреждаешься и не осуждаешь в помыслах отца твоего, тогда опять справедливо тебе помышлять: «Свят отец мой, ибо его молитвами я, видя пороки его, не повреждаюсь. Если бы он был грешен и эти пороки были бы его, а не служили бы попущением Божиим для моего испытания, то как бы молитвы его помогли мне, столь немощному и легко претыкающемуся, не измениться и не повредиться, когда я вижу его нехорошо поступающим? Следовательно, его погрешности — не его, но они случились ради меня по смотрению Божию».

Если ли же ты повреждаешься и нисходишь в осуждение, негодование, презорство, неверие, неповиновение и, наконец, мнишь о себе, что ты исправнее твоего отца и наставника, то поистине знай, что ты окончательно отчуждился от смиренного духа, и из-за возношения отступила от тебя благодать Божия, и диавол уже возобладал душой твоей, и побуждает, и увлекает тебя к таким богопротивным и гибельным свойствам, поскольку в сердцах смиренномудрых послушников, не отпадших от благодати, не может вместиться осуждение, возношение, негодование. Но, по изречению апостола, око чистое не смотрит лукаво (см. Тит. 1, 15).

Да знает ученик и послушник следующее: если он сам себя сделает недостойным, то хотя бы к пророку пошел, но и того Бог лишит разума из-за недостоинства послушника. Если же он с верой и простодушием будет повиноваться отцу своему и держаться его, тогда Господь Бог, как праведного Ефрема вразумил женой и Великого Арсения юношей, который вопрошал старца Макария, и как ослом обличил безумие пророка (см. Числ. 22, 22–34), — так и старца вразумит предложить полезное. Потому пусть рассматривает себя брат со вниманием, и если он смущается из-за неких маловажных вещей, то да знает подлинно, что он не оставил еще ради Христа мира и миролюбивого[9] своего нрава. И если за это не станет окаивать себя и осуждать, то не водворится мир Божий в душе его, и никогда он не может быть спокоен, и от Духа Святого утешения благодатного не сподобится, и таинственного извещения о спасении своем не ощутит. Но всю жизнь свою он растратит только на то, чтобы примечать и осуждать недостатки и пороки отца своего; и мало-помалу окончательно угаснет и остынет в душе его вера, любовь и усердие к отцу. И он придет в крайний соблазн и осуждение. Но если, напротив, с усердием и неизменно он будет держаться преданного святыми отцами повиновения без рассуждения, то от всех препон вражеских избавится и дерзновенно предстанет Христу как Ему последовавший и к своему отцу по Бозе сохранивший послушание до смерти.

Если отец неисправимо и нераскаянно станет творить зло, тогда справедливо от такого отца отвратиться и с ним разлучиться. Если же он поползнется в некое частное и временное согрешение, то из-за этого несправедливо будет брату смущаться или удаляться от отца, поскольку и он человек. Ведь написано: «Несть человек, иже не согрешит» (3 Цар. 8, 46; 2 Пар. 6, 36) и «праведник седмь крат в день падает» (Притч. 24, 16).

Слово 13

О взаимном порабощении отца и ученика

Не думай, о послушник, что отец твой свободен в отношении обязательств и порабощения тебе потому, что начальствует и управляет тобой. Но как ты должен до смерти повиноваться отцу твоему и учителю, то есть если бы заповедано было тебе сделать что-либо такое, в чем угрожал бы тебе и страх смерти, то не должно тебе и от такого отказываться, чтобы подражать Господу, Который был послушлив Отцу Своему даже до смерти крестной (см. Флп. 2, 8), — так же равное подражание Самому Господу полагается и отцу твоему, то есть он должен служить потребностям души и тела твоего, и если бы предстояло умереть за тебя, то он не должен отрекаться. Ибо Господь пример подал Собой: умыл ноги ученикам, пострадал и умер за них! Так каждый начальник должен не только послужить своим ученикам, то есть потрудиться ради того, что им необходимо, но и жизнь свою положить за души их, как священномученик Афиноген и многие другие.

Слово 14

О лицемерном и искреннем послушании и о том, как прежде ученики жили при отцах

Вопроси, возлюбленный, и узнай о всех святых отцах, бывших прежде нас: почему они столь многими тысячами собирались у одного какого-то отца? Неужели не имели они святых книг или достаточного познания и правого рассуждения? Ведь мы видим, что находились между ними многие премудрейшие, и они превосходили и побеждали своим разумом многих философов и риторов, а потом на архиерейство и патриаршество бывали возводимы; многие же из них ученостью и премудростью превосходили своего отца и наставника. А потому разве не могли они управлять сами собой? Но видим, что все они прежде всего старались найти себе духовного отца, наставника и вождя ко спасению, и предавали себя ему, прилеплялись к нему всей душой, попирая и уничижая до конца свое мудрование, слушали его с простодушием и усердием и внимали словам и учению его, и во всем повиновались ему, как Самому Богу. Многие же из учеников бывали пленяемы и одержимы такой любовью к отцу своему, что если бы было возможно, то желали бы неотторжимо день и ночь быть возле него и внимать беседам и поучениям своего отца, не отягощаясь ни унынием, ни скукой. Еще же, услаждаясь его беседой, они уловляли памятью слова из уст его и записывали их в свое назидание.

Ныне же видим, что приходящие к иночеству одними лишь устами обещают со всяким усердием во всем повиноваться и терпеть. Делом же не показывают ни малейшего старания и усердия, но пребывают в ожесточении, без веры и любви к отцу своему и не только осуждают, противоречат, оспаривают, но едва ли и не поучают своего наставника. И если он повелит что-нибудь или сам сделает не по их желанию, то они тотчас же ропщут, негодуют, бывают немирны в душах своих, снедаются внутренней злобой и бегут прочь, поучения же, наставления и слова его ненавидят и обличения его считают за пущенные в них стрелы. И так, нося одежду и звание монашеское, на деле во всем поступают противно святым преданиям.

Иные же лицемерят перед отцом своим, но гибельно это, то есть внутренне осуждать, роптать и негодовать на отца, себя же самого оправдывать; внешне отцу кланяться, ласкаться к нему, смиряться перед ним, угождать, во всем ему подражать и поступать подобно ему, а по разлучении с отцом и в его отсутствие делать противоположное. Тогда делание повинующегося бывает по Бозе, когда он смиряется, в то время как никто не видит, признает себя недостойным и грешным и не только повеленное в точности исполняет, но и неповеленное, которое, как он знает, угодно отцу, творит с истинным старанием и усердием, своей же воле, желаниям и рассуждению до конца сопротивляется. Так и ты, о послушник! Если желаешь быть всегда в покое и радовании душевном и не бояться осуждения за свое послушническое житие, то сохрани чистой совесть твою, поступай всегда одинаково как пред лицом отца твоего, так и в его отсутствие, с неизменным усердием и любовью, и восприимешь награду, как бы не отцу, но Самому Богу повинующийся и служащий.

Слово 15

О послушниках, спасающихся через чтение святых книг

Неудобно спастись такому брату, который полагает и верует, что научится всему полезному от чтения или слушания святых книг, а слова или писание отца своего ни во что вменяет и с презорством отвергает. Не разумеет же он того, что, читая святые книги, может быть, и в год не дочитается до того, что требуется по его устроению и для уврачевания душевных его язв, но скорее вместо пользы и назидания, по неразумию и неопытности, будет поглощать отраву для души своей. Ибо, не находя и не обнаруживая иногда в себе тех пороков, о которых случится ему читать, может ниспасть в высокоумие, порицать и осуждать других, свои же душевные язвы и струпы будут в нем гнить или останутся в небрежении и не будут открыты. Иногда же, не сознавая, что полезнее и нужнее для него, станет избирать по своему хотению и, желая подражать святым отцам, делать то, что по его несовершенству может послужить более к его погибели и обольщению. Например, если он заражен и недугует завистью, или злобой, или объедением и сластолюбием, или высокоумием, а случится ему читать о безмолвии, о богомыслии, о молитве и о прочем тому подобном, что для него еще недоступно, то он с обольщением будет стремиться к этому. А того, что нужно и полезно по его устроению, не может не только стараться исполнить, но и узнать. Отец же духовный и опытный не иначе, но согласно с его нравом и устроением будет учить и управлять жизнью его, когда словесно, когда составляя писания для его назидания, и не перестанет открывать ему его язвы, прикладывать лекарства отеческим своим вниманием, старанием и попечением о спасении души его, согласно с правилами и преданиями святых отцов. Следовательно, не заблуждается ли бедственно такой, который надеется сам своим умом и чтением управить себя ко спасению?

Не видим ли и в святых писаниях примеров многих послушников, живших у доброго и опытного отца? Но поскольку они с небрежением, неохотно, без любви и веры слушали его слова, то таковые понемногу переменились и стали ненавидеть отца, потом начинали поступать вопреки повелениям отца своего, уклонялись в непотребное и потом, не терпя более, отходили от отца и окончательно развращались и погибали. А потому каждый послушник должен ожидать того же и для себя, если не будет подражать тем святым, которые с совершенным повиновением и послушанием от всей души любили и уважали слова своих по Бозе отцов и наставников. Но зачем такому (не желающему подражать им) и касаться жизни монашеской, которая прежде всего требует совершенного самоотвержения и истинного предания себя отцу, с чистосердечным откровением и повиновением безусловным?

Если бы вступающему в иночество возможно было спастись без предания себя, послушания и повиновения, то не понуждали бы святые отцы к повиновению и не передавали бы правил о нем, но заповедали бы только прилежать к чтению cвятых книг и тем довольствоваться. Но вместо того все богоносные и преподобные отцы наши единогласно возвещают: «Горе непокоривым, ибо падают, яко листвие» (см. Притч. 11, 14), и погибают, уловляемые различными прельщениями, а более всего богоненавистной гордостью и высокоумием.

Не считай совершенством то, что ты вышел из мира монашествовать, и не мни, будто ты уже достиг спасения, живя с иночествующими. И не помышляй о себе, что ты угождаешь Богу из-за того, что читаешь и слышишь всегда Святое Писание и познаешь через то, как жили святые отцы. И не считай себя равным угождающим Богу потому, что находишься и живешь сам под руководством отца, наставляющего по подобию древних святых отцов. И также из-за того, что ты посвятил себя Богу и по силе своей подвизаешься, не помышляй, будто этими делами удовлетворил ты за грехи свои и достиг уже спасительного пристанища. Вспомните, как израильтяне вышли из Египта, перешли море, видели и слышали многие Божии чудеса и Промысл о себе, а также под руководством и управлением Моисея были и небесной манной питались, однако за роптание на Моисея, противоречие, непокорность и нетерпение погибли и пали в пустыне, не достигнув земли обетованной. А потому и ты, о инок, должен бояться и хранить себя тщательно от пагубного роптания, непокорности и нетерпения, чтобы, оставив мир, не пасть и не погибнуть в пустыне, не достигнув обетованного блаженства!

Слово 16

О том, чтобы не изнемогать в служении приходящим

Подумайте, не достоин ли был бы осуждения тот, кто, найдя сокровище, не захотел бы поднять его, чтобы не утруждать себя? Так и тот брат, который пренебрегает должностью, не желая утруждаться, малодушествует и на иных ропщет, из-за этого лишает себя воздаяния и плода, то есть духовного благодатного дарования, и уподобляется тем людям, упоминаемым в евангельской притче, которые временем веруют и с радостью принимают, во время же скорби или гонения отпадают, соблазняются и не приносят плода (см. Лк. 8, 13; Мф. 13, 20–21; Мк. 4, 16–17).

Что же, если бы к этому утружденному и утомленному брату пришел сам царь, не забыл ли бы и не презрел ли он недуг свой и изнеможение и не послужил ли ему со всяким страхом, радостью и усердием? Но вместо царя вместе с приходящими к нему странниками посещает его Сам Царь царей, Господь Бог наш Иисус Христос. Он же, показывая негодование и роптание свое на приходящих, простирает его и на Самого Христа, а потому какого должен ожидать себе осуждения?

Если презрительное высказывание о простеце и невежде достойно осуждения, тем более бедственно и многогрешно негодовать и презирать тех, которые, влекомые ревностью любви Божией, посещают нас, ища и желая не временного и тленного, но спасительного и полезного душам своим.

И поистине чудо: самовольно и по собственному произволению желает изнурять и утруждать себя разными подвигами и скорбями Бога ради, а когда Сам Бог Промыслом Своим посылает ему труд и служение, которое нельзя даже назвать скорбью из-за его легкости, тогда ропщет, негодует, печалится и ни малейшего не показывает терпения. Так какая ему польза от самовольного постничества и утеснения, если он посылаемого ему смотрением Божиим труда не принимает и не терпит? А потому не лучше ли такому очистить себя от гнева и самоволия покорностью и послушанием, нежели без внутреннего смирения и кротости надеяться на дела телесные, подвижнические и трудные?

Пусть, в свою очередь, такой оправдывает себя немощью и недугами. Но разве Господь не знает состояния его души и тела и разве не смог бы Он направить или удержать посещающих до того времени, когда брат пребывал бы в силе, в крепости и располагал свободным временем? Но если всеведущий Господь, видя его желание подвигов и телесного удручения, соизволил, ради большего труда и подвига, послать их к нему во время его изнеможения, то это для того, чтобы брат по достоинству вдвойне и cветлее был увенчан.

Следовало бы лучше этому брату возрадоваться о таком случае, в котором он мог бы показать своим благодушным терпением истинное свое служение, усердие и любовь к Богу, ибо не в отраде и благоденствии, но в злоключении и терпении показывается вера наша и усердие к Богу. Он же вместо покорности Богу и своего послушания настоятелю вдвойне возроптал, то есть и на пришедших, и на братьев, не помогающих ему. А из этого да познает, что только внешне служит Богу, ибо тогда только усердно и охотно исполняет свое послушание, когда здоров и силен или по его желанию приходят посещающие. В противном же случае печалится и смущается.

Но как бы он от служения своего утружден ни был, однако всё не более того болящего старца, который на один вопрос брата о топоре тотчас встал, несмотря на великую слабость, с одра своего и начал искать тот топор, которого не видел и не клал.

Пусть вспомнит и праведного Дорофея, как он всю ночь приходящим и отходящим трапезу, угощение и упокоение подавал, сам же настолько был утомлен, что от великого изнеможения бывал как лишившийся ума. И, будучи в таком недуге, он еще просил братию, чтобы будили его на пение и на пении, кроме того, не позволяли ему дремать. Пусть вспомнит еще того старца, который от великого недосуга имел на ногах своих в обуви проросшие зерна.

Прилично здесь вспомнить и преподобную Евпраксию, как она во время лютой болезни, когда и крови много из ноги ее текло, не оставила своего служения.

Итак, через это ясно показано, что в служении и послушании того ропщущего брата не телесная немощь столь сильно его угнетает и расслабляет, но недоброе расположение души к ближнему, кроющееся в его сердце. Ибо если приходящим не показывать подобающего радушия и любви, но просто с холодностью и в молчании служить им, только за послушание, то и такое гостеприимство останется без великой награды и приобретения, а тем более соединенное с негодованием, роптанием и смущением, которого он не может даже утаить, но явно выражает в укорении. Такое устроение поистине не свойственно монашеству.

Сам брат должен признать, что приходящие и посещающие Бога ради никакого зла причинить ему не могут, но скорее как они, так и братья, не помогающие ему в служении, более приносят ему пользы, ибо полная награда от Бога останется ему одному.

Если бы он действительно очень изнемог, то и с понуждением и насилованием себя не смог бы с одра встать и не только для пришедших, но даже для самого себя не смог бы ничего приготовить и без услужения иных остался бы и сам неевшим.

Если же и сам ел, и для посетителей угощение приготовил, следовательно, имел силу и возможность исполнить служение свое и без помощи братии. Подобает же Бога ради и в невозможном и превышающем силы подвизаться. Следовательно, должно ему самого себя укорять и печалиться о том, что не сподобился он благодати Божией и помощи, чтобы хорошо, с любовью и радостной душой за послушание служить посещающим и всему братству, лучше же сказать, Самому Господу, сказавшему: «Яже сотвористе братии Моей меньшей, то Мне сотвористе» (см. Мф. 25, 40).

Говорят святые отцы, что ищущие себе отдыха и покоя сбиваются с правой и спасительной стези. И потому радуйся, о труженик, а не печалься о встречающихся тебе трудностях! Если обычно и расслабленно поживешь, то обычно и умрешь без извещения о спасении своем. Если же в трудах, трудясь до изнурения и повинуясь в послушании безгневно, с любовью, то и Господь возлюбит тебя, и преселит, и водворит душу твою с преподобными и всеми святыми, благоугодившими Ему в трудах и злостраданиях, в вечный покой и наслаждение и в соцарствование с Ним во веки веков. Аминь.

Слово 17

К наставникам и ученикам

Для того ли вступаем мы в монашество, чтобы законоположения иноческие извратить и перетолковать по своему желанию и мудрованию? Или возможно помыслить, чтобы в установленном и переданном святыми отцами могло быть что-либо неправое и неполезное? Если же веровать, что все переданное богоугодно, но не последовать этому, а иначе жить и поступать, то как можно надеяться спастись? Поистине за это большее предстоит наказание, как «ведущему добро творити и не творящему» (Иак. 4, 17).

А потому, если кто приходит к иночеству и не оставляет своего мирского нрава и мудрования, но хочет и старается с иноческими подвигами соединить свое мирское мудрование, привычки и наклонности, такой бывает ни инок, ни мирянин, как говорил о некоем святой Василий, что он и княжество потерял, и монашества не получил[10].

Отцу же и начальнику или тому, кто живет по своей воле и сам по себе, предстоит опасность бόльшая, нежели ученику, предавшему себя в повиновение. Потому что преступление и вина ученика относится к человеку, то есть к его отцу, хотя святые отцы и поставляют наравне с согрешением против Бога согрешение против отца своего, которому ученик предался душой. Однако для уврачевания и восстания его достаточно только припасть со смирением к отцу и сказать от всей души: «Прости, отче!» А отец уже восставляет его, и прощает, и врачует, и сам за него отвечает Богу. Хотя бы когда и пред Богом ученик согрешил, но ради веры, что отец умолит Бога о нем, получает прощение.

Отец же и всякий живущий по своей воле не имеет о себе ходатая и столь удобного врачевания своим падениям, только одно упование на милосердие Божие. К тому же и бόльшим представляется прегрешение отца, нежели ученика, ибо касается Самого Бога. Если не последует переданным правилам или если вознерадит и через то ученики его останутся без преуспеяния, то и их души взыщутся с него. А потому живущему по своей воле и отцу подобает неуклонно наблюдать уставоположение, повиноваться во всем Священному Писанию и со всяким усердием стараться искоренять страсти и богопротивные наклонности учеников своих.

Всякий же ученик и послушник должен убедиться и твердо веровать, что не может быть столь великой пользы в жизни монашеской ни от поста, ни от безмолвия и моления, ни от нищеты и разнообразных подвигов, как от узаконенного послушания без рассуждения. Если он не может иметь безусловного послушания, то это ни от чего более, как только потому, что не почитает за святого своего наставника; ибо если бы кто из прославленных Богом святых повелел ему нечто сделать, то не стал бы противоречить и сомневаться в заповедании. Ныне же все святые и богоносные отцы повелевают не только за святого признавать своего отца, но и, как Самого Христа, слушать его и почитать. Следовательно, если брат в чем-то противоречит своему отцу и не слушается его, то не признает его святым, себя же считает более сведущим или мудрейшим. А с таким пороком самомнения как он может прийти в христоподражательное отеческое смирение? Не стяжав же истинного смирения, как можно быть спасенным? Не видите ли, сколько царей, князей и великих земли, оставивших суетную славу и величие и пришедших к иночеству, повинуются от всей души Святому Писанию и заповеданиям отеческим, предав себя в нерассуждающее и безусловное послушание, совершенно пренебрегши собой и ни в чем не покоряясь своему разуму и рассуждению? И благодаря этому в короткое время, благопоспешением благодати Божией исполнив все меры уставоположений и быстро пройдя все степени послушания и смирения, вознеслись они на самый верх добродетелей, который есть любовь, и ею обрели Самого Бога и соединились с Ним, обоженные Его осиянием и небесной славой.

Сколь же невыносимо житие своенравного и самомнительного послушника, и описать невозможно! Ибо всякое послушание и повеление он исполняет с негодованием и отягощением, с роптанием и прекословием; и при таком своем смятении и возмущении и сам в скорби находится, и отец к тому же сильно обличает его и наказывает, и все братья, живущие с ним, негодуют на него, а иногда и уничижают. И так безутешно и напрасно прожив все дни свои, потом и в вечное мучение он переселится! Если же отец, как человек, поддастся малодушию и, отяготившись непрестанным борением с этим непокорным, перестанет тщательно исправлять его увещаниями, наказаниями, уничижениями и оставит его в небрежении и если случится этому брату приблизиться так к исходу души, тогда не только с негодованием восстанет он на своего наставника, но и будет изрыгать многие хулы, роптания и проклятия, укоряя его с отчаянием и исступлением, говоря: «Из-за твоего нерадения и попущения отхожу я в муку вечную!» Но и отцу неминуемо предстоит истязание и осуждение от Бога, если из-за его небрежения погибнет душа брата, искупленная пречистой Кровью Самого Господа Иисуса Христа. А потому отец должен до конца, невзирая на оскорбления и негодование брата, учить, обличать, наказывать и от всей души стараться о его исправлении. И тогда безбоязненно может он сказать: «Господи, я, из страха пред Тобой и по любви к Тебе, не переставал от всей души заботиться о его исправлении, но он не захотел меня слушать и потому пусть сам за себя отвечает».

Полезнее же и много лучше, безопасно и благословно отцу совсем не соединяться в совместном жительстве с непокорным и своенравным, как повелевают святые отцы, говоря: «Нет у нас к таким ни единого слова». Какая польза и радость отцу от такого брата, если каждый день видит и слышит его противоречие, негодование и роптание? К тому же отец и Богом будет осужден за то, что удерживал при себе такого непокорного, ибо он, будучи отвержен и изгнан, может быть, восчувствует и познает свой вредоносный, испорченный нрав и обычай и предастся иному, более опытному отцу или иными какими судьбами Божиими обретет себе спасение. А через удаление его последует водворение мира и спокойствия среди всего братства.

Слово 18

О послушании и несвоевременном совете

Брат, высоко мнящий о себе, самое важное, и полезнейшее, и легкое делает для себя тягостным и бесполезным. Если бы он с простодушием и верой принимал послушание и делал всё повеленное без рассуждения, то без малейшего затруднения и скорби удостоверился бы в своем спасении и радовался бы душой. Он же по своему высокоумию и своенравию ко всякому послушанию, повелению или наставлению отца прилагает свое рассуждение и рассмотрение и из-за этого лишается духовного мира и спасительных плодов и хотя совершает повеленное, но без веры, с негодованием и роптанием. А потому как сам он, так и каждое исполняемое им дело неприятно Богу.

Пусть же такой рассуждает сам, где и в чем заключается его послушание. Не скорее ли здесь равенство и братство? Правильнее же сказать, наглое взятие преимущества перед отцом своим. И бывает гордый наставником своему по Бозе отцу и наставнику. И вместо того чтобы со смирением с одного слова слушать и повиноваться, он дерзко противоречит и самовольно подает советы, как будто он мудрее и опытнее своего отца.

Отец же говорит такому: «Брат, я не как наставник тебе говорю, но как брат только показываю нужное. Ты же как властитель и судия рассматриваешь и рассуждаешь, хорошо ли будет или нет. Так где в тебе хотя бы запах смирения и кроткое монашеское послушание и терпение?» И как таким образом оскверненное послушание почитать истинным послушанием?

Благоразумный отец должен от такого высокоумного и непокорного ученика и послушника умалчивать о некоторых делах и скрывать их, чтобы менее было ему осуждения. Ибо как только отец начинает при нем объявлять или повелевать что-либо, как он в ту же минуту делается дерзким судьей и советником, а не послушником. Следовательно, всякое отеческое заповедание и высказывание бывает брату в грех и осуждение.

О брат и послушник! Как ты можешь и надеешься благоугодить Господу, если живешь с отцом твоим совершенно противно Божественной Его воле и учению? Сам отец твой должен опасаться и ухищряться делать или говорить что-либо, дабы угодить тебе, чтобы через то избегать враждебности твоей и возмущения. И так ты несогласием своим и непокорным нравом связываешь отца твоего. Как же связанный тобой отец может освободить и разрешить тебя от грехов и отнять от тебя твои страсти и пороки? Но отцу поистине лучше самому быть связанным, не говорить и не обличать тебя, нежели доводить тебя до негодования и противоречия и через то большему подвергать осуждению.

Но и для самого отца бывает непрестанная скорбь и печаль, если ученик живет по своему разуму, не соглашаясь с его волей и учением. Как же получит врачевание для себя такой брат, если он не уважает слов своего отца и всегда отягощается его поучением? Поистине, если не имеет он веры к отцу своему и наставнику, то напрасно и без пользы протекают дни его, и оба, он и наставник, испытывают непрестанное огорчение и томление. Лучше такому брату удалиться и пойти к иному, более опытному, которому он сможет покорить свой разум и волю.

Подобает новоначальному брату с самого вступления своего на путь иноческий со вниманием прилежно испытывать и рассматривать, не кроется ли некое еретическое нечестие у того отца, к которому он намерен присоединиться для совместного жительства, или не бывает ли отец столь злобен, что становится совершенно непримиримым. И такому пусть себя не предает, ибо потом уже не безопасно будет для ученика удалиться от отца, которому по Бозе предался, и оставить его. Из-за одного только нечестия еретического безгрешно оставить отца и удалиться.

Если же по благодати Божией отец от этого чист и свободен, то все прочие различные его повеления и распоряжения подобает принимать с простотой и послушанием, хотя бы что казалось и нехорошо.

Подобает памятовать всегда, что не за хорошо исполненные и искусные дела и работы уготована награда монашествующим, но за смирение, послушание и терпение. А такого, который поддастся малодушию, не захочет терпеть и оставит отца своего и братство без справедливой и благословной на то причины, святые и богоносные отцы уподобляют Иуде предателю и говорят, что он мертв душой и лишен Божией благодати.

Всему же братству подобает совсем не общаться с таким, который противится и не покоряется отцу своему, но должно бежать и удаляться от него, как от прокаженного, потому что святые отцы и тех равно отлучают и отвергают, кто с такими общается.

Если игумен или иерей отлучит кого-либо, то с таким не должно никому иметь общения. Тем более не подобает общаться с теми, кого все Вселенские соборы и святой Василий Великий и прочие богоносные отцы или проклинают, или отвергают, или отлучают и осуждают. Равно и святой Златоуст повелевает от такого всему братству отвращаться, ибо если один отец его отвергнет, а братья будут дружественно с ним обходиться, то не возомнит ли он, будто по неразумию или по злобе отец отвергает его, и утвердится ли во мнении, что если бы он был неправ и виновен, то и всё братство вместе с отцом отвратилось бы от него? А потому и останется неисправлен в своем ожесточении и нечувствии. Неисправление же его и погибель душевную взыщет Бог с тех, которые относились к нему благосклонно и не помогали, не пребывали в единодушии с отцом.

Слово 19

О преимуществе места и совершении легких дел

Насколько удобным и благополучным благодать Божия устроила пребывание наше на этом месте, где пресечены все поводы к великим грехопадениям, как-то: предаваться сребролюбию нет надобности, враждовать с кем-либо не имеется причины, ничего излишнего и роскошного нет, пьянство, блудодеяние и чародеяния и подобные смертоносные грехи не должны между нами и вспоминаться. Всего этого и прочего избежали мы не своим старанием или заслугами, но единой только благодатью Божией. Оставлено же нам только одно малейшее борение, чтобы не совсем мы были праздны от духовного подвига, как-то: есть подобает с воздержанием, отказываться в недозволенное время от вкушения усладительной пищи, храниться от роптания, не погружаться в продолжительный сон, по силе понуждать себя к бдению, иметь усердие о чистом сердечном молении, не заботиться о суетных и излишних потребностях, с мирянами не разговаривать много и не разузнавать об их делах, на всякую вещь испрашивать благословения, с непритворным смирением просить прощения, на всякое повеление быть готовым и не проявлять ослушания и [исполнять] прочее подобное, приличествующее жительству монашескому.

Если же этих легчайших подвигов не постараемся исполнить, то в чем обнаружится пред Богом достодолжная с нашей стороны покорность, боязнь, любовь и благодарение и в чем сможем отличаться от бессловесных скотов, если по принятии столь великой Божией благодати проживем все дни наши, только насыщаясь и пользуясь покоем? За это, по слову святого пророка, неминуемо из чести, которую воздал нам Бог — быть чадами Его (см. Ин. 1, 12), «приложимся скотом несмысленным и уподобимся им» (см. Пс. 48, 13 и 21).

В том, что касается иноческих добродетелей, ухищряется диавол и обманом уловляет слабых и унылых, показывая им неудобство, труд и тяготу там, где нет совершенно ни какого-либо неудобства, ни труда, ни излишней тяготы, а скорее больший покой и отрада, чем при мирском образе жизни. Он же прельщает равным образом, как если бы показывал в воображении страшилища, когда в действительности нет ничего.

Какое затруднение или скорбь отвергать объедение и довольствоваться умеренным вкушением пищи? Какая тягота не предаваться излишнему и безвременному сну? Не от этого ли преимущественно получаем умное трезвение? Но и здравие телесное сохраняется лучше от умеренного сна и пищи. И еще: какое неудобство отсекать свою волю, не быть ропотливым и беречься от прекословия, пребывать же в покорности и послушании? Какой стыд быть искренно откровенным перед своим по Бозе отцом и владыкой? Какой труд преодолеть праздность, леность и нерадение? Какое неудобство может воспретить отвергнуть, Бога ради, свои прихоти, своенравие и, согласовываясь со Святым Писанием, отдать себя в повиновение и послушание и положиться во всем на волю и рассуждение отца своего, а через то пребывать во всегдашнем мире, покое и беспечалии и быть уверенным в своем спасении?

Если же спросите, почему иные, прожив в иночестве многие годы, всегда отягощаются, унывают, изнемогают и потом впадают в великие преступления, на это святой Златоуст говорит, что такие страдают от лености и небрежения: или в новоначалии своем они предавались нерадению, или потом начали жить расслабленно, небрежно и без окормления. Потому что в иночестве хотя имеется труд, но для усердных и старательных этот труд бывает не тягостный, а скорее утешительный. Ленивому же и на ложе своем тягостно поворачиваться. И как такому возможно уразуметь и почувствовать легкость и услаждение в иноческих подвигах? А потому не от унылых и ленивых пожелайте научиться, но на усердно подвизавшихся взирайте, те уверяют и свидетельствуют житием своим, что поистине легко и сладостно иго Христово (см. Мф. 11, 30). Ибо видим среди них много богатых и царей, которые от самых пелен до вступления в иночество пожили во всякой отраде, наслаждении и покое, потом же подвизались так охотно, с теплотой и радованием духа, как бы не чувствуя труда.

Диавол наводит тяжкие и великие искушения или невыносимые скорби, беды и напасти на таких, которые в малых и легких искушениях не побеждаются. Как видим праведного Иова, богоугодно и непорочно пожившего и потом жестоко от диавола пострадавшего, так же видим и святых мучеников, претерпевших страшные муки и невыносимые страдания, в которых и неудивительно бы оказаться побежденными, если бы душевная твердость и мужество не укрепляли их телесные немощи благодатью и помощью Божией. Ибо всего тела уязвление, раны, гноение, лютость огня, жил вырывание, кожи сдирание, томление от голода и жажды и иное тому подобное кто не знает, сколь тяжело терпеть? Но тем не менее угодники Божии не только претерпели наносимые им мучителями страдания, но и сами от себя из любви ко Господу подобное тому со страданием претерпевали. Святой Варлаам мученик сам держал руку свою над нечестивым жертвенником и не отпустил, пока с огнем вместе не отпала и рука его. Подобно и святой Мартиниан хворостом себя опалил и в море бросился. Иной же пальцы свои сжег, иной язык зубами отсек, борясь против блудной страсти. Иные постом, бдением и жаждой себя томили. Иные же на столпах, и во гробах, и в затворах безвыходно жили и холод, жар и всякую нужду Христа ради мужественно претерпевали, ибо предпочли лучше лишиться жизни, нежели сделать что неугодное Господу. Нам же ныне предстоит исполнить только иноческие обязанности и претерпевать легкие и посильные труды и подвиги, но если и в них мы окажемся нерадивы и невнимательны к своему спасению, то как благодать Божия возведет нас в большее преуспеяние и бесстрастие?

Почему диавол не борет сильно иноков великими грехами и беззакониями, как-то: прелюбодеянием, убийством, чародеянием, сребролюбием или отвержением Христа? Но более прельщает и борет, как кажется, невеликими и маловажными грехами, как-то: сластолюбием, объедением, леностью, праздностью, смехом и кощунством, непокорностью, роптанием, осуждением, своеволием и подобным тому? Потому что, почитая их невеликими, они без опасения склоняются к ним и, оскверняясь ими, считают себя беспорочными и не подлежащими осуждению. Диавол же ухищряется и старается через эти согрешения ввергнуть в большее осуждение и погибель, ибо знает, что против малых искушений не требуется и великого подвига. Нам же, многогрешным, надлежало бы не отказываться и от великих подвигов и трудов, но вместо того мы и в малых и нетрудных борениях и искушениях его легко побеждаемся и исполняем беспечно его волю. Прогневляем и оскорбляем Спасителя и Искупителя нашего Господа Иисуса Христа, Который претерпел страдание и Крест ради нашего спасения, а мы и малых лишений и отсечения своих страстей и прихотей не хотим потерпеть для угождения Ему и в удовлетворение за тяжкие грехи наши. Так какому не подвергнемся осуждению, если и в иноческой жизни не перестанем исполнять волю исконного врага нашего диавола, как сказал один из святых: «Кто добровольно не повинуется воле Божией, такой и поневоле повинуется диаволу»?

Тогда для иноков некие погрешности бывают от благодати Божией простительны, если они претыкаются и падают не от нерадения и не от лености, но, со вниманием охраняя себя и неусыпно ведя борьбу, немощью побеждаются и невольно увлекаются. Поэтому и собственная совесть не укоряет такого, ибо по силе своей он показал подвиг и старание, но, как человек, поддался немощи. Если же собственная совесть свидетельствует и обличает, что не по немощи и бессилию, но по нерадению и бесстрашию он живет вопреки правилам иночества, — то есть не по слабости и немощи, но по чревоугодию в свое удовольствие пресыщается, из-за лености скучает на молитве, погружается в продолжительный сон, чтобы не упражняться в чтении Святого Писания, делается неподвижным на все добрые дела и приходит в бесстрашие, по невниманию и небрежению низвергается во всякие страсти и пороки, — тогда такому его согрешения вменяются как смертные. Как сказал святой Исаак Сирский о нерадивых: «Если и тяжко им быть со грехом, но тяжкое ожидает их и мучение». И в ином месте сказано: «Ведущему добро творити и не творящему, грех ему есть» (Иак. 4, 17).

Неужели за то будут оправданы иноки, что они жительствуют в святых обителях, где нет поводов к смертным грехам и беззакониям? Я же полагаю, что Сердцеведец будет судить каждого по его душевной наклонности: как мирянина за мирские согрешения, так и инока за иноческие преступления. Но кроме того иноки осудятся более за то, что Бог предпочел их, удалил от мира и от всех мест и случаев, которые могли бы служить им препоной к достижению душевной чистоты и бесстрастия, и привел их в житие равноангельное, где они могли бы удобно возвышаться к Нему умом и чистыми душами и, подобно ангелам, день и ночь приносить Ему хвалу и славословие. А потому и оградил их всяким спокойствием, свободой и беспечалием и весь мир мановением Своим побуждает, чтобы служил им и исполнял нужды иноков, они же пребывали бы неотторжимыми от служения Ему деланием иноческих добродетелей, то есть отвержением мира и своей воли, повиновением, послушанием, безмолвием, молитвой, сердечным вниманием, простотой, смирением, чистым откровением и прочими иноческими подвигами. К тому же даровал Он им от отца духовного, от единодушных братьев, от уединенного местопребывания, от Священного Писания и от самого уставоположения и общих правил помощь, охранение и ограждение. И Сам благодатью Своей тайно помогает, посещает, облегчает их подвиги, услаждает и радостными делает их во всех трудах их и болезнях, подобно святым мученикам, которые чем более претерпевали страданий, тем больше благодатью Божией были укрепляемы и утешаемы. Итак, видите, что и в этой временной жизни Господь изливает уже благодать Свою на терпящих ради Него. Тем более в будущем веке, во славе Божества Своего, прославит и упокоит их.

Мирян, ищущих спасения, поистине ожидают многие преграды, затруднения, соблазны и многообразные искушения, к тому же они обязаны совершать различные добродетели, то есть подавать милостыню от своего имущества, принимать странников, посещать больных и заботиться о них, заботиться о домах и семействах и о рабах, — и среди всех соблазнов тщательно оберегать себя от грехопадений. Но и тогда они не могут быть столько благоугодны Господу, как иноки, всей душой отвергшиеся мира, усвоившиеся Ему и через то соделавшиеся возлюбленными Его учениками и последователями.

Об этом святой Иоанн Карпафийский пишет и свидетельствует так: «Никогда не пожелай счесть более блаженным, чем инок, мирянина, имеющего жену и детей и радующегося из-за того, что он благотворит многим, изобильно подает милостыню и совсем не подвергается искушениям от бесов, и не считай себя меньшим его в благоугождении Богу, и не окаивай себя как погибающего. Ведь я не говорю, что ты живешь непорочно, терпеливо пребывая среди иноков, но, если ты и весьма грешен, скорбь души твоей и злострадание более ценно у Бога, чем выдающаяся добродетель мирянина. Печаль твоя многая, и уныние, и воздыхания, и сетование, и слезы, и мучение совести, и недоумение помысла, и мысленное осуждение себя, и рыдание, и плач ума, и вопль сердца, и сокрушение, и смущение, и окаивание, и подавленность, и уничижение — всё это и подобное, что многократно случается с ввергаемыми в железную печь искушения, гораздо более ценно и благоприятно, чем благоугождение мирянина.

Ибо ты слышишь, как Господь говорит в Евангелии: “Аминь, аминь, глаголю вам, восплачетеся и возрыдаете вы, ближние мои, а мир возрадуется (см. Ин. 16, 20), еще немного и посещу вас через Утешителя, и прогоню уныние ваше, и возвеселю вас помыслами небесного жития и упокоения и слезами сладкими, чего немногие дни вы были лишены, подвергаясь испытанию, и дам вам грудь благодати Моей, как мать младенцу плачущему, и укреплю вас, изнемогших в брани, силою свыше. И преисполню сладости вас, исполненных горечи, как говорит Иеремия в Плаче о тайном твоем Иерусалиме, и узрю вы, и возрадуется сердце ваше тайным посещением, и скорбь ваша в радость преложится, и радости вашея никтоже возмет от вас (см. Ин. 16, 20 и 22)”. Итак, не будем смыкать глаза свои и не будем слепотствовать, считая мирян более блаженными, чем мы, но, зная различие истинных сынов и незаконных детей (см. Евр. 12, 7–8), более возлюбим мнимое злострадание иноков и чрезвычайное их изнурение, конец которого достигает жизни вечной и неувядаемого венца славы Господней (см. 1 Петр. 5, 4). Воспримем злострадание мнимых грешных, чтобы не сказать праведных, постников и то, чтобы “приметатися[11] в дому Божии”, то есть в чине непрестанно работающих Христу, а не “жити в селениих грешничих” (см. Пс. 83, 11), или общаться с мирскими, даже если они совершают великие благодеяния. Ибо говорит тебе, о инок, Отец твой Небесный, чрезвычайно любящий тебя и утесняющий, удручающий тебя различными искушениями: “Хорошо знай, инок терпеливый, что, как Я сказал через пророка, Я буду тебе “наказатель” (Ос. 5, 2) и встречу тебя на пути египетском, скорбями тебя обучая и пути порочные заграждая тернием Моего Промысла (см. Ос. 2, 6), ударяя неожиданными несчастьями и не допуская, чтобы то, что желаешь несмысленным сердцем, непременно ты приводил и в дело. И загражу море страстей твоих вратами щедрот Моих (см. Иов. 38, 8), и буду тебе как пантера (см. Ос. 13, 7), поедая тебя помыслами порицания, обвинения и раскаяния в том, что осталось неизвестным твоей совести. Но всё это скорбное есть величайшая милость Божия. И не только пантерой, но и жалом тебе буду (см. Ос. 5, 12), помыслами сокрушения уязвляя тебя и страданиями сердечными. И не прекратится мука в доме твоем (см. Ос. 5, 13), то есть в душе и теле, во благо и на пользу истязуемых воистину сладкими и медоточными Божиими казнями. Конец же мучений, страданий, смятения, стыда, страхов и отчаяния, что обычно случается с поставившими своей целью постничество, — всего этого печального конец есть радость небесная, наслаждение несказанное, сладость неизглаголанная и радование непрестанное. Ибо ради того Я утеснил тебя, говорит, чтобы напитать тебя манной познания (см. Втор. 8, 3), и голодом сдавил тебя, чтобы облагодетельствовать тебя под конец и в горнее Царство ввести тебя. Тогда-то “взыграете”, смиренные иноки, “якоже тельцы, разрешеннии от уз” (см. Мал. 4, 2), от страстей плоти и от искушения врагов. И тогда будете попирать беззаконных бесов, ныне попирающих вас, и “будут как пепел под ногами вашими” (см. Мал. 4, 3). Ибо если ты благочестив и смиренномудр, не превозносишься безумным надмением и не дерзок, но сокрушен сердцем, считаешь себя ничего не стоящим рабом (см. Лк. 17, 10) и сокрушен духом; если ты так смиренномудр, то твое, инок, прегрешение гораздо лучше благодеяний мирян и твои скверны нужны гораздо более великого очищения людей мирских. Ибо в то время как ты говоришь: “Согрешил я Господу”, ответ дается: “Отпущаются ти греси твои” (Мф. 9, 2). “Аз есмь заглаждаяй… и не помяну” (Ис. 43, 25). “Я милую тебя, только ты н отступи и не отскочи от Избравшего тебя для пребывания в пении и молитве”. Ибо, когда мы призываем Господа нашего Иисуса Христа, легко очищается совесть наша. Итак, облечемся в броню веры и возьмем шлем, надежду спасения, чтобы не нашли малого входа стрелы отчаяния и безнадежия (см. 1 Сол. 5, 8; Еф. 6, 14–17). Но ты говоришь: “Я гневаюсь и сильно вспыхиваю, когда вижу, что миряне не подвергаются никаким искушениям”. Но знай, возлюбленный, что сатана не имеет нужды искушать искушающих самих себя и всегда увлекаемых к земному житейскими делами. Знай и то, что почести и венцы предназначаются искушаемым, ведь не мирянам же, не заботящимся о Боге, на спине лежащим и храпящим. “Ибо Я, — говорит Господь, — поразил оставлением, Я и исцелю (см. Втор. 32, 39). Итак, не убойся, “егда бо гнев ярости Моея” источится, “паки исцелю” (см. Ис. 7, 4). Ибо если сердце птицы изливается к птенцам ее, и каждый час она посещает их, и подзывает их, и пищу клювом им подает, намного более щедроты Мои изливаются на создания Мои, и много больше сердце Мое на тебя изливается, и посещаю тебя тайно, и беседую с тобой в уме, и вкладываю пищу в раскрытую мысль твою, как малой ласточке. А пищу тебе подаю страха лучшего, пищу желания небесного, пищу утешительных воздыханий, пищу умиления, пищу песнопения, пищу разума более глубокого и пищу неких Божественных таин. Говоря тебе это, Я, Владыка твой и Отец, обличаю и защищаю”. Так Господь наш всегда мысленно беседует. Я же для того много написал, чтобы впредь уже не мирянина, но только самих себя считали блаженными иноки, которые, без всякого прекословия, лучше носящих на главе диадемы и светлее и славнее их, как всегда находящиеся подле Бога». (До сих пор были слова Иоанна Карпафийского.)

Смотрите, о возлюбленные! Какого блаженства сподобил нас Господь, какой любовью возлюбил нас, как возвеличил и превознес нас более всех мирян! Так постараемся же достойно проходить звание наше, отвергшись своей воли и всех пристрастий, принесем в жертву Ему сердца и души наши, прилепимся к Нему всем существом нашим, послужим Ему благоугодно в смирении, в простоте и любви нелицемерной.

Если же кто, вознерадев о столь великой Его благости, останется непреклонным в богопротивных наклонностях своих, то есть если не захочет по преданию святых отцов должным образом отдать себя в повиновение и послушание, если поддастся малодушию и не захочет в легких и удобных иноческих делах трудиться и претерпевать, но начнет леностно, самовольно, противно монашеству жить, то как не осудится он наравне с теми мирянами, которые из-за бесстрашия перед Богом, живя небрежно и развратно, впадают во всякое злочестие? Ведь от Бога последует наказание не по величине грехов, но по мере душевного развращения. Ибо видим, что и из святых некоторые совершили блудные грехи, убийства и иное весьма лютое, даже с отречением от Самого Господа Иисуса Христа. Но поскольку души их не были развращенными, то они, вскоре отвратившись от зла, восстали и показали подвиг, превосходящий падение, и от благодати Божией окончательно не отпали и спаслись. В тех же, которые, низринувшись в лютые падения и злочестие, не захотели восстать и исправиться, видится бесстрашие, нечувствие и бесстыдство перед Богом, равно как и в мирянине развратном и грехолюбивом. Сверх же того, кажется мне, что инок несравненно большее наследует осуждение и наказание, ибо его нечувствие и бесстрашие большее, чем у мирянина.

Падать, терпеть крушение и тонуть в стремнинах, в бурях и в пучине неудивительно. Так живущие в многомятежном мире обуреваются, словно в пучине или в стремнинах, всякими разнообразными соблазнами, искушениями и страстями. Иноки же, по благоволению и благодати Божией, избежали всех житейских волнений и потоплений, достигнув мирного пристанища в ограде смиренных овец Христовых. Если они начнут бесчинствовать и увлекаться своевольно в богоненавистные страсти, пороки и заблуждения, то какое могут принести оправдание и какое получить помилование?

Если же вы спросите, почему диавол такого опять не возвращает в мир, отвечу: потому, что в мире много имеется тех, которыми он, как орудиями своими, действует и причиняет всякие соблазны, злобу, раздоры, беды и смятения. Среди иноков же весьма редко находятся такие бесстрашные и развращенные. К тому же и бόльшую злобу и ненависть имеет диавол к инокам как к непрестанно борющимся, сопротивляющимся и побеждающим его. Потому такого бесстыдного и своенравного послушника или монаха диавол не прельщает обратиться вновь к мирской жизни, чтобы тот, пребывая в иночестве, помогал ему в борьбе: смущал мир, тишину и спокойствие, был причиной раздоров и прений, осуждал, укорял и оскорблял наставников и духовного отца своего, разорял и разрушал порядок и уставоположение. По таким причинам диавол укрепляет его и оставляет жить между иноками. А потому, зная это, преподобные и богоносные отцы наши и повелевают тех, которые не предают себя в повиновение и одержимы высокоумием, прекословием и своеволием, вскоре отлучать и изгонять из обителей, чтобы из-за них не получали вред немощнейшие братья.

Когда вы увидите инока, в обители живущего дурно, развращенно и нерадиво, в мирских же селениях и в городах показывающего себя строгим и непадательным подвижником и постником, то о таком подобает знать, что он уловлен и объят бесом тщеславия и высокомнения, ибо стремится показывать себя перед мирянами бесстрастным и благоговейным, чтобы они почитали и величали его как святого и праведного. Такой поистине прельстился и влечется прямо в погибель как раб и слуга тщеславного и гордого беса.

Слово 20

О том, как борет диавол, и о помощи Божией благодати

Враг душ наших диавол не столько веселится, если наносит нам тяжкие и неудобостерпимые мучения, сколько если побеждает нас в малом и легком. Потому он и старается прежде бороть нас малыми прихотями, вожделениями и пристрастиями, а если ими не победит, тогда уже, как отчаявшийся, по нужде и неохотно начинает наносить всякие невыразимые трудности, беды и печали, чтобы хотя ими смог он нас низринуть. Ибо знает точно, что если кто окажется в малом и легком нерадив, то никогда не сподобится помощи и благодати Божией. А тому, кто понуждает себя Бога ради к терпению и старается противоборствовать врагу, Господь ниспосылает великую Свою благодать и помощь, чтобы пребывал он во всех искушениях непоколебим и был в силах творить всякую добродетель. Потому-то диавол с самого вступления нашего в иночество всякое старание полагает, всякую кознь изобретает, чтобы мы были нерадивы и невнимательны к маловажным согрешениям и через то оказывались недостойными принятия помощи и благодати Божией.

Если бы Господь не лишал Своей благодати и являл помощь Свою как усердным, так и нерадивым и всех спасал бы единым Своим человеколюбием, то что возбранило бы Ему всех нечестивых сарацын, иудеев и людей развращенных помиловать даром и ввести в Царство Небесное? Но так как Он создал человека преимущественно перед всеми живыми существами по образу Своему и подобию, то и одарил его разумом и свободой, а потому и спасает, и удостоивает Своей благодати только тех, которые сами всей душой заботятся о своем спасении и всё старание и усердие показывают в благоугождении Ему. А которые ни теплы, ни студены, таких Он изблюет (см. Апок. 3, 16), тем более — ругателей и презрителей Его Божественных велений. И Богоматерь, Пречистая Богородица, воспевает, что Он только алчущих исполняет благ (см. Лк. 1, 53). Потому все угодники Божии не только были алчущими и горячими, но и совершенно истаяли и испепелили себя в страданиях от сильно палящей своей любви к Богу! Как говорит святой Златоуст, ублажая их мучения: «Ублажай не тех, которые обогащены, но тех, которые претерпевают мучения; не тех, которые живут среди наслаждений, но тех, которые на сковородах переворачиваются; не тех, которые сидят за обильной трапезой, но тех, которые кипят в котлах; не тех, которые в плотоугодных банях, но тех, которые в страшных печах; не тех, которые благоухают ароматами, но тех, у которых, когда их сожигали, раны испускали дым и смрад». И как святые мученики преблаженны и святости исполнены по причине лютых своих страданий из любви к Богу, так не пребывающие терпеливо в иночестве и бесстыдно, бесстрашно попирающие смотрение и волю Божии, не терпящие даже малых лишений и отсечений своей воли и пристрастий помрачены и окаянны и не увидят и не причастятся славы Божией.

Слово 21

О жизни иноческой

Как не горестно и не достойно плача и рыдания, когда кто, лишив сам себя всех житейских сладостей, имущества, славы и наслаждений, от нерадения своего и неусердия потеряет Царство Небесное и навеки облечется в нищету адскую, где не обретается никакой ни от кого помощи, или отрады, или ослабления, но вечное мучение и рыдание?! И кого же станет обвинять такой человек в своем злополучии? Господь по человеколюбию Своему призвал его и тьмы талантов (см. Мф. 18, 24–27) его грехопадений от юности отпустил ему, он же пренебрег столь великой Божией благодатью и не перестал исполнять свою злую волю и домогаться снискания и удовлетворения своих прихотей и пристрастий, противясь иноческим правилам и через то оскорбляя всё братство и отца своего духовного. И как он не примет большего осуждения и наказания, подобно тому злому рабу, которого Господь повелел, связав ему руки и ноги, бросить в темницу, пока не воздаст последнего кодранта, поскольку он, получив от Бога великое отпущение долгов, не оставил намерения взыскать свое худое и малое и тем обижал ближнего (см. Мф. 18, 28–34; Мф. 5, 26)? Так и от такого бесчувственного взыщутся не только монашеские грехопадения, но и все прежние, совершенные им от юности, за презрение благодати Божией и иноческого звания.

Святые же отцы наши не так подвизались, но во всем житии своем они совершали вышеестественные подвиги. Мы же находимся, может быть, уже в конце жизни своей, но и тут еще нерадим и от легких и удобных дел отказываемся. Они из-за любви к Богу питались безотрадно одними невареными снедями и только в некие благословные времена касались немного чего-нибудь из усладительного. В прочее же время постились и терпели до тех пор, пока окончательно не изнемогали, и кроме воды иного пития не принимали во всю седмицу. К тому же они еще трудились во всенощных бдениях, терпели страдания в низулежаниях, утомлялись в продолжительном молении. Одним словом, они все законы иноческие с преизбытком исполнили, поскольку от воспламенения любви и горячего рачения своего к Богу всё сочли за сор (см. Флп. 3, 8) и нерадели о плоти своей. Так же и в послушании терпели без рассуждения, на всякое служение, как животные, предавали себя без прекословия и делали, как рабы, ни более ни менее заповеданного. К тому только они всё тщание прилагали, чтобы творить всё в угодность и по воле духовного отца своего, поскольку верили, что послушание, оказываемое отцу, вменяется в повиновение Самому Господу Иисусу Христу, по Божественному Его гласу: «Слушаяй вас, Мене слушает» (Лк. 10, 16). Потому они по повелению отца без сомнения и в огонь, и в воду себя ввергали, и к диким зверям бесстрашно входили, и многие нелепые заповедания совершали, отнюдь не противореча, как-то: сухой кол поливали, веревку многократно расплетали, столпы в церкви искривляли, а иные еще даже и есть не просили, пока отец сам не получал извещения и не повелевал им есть или пить. Поскольку они, однажды предав отцу свою душу и тело, впредь уже ни власти сами над собой не имели, ни мнениям своим не следовали, потому окончательно умерщвлены были в них своя воля и рассуждение и все прихоти, страсти и пожелания.

Но как все такие спасительные и вышеестественные подвиги, совершаемые от пламенной любви, горячего усердия и веры к Богу, поистине многотрудны и жестоки, ибо превосходят предания и уставы святых отцов и могут быть выносимы только с помощью и при содействии Божией благодати, так и всё зло, творимое по наваждению диавола, не беструдно и не безболезненно, хотя вместе и пагубно. Ибо через самомнение, презорство и преслушание последуют скорбь, смущение, досада, печаль, вражда, ненависть. Равно и от невоздержания, сладострастия и объедения губится телесное здравие, и подверженные этим страстям претерпевают многоразличные болезни, тяготу, лишение сил, помрачение ума, нетрезвение совести. Одним словом, у тех, кто не держится преданий святых отцов, вся жизнь бывает исполнена скорбей, тягости, уныния, бед и отчаяния. Но как подвизающимся и терпящим Бога ради уготована от Бога величайшая награда и наследие Небесного Царствия, так и творящим, по диавольскому обольщению и влечению, злое и греховное уготовано по окончании жизни со многими бедствиями вечное жесточайшее адское мучение.

Помыслите, возлюбленные, можем ли мы оправдаться не только перед Богом и святыми Его, но и сами в своей совести, если, имея силу и крепость, не последуем стопам преподобных отцов наших, но в бесстрашии будем предаваться лености, неге и нерадению? Нет, любимицы мои, постараемся и мы при помощи Божией, не щадя грехолюбивой плоти своей, подражать святым преподобным отцам нашим, будем трудолюбиво подвизаться в иноческих добродетелях, чтобы и нам получить извещение о нашем спасении и вместе с ними сподобиться войти в вечное блаженство.

Слово 22

К престарелым. Побуждение к подвигам иноческим

Престарелый, проведший всю жизнь свою в суете и попечениях житейских, а может быть, и в порочных страстях и грехопадениях, вступая в иночество, не должен обманывать и прельщать самого себя, будто достаточно ему для удовлетворения за прежнюю жизнь одного переселения из мира, если даже и слабо он будет жить, имея силы уже изнуренными, а немощи умножившимися.

Я же думаю, что не оправдается такой, хотя бы и начал жить богоугодно, вступив в монашество, и не будет обрадован благой надеждой, но неминуемо будет ощущать в душе своей угрызение совести и стыд воззреть на Создателя за утрату прежних дней жизни своей, ибо что он может воздать Богу за прежнюю свою леность и небрежение? Ведь если он и начнет ныне доброе житие, то выполнит только достодолжное, а никак не сможет удовлетворить за прошедшее и за все прежде бывшие грехопадения, которыми он преогорчал и прогневлял Господа своего от юности до старости. Если же и в старости, по милости Божией вступив в монашество, пренебрежет Его долготерпением и человеколюбием и пребудет так же нерадив, не захочет себя понудить противиться своему мирскому нраву и прихотям и будет поступать вопреки чину иноческому, то как не будет он подвергнут большему осуждению и мучению? Пусть он находится уже на последнем году жизни своей, но если и это время жизни своей не захочет провести достодолжно, то как сможет надеяться получить оставление всех грехов своих и «венец живота» (Апок. 2, 10) вечного, если не потерпит ничего иноческого, то есть ни смирения, ни кротости, ни согласия, ни безмолвия, ни соборных общих правил и моления, ни чтения и поучения, ни покорности и повиновения, ни учрежденного устава о трапезе? Не будет ли такой сам для себя врагом и обвинителем и не станет ли при смерти сам себя терзать стыдом и отчаянием за свое нечувствие и ожесточение, за то, что он в оставшееся, уже малое, время жизни, предназначавшееся для того, чтобы всей душой послужить Господу, своим нерадением лишил самого себя вечной жизни и наслаждения и низвергается в пропасти адские и в бесконечное мучение?

Слово 23

О нерадивом и страстном житии, об образе жизни святых и о последовании им

Послушайте, любимицы мои, какое зло наследует тот, кто, вступив в иночество, противится правилам и преданиям святых отцов, следует своей воле и рассуждению и предается всяким слабостям и нерадению. Такой проводит самое пагубное житие, не обращая к Богу ни ума своего, ни сердца, но, как бессловесное животное, порабощается чреву и всё свое усердие направляет на приобретение и стяжание тленных земных благ, на упокоение плоти и сладострастие. Такой, вставая с одра своего, тотчас прежде всего всем умом своим низводится к размышлению о качествах усладительных снедей, потом и самым делом трудится и усердствует приготовить сладостное и жирное блюдо, чтобы угодить своему чревонеистовству. Из-за этого он, и на утренних молениях, обеднях и вечернях стоя, бывает как истукан, без сокрушения, без страха, без умиления, поскольку память о пище отнимает и изгоняет из его сердца память о Боге. После же обеда и отягощения от снедей торопится он упокоить себя сном. Встав, если не имеет достаточного имущества, спешит к рукоделию и столько в нем трудится, что едва успевает вечернее моление исполнить, совершенно не чувствуя ни страха Божия, ни умиления. Когда же идет на ночное свое упокоение, тогда с трезвостью размышляет, какое рукоделие которому родственнику или знакомому послать, чтобы получить удовлетворительную плату. И так за все сутки не находится у него времени, чтобы помыслить о муке вечной, о грехах своих, о суде Божием и Царствии Небесном. Равно и святое чтение или поучение он слушает с отягощением, без внимания и, более того, с негодованием и вместо пользы больший ад вливает в душу свою, ибо не принимает советов и наставлений отца своего, не покоряется им и совершенно попирает монашеские обеты, все же свои гибельные стремления исполняет с бесстрашием и ожесточением. К тому же еще растрачивает время в пустословии, в кощунствах, в осуждении иных и самого наставника, отца своего. А в такое развращенное житие он низводится потому, что увлекается духом презорства, тщеславия и славолюбия, желает, чтобы его хвалили, сердцем устремляется к домашним и родственникам и хочет угождать мирянам и знакомым, поработился чревобесию, а еще более гортанобесию и сладострастию. И, проводя так жизнь, вопреки преданию святых отцов, как возможно надеяться достичь спасения? Как ощутить сладость, уготованную нам в Царствии Божием? Или как хотя бы стяжать страх муки вечной? Как Господь придет к такому и обитель у него сотворит с Отцом Своим и Духом (см. Ин. 14, 23), если нет в душе его ни малейшего места для Его упокоения, но весь он всей душой пригвоздился или к миролюбцам и праздным беседам, или к сродникам — излишней и неуместной любовью, — или к сластолюбию, к стяжанию и сребролюбию, или к упокоению плоти, к неге и праздности? Господу же Богу своему не хочет посвятить ни одного часа за всё время дня и ночи! Святые же отцы наши всю жизнь свою от всей души умом и сердцем пригвождены были любовью ко Господу и не только о домашних и сродниках не помышляли и нисколько не заботились, но если когда невольно низводились памятью о них или о чем-либо житейском, то очень о том печалились, окаивали и укоряли себя. Самое необходимое для жизни своей служение они совершали с отягощением, умом и сердцем непрестанно и от всей души простирались к богомыслию и горнему своему званию (Флп. 3, 14). Но и так тщательно охраняя себя, возвещают они нам, едва возможно достигнуть небесного блаженства. А потому если мы не постараемся от всей души последовать стопам их, то где окажемся?

В нынешнем же нашем житии где видно внимание и строгое поведение? Где вера, истинная любовь и предание себя отцу? Где повиновение и совершенное послушание? Где смирение и пред Богом священный страх и благоговение? Еще большее наследуем мы осуждение за то самое, что, по благодати Его, жительствуем в таком удобном месте, способствующем нашему спасению и удаленном от всех житейских соблазнов.

Потому молю вас, возлюбленные, постарайтесь от всей души благоугождать Господу во всех путях ваших, чтобы войти с мудрыми девами в небесный чертог Его и принять неувядаемый венец от руки Самого Господа, возлюбившего вас, избравшего от мира и усвоившего Себе обручением святого иноческого, а лучше, ангельского образа. Не нерадите о столь великой Его благодати. Возлюбите и вы Его от всей души! И, как со светильниками, с пламенеющими сердцами грядите к горнему званию, уповая на всесильную Его помощь, вверяя себя покрову и заступлению Пренепорочной и Премилосердной Его Матери, Пречистой Девы Богородицы.

Слово 24

О ревностном жительстве и откровении совести

Многие идут в монашество, чтобы избежать только грехов и соблазнов на деле, то есть сребролюбия, блуда, пьянства, хищения и тому подобных. Иные же от должностей бегут, желая быть свободными от трудов и иметь более спокойную жизнь. И, так вступив в иночество, жительствуют беспечно, как достигшие своего желания. Не заботятся ни о подвигах иноческих, ни о том, чтобы стяжать чистоту сердца и достигнуть бесстрастия.

Вступивший в иночество оказывается не на твердом основании, если не старается усиленно искать стяжания иноческих добродетелей, каковыми являются смиренномудрие, любовь и бесстрастие, и если не хочет проводить жизнь, полную утеснений, и, сверх того, если жительствует скрытно и утаенно от отца своего. Где у такого предания святых отцов, которые заповедуют все тайны сердца и дела, случающиеся ежедневно, открывать отцу? Как же возможно случающиеся ныне погрешности открывать чисто, если он не объявил прежде бывших? Жительствуя же столь скрытно от отца и опираясь на свой разум, он явно показывает, что нерадит об исполнении монашеских обязанностей, которые состоят в чистом откровении и повиновении отцу и в предании ему своей души.

Поэтому и для самого отца такой брат − как некий сосед или судья, судящий и осуждающий всех и самого отца. А потому не так и отец привязан к такому духовной о Бозе любовью, как следовало бы быть привязанным к ученику и духовному сыну. Истинному ученику и послушнику отец непрестанно преподает советы и наставления, и день ото дня возрастает и утверждается между ними духовная о Бозе любовь и единодушие. Ибо ученик, видя, что отец его столько о нем заботится, всей душой предается ему с чистым откровением в повиновение без рассуждения. Отец же, видя, что ученик его так любовно к нему расположен, верен, послушен, откровенен и во всем правдив, любит его как сына, а лучше сказать, имеет его как свое сердце.

Оттого часто происходят между братьями неудовольствия, несогласие, зависть, ссоры, роптание друг на друга и на самого отца, когда видят его отеческую горячую любовь к тому ученику, а к ним холодность. Но как возможно отцу быть единодушным с такими, которые сами неблагосклонны к нему, неоткровенны и оказывают сопротивление? А тот, как истинный ученик и исполнитель отеческих преданий и иноческих правил, обнажив все тайны сердца своего от самой юности, чистой любовью и верой от всей души предался отцу своему и прилепился к нему неотторжимо с совершенным самоотвержением.

К таким и святой Василий Великий повелевает отцу быть более благосклонным. И Сам Господь Бог наш Иисус Христос, во всем Собой подавая нам образ, чтобы мы подражали и последовали Ему, не всех учеников Своих имел в равной любви и приближении. Так и отцу невозможно и не подобает равным быть с теми, которые не принимают и не любят его обличений, непокорны ему и неоткровенны перед ним.

Слово 25

О смущении брата из-за любви отца к близкому своему ученику

Рассмотрим откровенность брата, а лучше сказать, недуг его душевный, который он обнаружил, говоря о себе, что скорбит и смущается из-за того, почему старец столь любит и уважает преданного ему ученика и сына духовного, который и живет вместе с ним.

В такое негодование, а лучше сказать, осмеяние диавольское, нисходит брат потому, что сам он живет, следуя своему разуму, презирая советы и наставления старца, и не хочет предать себя в истинное повиновение, потому и поневоле поддается демонам и их обольщению. Ибо если они увидят, что Ангел Хранитель отдалился из-за его презорства, зависти и братоненавидения, тогда, собрав весь свой гибельный яд, дают ему пить и делают подобным себе, как бы бесноватым. а потому и не может брат терпеть того, что богоугодно и более всего любезно, то есть чтобы отец жил с учеником в истинной любви и единодушии.

Кажется, во всем мире не видно, чтобы кто негодовал из-за того, что исполняется Божие благоволение. Он же скорбит, почему отец с братом живут сообразно с заповедью евангельской, и терзается, смущается из-за того, почему старец не изменяется и не переходит от богоугодной любви и смиренномудрия в противное Богу презорство, почему не пренебрегает преданным ему братом и не превозносится над ним властно, но смиряется и принимает его советы, подобно апостолу Павлу, который хотя и сам был совершен, но с меньшими его апостолами советовался и научился от Анании (см. Деян. 9, 17; Гал. 2, 1–2).

О злоумный! Из этого самого познай, что ты находишься во власти вражьей, ибо сам чувствуешь свою неправоту и знаешь точно, что такая зависть от врага. Так не тем ли гибельным пороком такой пренебрегает и не от того ли порока не содрогается, который поистине уподобляет его Каину, возненавидевшему своего брата Авеля за то одно, что он от всей души любовью предан был Господу и самое лучшее приношение принес Ему в жертву, отчего и сам любим был Богом, и жертва его была Ему благоприятна? Каин же, напротив, не захотел сам подражать брату своему и до такой степени низведен был завистью и злобой на него, что и убить его не устрашился.

Пусть внимает брат этому примеру и хранит себя тщательно, чтобы не быть низведенным злобой и завистью до погибели. Ибо из-за чего он и терзается, мучится, свирепствует и ни днем ни ночью не находит покоя, как сам возвестил о себе? Только из-за того, почему отец не отвращается от брата, но любит и отечески печется о душе его, утешается его любовью и истинным преданием себя, а лучше сказать, его подражанием святым апостолам и Самому Господу, Который был послушлив Своему Отцу Небесному (см. Флп. 2, 8). Тот же, злобный и завистливый брат, видя такое равноангельное согласие отца с учеником, до такой степени предается свирепству и смущению, что желал бы увидеть брата мертвым, если бы возможно было. А потому пусть трепещет он за душу свою, чтобы не вменился ему этот недуг, подобно недугу первого братоубийцы Каина.

Поистине страшно и весьма горестно устроение, а лучше сказать, низведение в беснование души такого брата, и следует как старцу, так и всему братству молиться о нем. Но пусть сам брат рассмотрит и рассудит, сколь жесток и бесчеловечен этот его недуг и злоба и сколь великий враг и неприятель он брату тому, так что, не щадя собственного спасения и своей души, старательно домогается он того, чтобы лишить смиренного того брата отеческой любви и попечения, которое для него дороже самой жизни. Ибо ради чего он столь великой любовью привязался к отцу, что удалился от всех своих родных и близких и не ищет духовных содружеств, но весь душой прилепился к отцу своему, в котором полагает и свое спасение, и до такой степени дорожит им, что и на небе не хочет без своего отца пребывать, но молит Господа, чтобы не только здесь, но и в вечности быть ему неразлучным с отцом? И после такого его предания себя, если бы тот злонравный брат смог лишить его любви отчей, то не нанес ли бы ему удар, превышающий самую смерть? И хотя при помощи Божией не сможет воздействовать вражье коварство и злоба до такой степени, но всё же страшно, как бы это не вменилось ему Богом, судящим и по намерению, в самое дело.

Если же брат скажет, что я написал жестоко, то пусть послушает еще к тому и слова святого Златоуста: «Мир и любовь есть столь великое благо, что его творец и созидатель называется сыном Божиим. Справедливо, потому что и Сын Божий для того пришел на землю, чтобы примирить, с желанием умиротворить земная и небесная. Если же миротворцы суть сыны Божии, в таком случае враждотворцы суть сыны диавола. Зачем ты говоришь, вносишь распри и ссоры? “И кто так окаянен?” − скажет кто-нибудь. Есть много радующихся о зле и Тело Христово разрывающих более, нежели воины копьем его рассекли или иудеи гвоздями пронзили. То зло меньше этого. Те члены, будучи рассеченными, вновь соединились, эти же, отторгнувшись, если здесь не соединятся, то пребывают вне целого».

Итак, этот, завистью и самочинием одержимый, брат пусть посмотрит ныне сам на себя, во что и в какую диавольскую гибель он низводится, так что и самых иудеев-распинателей он ненавистнее пред Богом. Ибо Христос страдал по Своей воле, чтобы привести всех к Отцу и соединить миром и любовью. Он же враждует против любви и согласия. Но если бы он убоялся столь страшного осуждения и переменился сам, то и сам соединился бы любовью с отцом и с братом и почувствовал бы в себе словно обновление и просвещение благодатью Христовой. И не только здесь стал бы он впредь жить в мире и радовании, но и при кончине безбоязненно предал бы душу свою в руки Распявшегося из любви к миру.

Слово 26

Об объявлении чужих грехов и о наказании

Почему, о послушник, ты боишься отеческого наказания и из-за этого хочешь оставаться без откровения помыслов, не возвещая отцу с прямотой тайн твоего сердца? Налагаемые отцом епитимья или канон не муку, но милость вечную у Бога ходатайствуют. Тот, кто болен, не радуется о целебных врачевствах, но все, которые не объявляют врачу своих язв, не получают от него и исцеления. Помысли, ради какой выгоды твой отец так снедается печалью и томится заботой о тебе? Не ради того ли, чтобы ты сподобился войти в Царство Небесное? Не ради того ли он и удручает тебя епитимьями и наказаниями, чтобы очистить душу твою от богоненавистных страстей и пороков? Не напрасно Святой Церковью установлены епитимьи, отлучения и каноны, но для нашего спасения и очищения. Если же отцом твоим налагаемые на тебя епитимьи не принимаешь и его советы и обличения отвергаешь, творить же противоположное не перестаешь, то как хочешь быть спасенным?

Ты страшишься принять от отца епитимью, ходатайствующую о твоем спасении. Отец же сам тьмократно более страшится, налагая ее на тебя, чтобы не поступить с тобой безрассудно и самому не подпасть за то под гнев Божий. А потому с крайней осторожностью, призывая в помощь Самого Бога, сначала рассуждает и, когда удостоверится в душе своей, тогда уже поневоле, с великим нежеланием и страхом налагает на тебя некое страдание и наказание, как пред Самим Богом, испытывающим сердца и требующим твою душу от руки его. Ты же, видя, что отец твой так ради тебя бедствует, печалится и трепещет, чтобы самому за себя не оказаться отверженным от Бога, не страшишься сверх того еще и сам на него свирепеть, прекословить, роптать за наказания и пребывать без откровения помыслов.

Как ты думаешь явиться на суд Божий, если презираешь отца, с такой любовью пекущегося о тебе, и живешь с ним непокорно, с небрежением и точно чужой? Потому-то и не приносят пользы такому брату епитимьи и даже само отлучение от братства и лишение общих молитв, но еще больше умножают недуг. И увеличивается зло, поскольку он ни о запрещении и негодовании отца своего не печалится, ни о разлучении с духовным братским союзом не болезнует, ни в чувство раскаяния не приходит, но, только стыдясь видящих, скорбит и боится, как бы поста или труда некоего не возложили на него. А отлучению от братства, пожалуй, еще и радуется, желая иметь больше свободы для исполнения своей воли. К тому же не принимает во внимание, что если он, как отлученный от братии, остается в своем упорстве, то бывает отлученным от Христа, обнажается от Божией благодати и делается окончательно подвластным врагу. Напротив, если со смирением, полной покорностью, раскаянием и сокрушением исполняет наложенный канон или несет отлучение, то он не только сподобляется прощения, но и привлекает в свою душу обильную Божию благодать.

Нет и не может быть лютейшего недуга в иноке кроме того, когда он не открывает отцу своих пороков. Но и еще того лютее, если он оскорбляется на тех, которые или от соболезнования и доброжелательного к нему расположения, или страшась гнева Божия за нестарание уберечь брата от погибели, или же повинуясь повелению святых отцов объявлять отцу о пороках брата, ради этого и рассказывают о нем отцу. И надлежало бы [ему] таких любить и уважать как благодетелей и помощников его спасения, но он вместо того их ненавидит, ропщет и негодует на таких как на врагов своих.

Но отнюдь не должно уважать такое его безрассудное негодование и опасаться его и из-за этого молчать и не объявлять отцу о его пороках. Ибо хотя бы он тьмократно злословил, роптал и возненавидел брата за попечение о его исправлении и спасении, но из-за такого его нечувствия еще бóльшая от Бога бывает награда заботящимся о нем как истинным богоподражателям. Ибо и Бог ненавидящих Его и хулящих не оставил без отеческого Своего Промысла и попечения, но или законами, или пророками наставлял и поучал и наконец Сам Себя принес в жертву за спасение погибающих. И через то многие, познав Его Божественное человеколюбивое смотрение, просветились душой, уязвились Божественной Его любовью и от всей души всем существом своим предались Ему как Творцу и Богу.

Так и этот брат, одержимый лютым недугом, ненавидит тех и враждует с теми, которые пекутся о его спасении и охраняют его вместе с отцом. Когда же он придет в чувство и вразумится, тогда искренне возблагодарит за то, что его не оставили совершенно погибнуть в таком недуге. Если же он и неисцелимым останется навсегда, то заботящиеся о нем окажутся неповинными и получат от Господа мзду за любовь и терпение.

А кто истинно желает спастись, тот не только не будет негодовать, но и сам со смирением умоляет всё братство, чтобы замечали пороки его и сообщали отцу. Но и сам не утаивает своих погрешностей и пороков, потому что верует, что живет с братьями благоговейными и богобоязненными. А потому, не опасаясь, полагается на их советы и испрашивает с усердием их молитв, ибо чем больше будет он иметь молитвенников и помощников спасения, тем тверже и сильнее сделается сам против всех борющих его пороков и страстей.

Поэтому аввы и отцы духовные иногда повелевают, чтобы сам брат открывал всему братству все свои грехопадения. Иногда же сами отцы перед всем братством изобличают его для того, чтобы временным стыдом избавить душу его от стыда вечного, еще же и для того, чтобы внушить всему братству сожаление о душе его, дабы вместе, единодушно с отцом, помогали братья его спасению и своими молитвами умилостивляли о нем Господа.

Кто может сам себя настолько сохранить и принести себе столь великую пользу, в какой мере делает это духовное и единодушное братство? К тому же любовь и простосердечие брата тогда только истинно познаются, когда он желает и старается жить с братией единодушно и не иметь ничего скрытого, то есть ни добродетелей, ни пороков. Если же он хоть в чем-либо малейшем не поступает прямодушно перед отцом своим духовным и братией, то из этого ясно видно, что он не привязался к ним истинной о Господе любовью, но скорее над ним возобладал дух презорства, который и побуждает его к злобе и ненависти к тем, которые заботятся о его исправлении и спасении, к тому же делает его высокомерным и самонадеянным.

Братья же единодушные и связанные союзом святой любви охраняют и остерегают друг друга от всяких пороков и слабостей и исправление или падение брата считают своим, а потому и стараются от всей души помогать друг другу. А тот, кто, видя погрешность или порок брата, оставляет это без внимания, ни сам его не увещевая, ни отцу не сообщая, осудится как виновный в его погибели, как пишет святой Василий Великий: «Всякий грех должен быть объявлен настоятелю либо самим согрешившим, либо узнавшим об этом. Утаение греха недугующему уготовляет смерть, ибо сказано: “Жало смерти грех” (1 Кор. 15, 56). “Лучше обличения откровенна тайныя любве” (Притч. 27, 5). Поэтому никто да не скрывает греха другого брата, чтобы не стать братоубийцей вместо братолюбца, и не скрывай сам своих грехов. Ибо сказано: “Не исцеляяй себе во своих делех брат есть погубляющему себе самаго” (Притч. 18, 9)»[12].

А потому как послушнику бесполезно и безуспешно жить при отце без предания себя ему и чистосердечного откровения, так и отцу невозможно и опасно иметь такого в своем окормлении, ибо, не ведая ни пристрастий, ни наклонностей, ни свойств брата, как он сможет безошибочно исправлять его пороки и искоренять в нем страсти и навыки, которых не знает? А потому в неведении он легко может сам питать его страсти и чесать его струпы. От Бога же неминуемо он должен быть истязан за душу брата, если удержит его при себе. А потому, если сам брат не уходит от отца, но и не покоряется святым правилам и остается упорен и неисправлен, тогда отцу благословно самому удалить и отстранить от себя такого. Ибо все ученики, которые с верой и любовью по Бозе преданы отцу своему, сами не терпят того, чтобы иметь что-либо утаенное от него, поскольку твердо веруют, что в руках их пастыря их жизнь и смерть. Такой, по слову Симеона Нового Богослова, никогда не противоречит отцу, но во всем всей душой повинуется ему. Я же вновь говорю всякому послушнику: пусть не тратит он напрасно времени своей жизни, если не хочет во всем покоряться и жить согласно с преданиями святых отцов.

Слово 27

Об епитимьях самовольных

Сколь велико заблуждение тех, которые мнят, что трудно и неудобоносимо иго послушания и предания себя отцу! Они надеются самовольно без самоотвержения достигнуть вечного блаженства и благоугодить Господу, но не подумают того, что, если на истинных и смиренных послушников налагаются отцами различные наказания и епитимьи за погрешности для окончательного их очищения и бесстрастия, то тем более высоко мнящие о себе и непокорные не могут получить прощения грехов своих и достигнуть спасения, если не станут произвольно удручать себя тягчайшими лишениями и подвигами. Но и тогда они останутся без извещения, удовлетворится ли теми подвигами правосудие Божие. Одна непокорность и сопротивление преданиям и правилам преподобных отцов, благоугодивших Ему, осудят их более, нежели все человеческие грехопадения и немощи покорных и смиренных послушников, которые, предавшись отцу с верой без рассуждения, исполняя всё заповедаемое им, безопасно отходят от этой жизни и с извещением предают души свои в руки Господа, не боясь грозных испытаний на Страшном Суде Его. Сохранив веру и послушание к отцу своему до смерти, они принимают от него в напутствие благую надежду и упование на милость Божию, вечный покой и наслаждение.

Нет надежды на то, чтобы этого блаженства, то есть извещения при исходе души, мог достигнуть высоко мнящий о себе и самовольный инок, ибо, живя слабо и нерадиво, пользуясь свободой, не подчиняясь никому и во всем исполняя свои прихоти и пристрастия, он неминуемо осудится более мирян за искажение монашеских правил и уставов и за то, что был соблазном не только живущим с ним братьям, но и мирянам.

Даже если бы он и воспринял житие подвижническое, притесняя и изнуряя себя тяжкими подвигами, но и тогда под сомнением и не без опасности будет его спасение, оттого что к самочинию и самомнению удобно вкрадывается диавольская прелесть и окрадение. А более всего оттого, что, жительствуя с братьями покорными и послушными, он не захотел подражать смиренной их жизни, но избрал иной путь: самонадеянный, многотрудный, опасный и безызвестный.

Слово 28

О том, чтобы не оправдывать себя и не спорить

Все пороки злы и душевредны, но более всех люто и губительно самооправдание и любовь к спорам. Скажи, какая тебе польза, если переспоришь отца твоего и оправдаешься перед братией? Это не исходатайствует тебе Небесного Царствия, но более угрожает вечной мукой. Если ты ищешь себе оправдания перед людьми, то как претерпишь обличение и осуждение от Бога перед всеми святыми и перед ангелами Его, когда Он станет, по правосудию Своему, объявлять твои грехи и потребует от тебя добрых дел? Если же претерпишь доблестно здесь, в жизни твоей, и обличения, и осуждения, и скорби, справедливо и несправедливо тебе причиняемые, тогда с дерзновением скажешь Господу: «Боже мой, хотя и не подвизался я в жестоких подвигах за мои беззакония и грехопадения, но, ради имени Твоего и исполняя обеты иноческие, не искал я себе оправдания от людей, но терпел все наносимые мне обиды и неправды. Потому и Ты, Господи, человеколюбиво прости все мои грехопадения, которыми я оскорблял Твое долготерпение и благость». Поэтому диавол больше всего понуждает иноков упорствовать в самооправдании, ибо знает, что если они претерпят и отринут от себя самооправдание, то будут оправданы Богом.

Слово 29

О споре невинном и греховном

Если брат будет пытаться расспрашивать и как бы спорить с отцом не ради того, чтобы настоять на своем мнении, но ради того, чтобы обрести правильное рассуждение, —такое его старание добро и похвально. Если же он усердствует в споре, чтобы через то показать себя имеющим превосходство в разуме и в ведении перед отцом своим и стать выше братьев, такой никогда правде Божией, то есть уставу иноческому, не покорится (см. Рим. 8, 7; 10, 3) и правильного рассуждения не сподобится, но потерпит подобное тому, что потерпели иудеи, о которых апостол Павел сказал: «Ищущи свою правду поставити, правде Божией не повинушася» (Рим. 10, 3). Ибо и книжники с фарисеями были премудрыми, но из-за своего кичения отпали от правого разума.

Поэтому если брат хочет быть премудрым, то пусть проводит жизнь в незлобии, простоте и смиренномудрии, уподобляясь младенцам. И за это он примет от Бога премудрость и сподобится откровения, по слову Христа к Отцу Своему: «Яко утаил еси от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем» (Мф. 11, 25; Лк. 10, 21). Таково и ныне благоволение Божие: Он отнимает от гордых и высокомерных Божественную благодать Свою и ниспосылает ее смиренным, кротким и трепещущим Божественных словес Его (см. Притч. 3, 34; Ис. 66, 2), исполняющим святую всеблагую волю Его и покоряющимся правилам и преданиям святых отцов.

Слово 30

О лгущих во вред своему спасению

Иногда вступающий в иночество предается отцу в повиновение, обещает выполнять все правила уставоположения, показывает горячее расположение и усердие ко всем трудностям и подвигам. Одним словом, он убеждает отца поступать с ним по примеру брата, упоминаемого в «Лествице», который сказал своему отцу: «Как железо в руки кузнеца, так и я предаю себя в руки твои, куй как хочешь»[13]. Спустя немного времени он забывает свое намерение и не только не терпит, когда его куют, но даже и малейшего оскорбления не принимает, не выносит общего жития и правил его: тяготится послушаниями, не хочет удовлетворяться братской трапезой, отвращается от единодушия и, как некий непримиримый ратник, всех тревожит, оскорбляет и домогается только того, чтобы во всем исполнялась его воля и хотение. Если же не получает по своему желанию, тогда со смущением и ропотом дерзает поносить в лицо самого наставника и заочно жалуется на него, ропщет, всё братство наущает уничижительно поносить отца своего и старается всеми силами, чтобы все повиновались его рассуждению, чтобы и сам отец принимал его советы. Но если отец по снисхождению в чем-то и послушает его, то это вновь будет поводом к большей его гордости и возношению. Если же отец станет отвергать его советы и рассуждения, не станет слушать и не будет уважать его, как дерзкого и строптивого, то это будет не только ему невыносимо, но и самому отцу трудно, который хочет, чтобы ученики жили при нем в любви, а не в боязни, и повиновались ему Бога ради, со смирением и кротостью, и по доброй воле ради любви Божией исполняли все правила и уставоположения обители. Больной же и немощный брат должен сказать отцу своему со всей истиной, как Самому Богу, о своих болезнях и немощах и принимать с верой повеление отца, повелит ли он терпеть Бога ради, или допустит некоторое послабление против общежительного уставоположения. Но и тогда такой, то есть немощный брат, со страхом и осторожностью должен пользоваться отеческим снисхождением и молить Бога, да не отлучит его в вечности от единодушных братьев, исполняющих верно и неуклонно свои обеты и подвиги иноческие. А из-за слабого своего жития должен он смиряться, и с чистой любовью и благоговением относиться к отцу и ко всем братьям, и умолять их, как стяжавших дерзновение пред Господом своими трудами и подвижническим житием, чтобы они ходатайствовали о нем, слабом и немощном. И за такое его смирение благодать Божия восполняет его немощи и дарует ему равную часть в достоянии праведных.

Если же отец повелит, несмотря на немощи и недуги, терпеть болезни и не уклоняться от правил общежительных, тогда брат, покоряясь всей душой и веруя без сомнений, что отец так заповедует ему по извещению от Самого Бога, без скорби и смущения, с верой и любовью должен претерпевать до конца, пусть даже тем самым сокращалась бы и жизнь его, и уповать, что Господь за молитвы и предстательство отца примет его как мученика и упокоит во Царствии Своем. Поистине, как железо очищается в руке кузнеца или как злато в горниле, так и он очищенной душой воссияет во Царствии Небесном.

Тот же строптивый брат сам подтверждает, что не одержим он ни болезнями, ни немощами телесными, но во всей своей крепости и силе так неистовствует и злобится, не только сам не желает покоряться правилам общежития, но и негодует и злобствует на тех, которые с усердным произволением воздерживаются и подвизаются ради Бога. Иных же, слабых и малодушных, пытается он соблазнять и совращать с правого пути, чтобы они стали соучастниками его страстей и слабостей, невоздержания, всяческого сопротивления и дерзости.

Если такой сам не отойдет от братства и не разлучится с ним, то примет осуждение вместе с диаволом, смущающим и разоряющим мирное и согласное братское содружество и единение. Такого и по необходимости заповедуют святые отцы изгонять, говоря: «Изгони смущающего, чтобы вышло с ним и смущение».

Слово 31

Об оставлении и неоставлении братства

Оставить братию и не оставить — в обоих этих случаях усматривается великий грех, то есть если братья благопокорны, смиренны и исполнены любви, неропотливы, готовы и склонны ко всякому повелению, тогда невозможно ни какому-либо брату, ни самому отцу от такого братства разлучиться, но неминуемо все должны быть связаны нерасторжимым союзом Христовым до конца своей жизни. Только для большего упражнения в богомыслии справедливо разлучиться друг от друга в особствование, то есть уединение для безмолвия, по воле и благословению отца.

Но и тогда если таковые и разлучатся на некое определенное время, однако и духом, и согласием, и мнением, и делами, и вещами будут нераздельны, то есть во всех один нрав, одно желание, одно старание, одно уставоположение, нет различия ни в пище, ни в одеянии, ни в имуществе, ни в рукоделии, но все и во всем показывают совершенное послушание и полное отвержение своей воли. Они отвращаются от всего такого, что могло бы неким образом доставить преимущество перед братьями, или что несходно с уставоположением обители, или кажется неугодным начальствующему над ними отцу и причиняет раздор и несогласие.

Если же братья будут жить противоположно этому: своенравно, прекословно, не уважая и не слушая наставлений отца своего, — тогда, если от таких не удалится отец, возникает сугубый вред. Прежде всего, самого себя лишает отец мирной внутренней тишины и спокойствия ума, утруждаясь и томясь в тщетных и бесполезных размышлениях, поскольку он трудится и заботится об исправлении и спасении тех, которые попирают свою совесть и отвращаются от нее, пренебрегают пользой того, что внушают им, через что наследуют сугубый грех и осуждение.

Если же в братстве найдется один такой непокорный и самочинный и не будет отвергнут, то он никогда не сможет исправиться и не познает, не почувствует своего злого устроения, никогда не сможет стяжать смирения. Ибо, живя с такой диавольской дерзостью, презорством, прекословием и без откровенности, он не сможет ни познать, ни почувствовать такого своего губительного для души положения, но как сам согнивает из-за умовредного своего обмана, так и немощнейших братьев к тому влечет. Происходящий же от этого вред взыскан будет с наставника: почему не отринул такого? Ибо через изгнание или отдаление, может быть, он смирился бы, пришел в чувство и вернулся бы с исправлением и раскаянием и дальше жил бы с кротостью и согласием, во всем повинуясь и покоряясь отцу своему и смиряясь перед братством.

Если же отверженный, и находясь под епитимьей, не захочет почувствовать свое окаянство и обратиться с истинным покаянием к духовному отцу своему, но примется сам собой управлять, то пусть знает, что неминуемо должен умножать величайшие подвиги, и пощение, и самоуничижительное во всем смирение, осуждая самого себя и с болезнованием окаивая, чтобы, может быть, за смиренное и жестокое жительство и удручение себя Господь помиловал его.

Но и тогда очень опасно, как бы пост его и жестокое удручение себя, бдения, низулежания, вретище, пребывание в нищете и всякие разнообразные подвиги и труды не были совершаемы с содействием бесовским, поскольку диавол, отняв у него большее, то, что есть корень, глава, основание и совершенство — то есть христоподражательное послушание, любовь и смирение, — в остальном дает ему охоту ко всем неуместным подвигам, чтобы, живя сам по себе и претерпевая в жестоком постничестве, он возомнил о себе, что свят и ведет высокую подвижническую жизнь, и чтобы этим погрузить его в пагубное диавольское мнение, гордыню, тщеславие и презорство.

Господь, по человеколюбию и благости Своей, не законоположил нам ни жестокого пощения, ни чрезмерного удручения и изнурения себя, но сказал: «Соблюдаяй заповеди Моя, той есть любяй Мя» (Ин. 14, 21). Главное же заповедание Божие состоит в том, чтобы мы жили в мире, любви и согласии. Несовершенные и юные должны с кротостью и смирением пребывать в повиновении и послушании у духовных отцов и старцев как чада богобоязненные и боголюбивые. А совершенные да повинуются правилам и уставам Святой Церкви, по Божественному заповеданию: «Слушаяй вас, Мене слушает, а иже не повинуется Церкви, будет яко язычник и мытарь» (см. Лк. 10, 16; Мф. 18, 17). И все святые отцы единогласно утверждают, что живущим в иночестве без послушания нет надежды достигнуть спасения. Следовательно, тот, кто отпадет от послушания и пренебрежет отцом своим, хоть удавится от подвигов и истает от поста, но если не обратится к отцу и не начнет жить в повиновении с верой, с откровением и смирением, то спастись ему нет надежды и он тратит напрасно свои дни.

Чего не достоин тот, кто ради своих страстей, прихотей и самоугодия оставляет духовное братство и отца своего и попирает все правила и предания святых отцов! Ибо сказано: если кто без уважительной причины отступит от братства и от духовного отца своего, то за это становится подобным Иуде-предателю, отлучившемуся от Христа и от учеников Его. Что может быть еще страшнее и ужаснее этого изречения? И как такой думает предстать на Страшном Суде перед Господом, какими очами он будет взирать на Христа, надругавшись над Его Божественным благоволением и поправ правила и заповедания святых Его угодников, учителей и светильников всего мира? К ним Сам Господь говорит в Святом Евангелии: «Вы есте свет миру» (Мф. 5, 14) и «слушаяй вас, Мене слушает, отметаяйся же вас, Мене отметается» (Лк. 10, 16). А потому всякий, кто хочет спастись и благоугодить Господу, должен непременно держаться заповеданий святых отцов и неуклонно следовать их правилам.

Слово 32

О неподобающем и вредном содружестве

Истинному послушнику не должно прилепляться душой ни к чему внешнему и земному. Если же он еще к чему-либо прилепляется, то еще не умер, но живет для мира. И если он полагается на свое мудрование, а отца своего презирает, то ему нет надежды на спасение. Виной всего такого развращения у новоначальных часто бывают тайные содружества и беседы между собой, ибо они друг друга поучают и советуют, как жить, в чем повиноваться и в чем сопротивляться, тайком поносят и пересуживают отца своего и благоговейных братьев, избегают их, удаляются от них.

Духовные отцы, богобоязненные братья и истинные послушники охраняют друг друга от всех вражеских прельщений и козней. И если видят брата малодушествующего и унывающего, то все единодушно увещевают его, поощряют к терпению и подвижничеству и укрепляют.

Напротив же того, не предающиеся в повиновение отцу неминуемо уловляются и впадают в сети диавола. Те, которые самовольно, под видом духовной любви, завязывают дружбу, своей необузданной вольностью самих себя низводят в последнюю бездну погибели! Надеясь друг на друга, они начинают сначала нерадеть об отце своем и учителе и презирать наставления и повеления его. Затем, когда они впадут в небрежение о послушании, в тягость уже становится для таких само присутствие отца и более они с ним не терпят жить, а потом, удалившись и оставив своего по Бозе отца, неудержимо влекутся в погибель, свободно исполняя все страстные свои стремления и хотения.

Доколе послушник остается один, не имея никого единомысленного себе и содружественного, то хотя бы по своенравию и самолюбию своему негодовал и отягощался поучениями отца, но, может быть, хоть с насилием себя и поневоле, повиновался бы и не отлучался от отца и от всего братства. А ради такого его свободного терпения с понуждением, может быть, перед благодатью Божией он оказался бы как нудящий себя ради Царствия Небесного.

Через содружество же и единение с другим он отторгается от отца, и предаются они вместе своей необузданной воле и желаниям, за что подружившийся с ним неминуемо примет осуждение от Бога, поскольку был причиной его развращения и погибели. Еще и на себя самого навлекает проклятие святых отцов, участников соборов, ибо они в Кормчей книге говорят: кто сообщается с отлученными, тот сам да будет отлучен. А с проклятыми — да будет проклят. И потому он за свое единение и содружество вместо спасения оказывается под проклятием святых отцов и отлучением.

В случае, если бы и сам старец, боясь угроз Святого Писания, отказался от этого брата ради благословных причин, то есть ради его непокорности и самомнения, то, по слову святых отцов и святого Иоанна Златоуста, для того чтобы он признал свой душевредный презорливый нрав, было бы достаточно тому другому брату не общаться с ним. Но вместо того через дружественное совместное жительство с ним другой брат подал ему путь к большей непокорности и не дозволяет прийти к познанию своего недуга и раскаянию.

Но, может быть, и этот другой брат присоединился в сожитие к тому прежде упомянутому потому, что и сам также не хочет расстаться со своей волей и также стремится исполнять свои прихоти, страстные пожелания и наклонности. И вместе они хотят быть управляемыми своим разумом, а не следовать правилам, которые переданы святыми. Но всех таковых, как заблуждающихся и не имеющих пристанища, легко прельщает и уловляет враг, поскольку своя воля, по слову преподобного Пимена, как стена медная между Богом и человеком. И еще: «Кто добровольно не покоряется воле Божией, тот и невольно покоряется врагу».

Вот смотрите, сколь погрешительно и безрассудно поступают те, которые благосклонно обращаются, а тем более дружат и объединяются с тем, на кого отец справедливо негодует или кого изгоняет от себя. Таковые бывают главнейшими подстрекателями к большему расстройству брата и гораздо более погрешают, чем сам тот брат, живущий во зле, поскольку этот развращенный, может быть, и постарался бы исправиться с помощью тщательного отеческого старания о нем. Видя же, что некоторые братья к нему благосклонны, еще и по-дружески относятся, он уже не считает себя виноватым, но больше порицает отца и благоговейных братьев и утверждается во зле, говоря в себе: «Если бы я виноват был, то всё братство вместе с отцом вознегодовало бы на меня, но вот, они со мною». И так дружба и неподобающая к нему приязнь и любовь бывают препятствием его исправлению, и отеческая забота о нем остается напрасной. А потому содружествующие с тем, кто находится под запрещением, или с отлученным становятся подлинными его врагами, не попускающими ему исправиться. Имеющий рану легко может исцелиться; возбраняющий же ему и не допускающий его до лечения приносит смерть. Следовательно, более достоин ненависти возбраняющий врачевать, нежели имеющий рану. Так, более достоин осуждения льстящий порочному, нежели он сам.

Слово 33

Об истинном и прельщенном послушании

Если послушник претерпит три года в повиновении у отца духовного без рассуждения, со всякой покорностью, самоотвержением и смирением, тогда благословно и справедливо считать такого брата духовным. И ему, пожалуй, не будет греха и Богу будет благоугодно, если он оставит слабо живущего отца и приступит к более высокой и подвижнической жизни или, живя с ним, будет давать советы о большем подвижничестве и воздержании.

Если же, не побывав в совершенном повиновении, он захочет жить при отце как советник, что происходит от высокоумия и гордыни, то такой никогда отнюдь не сподобится принять и почувствовать таинственное утешение, ниспосылаемое благодатью Божией за послушание кроткое, смиренномудренное и без испытания. Те же, которые провели много лет в чистосердечном послушании, преуспевают и делаются, по благодати Божией, истинными смиренномудрыми нестяжателями, истинными любителями духовного и духовными любомудрами, сотаинниками отца своего, единомышленниками ему и верными советниками любому человеку.

Такое преуспеяние достигается одним истинным безусловным повиновением и самоотвержением. Итак, о возлюбленные рачители послушания! Больше же скажу —рачители Самого сладчайшего и вожделенного Господа Иисуса, молю вас, отвергните от себя далеко всякое сомнение, противоречие и непокорность. Воистину, всего мира сокровища и богатство недостойны и малейшей части того наслаждения, которое уготовал Господь любящим Его (см. 1 Кор. 2, 9). Не забывайте намерения вашего, помните, для чего вы оставили мир и восприняли на себя благое иго иночества, несите крест свой с терпением! Когда же враг диавол начнет окрадывать, прельщать и склонять вас к непокорности, принося помыслы, будто то и это нехорошо повелевает отец, отвергайте такие помыслы и прилоги, уклоняйтесь от них без замедления, спешите очищать души ваши искренним исповеданием и со смирением испрашивайте прощения. Сам же в себе да говорит каждый: «Мне, в иноческую жизнь пришедшему на покаяние и обещавшему быть в повиновении, всё прочее не нужно; нужно только одно послушание и терпение. Если же заговорю и буду противоречить, в то время как меня и не спрашивали, то сделаюсь подобен дерзкому и отпаду от кроткого и молчаливого духа и от смиренного о Христе послушания. И от такой дерзости стану не иноком, но судьей, и наставнику моему — наставником и советником. Эти же должности чужды смиренномудрым послушникам, а я за грехи мои предал себя в повиновение отцу и в служение всему братству. Вещи же все не мои, но вверены Богом отцу моему. Ибо я ради Господа от всего отрекся, и как благоволит отец, так и да управляет и распоряжается всем. К тому же несомненно верую, что отец мой свят и облагодатствован Богом, — следовательно, все, что он ни заповедует, по Божию извещению. Мне ли, грешному, разбирать это и противоречить отцу?»

И если так брат поживет при отце: с кротостью, беспрекословно слушаясь во всем, в согласии и в терпении, то, по благодати Божией, стяжет бесстрастие и чистоту сердца. Сверх того, Сам Господь почиет в таком послушнике.

Если какой брат только то, что относится к уставу, и то, что преподано Святым Писанием, будет по наставлению отца исполнять без прекословия, то таковое житие — не послушническое, но по совету. Послушническое житие подобно жизни страстотерпцев и исповедников, лучше же сказать — уподобляется житию Самого Господа, Который был послушен Отцу Своему до смерти крестной (Флп. 2, 8)! Говорит святой Каллист: «Хоть и многие постнические и подвижнические дела будем сеять, но — увы! — вместо пшеницы пожнем плевелы». И еще: «Без наставника как через канавы придется нам скакать», и еще: «Тот, кто дерзостно хочет жить без наставника, отторгается и отлучается от Бога, небесного светлого наследия и Соборной Апостольской Церкви и отсылается во тьму и огонь — этому мы таинственно научаемся и веруем». И еще говорит святой Феодор Едесский: «Когда поселишься с отцом духовным и ощутишь пользу от него, тогда никто тебя да не отлучает от любви его и совместной жизни с ним», поскольку, «заметив, мы распознали и ясно увидели, что тем, кто пребывает в послушании отцу, сильно завидуют враги жизни нашей, бесы, которые скрежещут зубами своими на них и изобретают против них всяческие козни, чтобы они отступили и лишились отеческих недр. И причины показывают им якобы благословные, в раздражение приводят, возбуждают ненависть к отцу, его наставления показывают как бы безумными упреками, а обличения вонзают как стрелы острые. От тебя же, пребывающего в покорности отцу, вражеская хитрость, которая тебя борет, да не утаится. И не забывай обещания своего, которое дал Богу, но Владычнее в сердце положи слово, что “претерпевый до конца, той спасен будет” (Мф. 10, 22)».

Если кто думает, что он находится в послушании, а ни одного повеленного дела не исполняет, если прежде не исследует его, и противоречит, и негодует, и огорчается, говоря: «Почему не так, почему не тогда, почему это», и тому подобное произносит от презорливого сердца, то такое житие вовсе чуждо чина иноческого и извергнуто из него. И таких самоумцев повелевают святые отцы отсылать или самому отцу от таковых удаляться, поскольку, по слову их, таких един Бог только может и силен спасти. Истинное же смирение от таковых отстоит далеко, и не ощутят они его никогда, пока не отринут от себя пагубного своего навыка!

Слово 34

О преуспевших и способных терпеть все

Некоторые, благодатью Божией, могут безболезненно, с молчанием, без прекословия исполнять любое трудное послушание, в малых же и ничтожных вещах проявляют небрежение, и бывает для них нестерпимым благосклонное повиновение. Поэтому за мнимое малое и ничтожное они окажутся повинными большему осуждению, чем тот, кто соделывает лютые и великие преступления. Ибо тот, влекомый великим насилием страстей, не может устоять, потому и не удивительно, что он побеждается. А эти легко с помощью Божией могут побеждать и сносить труднейшее, но из-за небрежения и невнимания низлагают себя в малом и удобном — как же они избегнут осуждения? Истинный и совершенный послушник должен быть мертв для всякого своего мнения и рассуждения. И к отцу своему должен такую иметь любовь и веру, чтобы не только в точности исполнять всё повеленное им, но и, находясь в разлуке с отцом, совершать только то, что, как он знает, угодно отцу его и владыке духовному. Свое же мнение и желание, хоть и добрым казалось бы ему, но должен неминуемо отметать, если он знает, что это неугодно отцу его.

Как младенцу приличествуют не те законы, что взрослому, так и послушники различаются между собой в духовном преуспеянии, и сколько может кто вместить, столько и обязан каждый непрестанно подвизаться, — не уподобляясь и не подражая немощным и бессильным. Если же не будет тщательно соблюдать себя от нерадения, то великому подвергнется осуждению.

По исполнении же любого послушания послушники должны внимать себе и быть готовыми к любому внезапному и безвинному наказанию и нападению отца, чтобы с благодушием претерпевать это по подобию святых мучеников, поскольку отцу духовному и руководителю на способных, по благодати Божией, всё терпеть должно обязательно в какое-либо время и безвинно нападать, и осуждать, и поносить, и лишать, и изгонять, отлучать от трапезы и от братства, и духовными епитимьями томить, то есть налагать на них поклоны, бдение, дополнительное моление и пост. Иногда — искушая, чтобы истинно познать, как ученик его подвизается: претерпевает ли в подвигах искусно или расслабляется. Иногда — чтобы прочие, видя безвинное его наказание, получили пользу от его смиренномудрого терпения и великодушного подвига. И тем самым сугубый сплетается такому венец и за терпение, и за пользу для братьев.

Если же такого преуспевшего оставить жить просто, без всякого испытания и искушения, то подвижник будет лишен всех этих венцов, братья — пользы, а сам отец примет осуждение за то, что способному терпеть не исходатайствовал бόльших венцов и наград.

А потому мужайся и крепись, подвижник Христов, зная, что как тебе, подобно воину и ратнику, следует великодушно и неуклонно всё терпеть, так и твоему духовному отцу обязательно должно иногда проявить строгость к тебе, чтобы через это как тебе была бы часть со святыми страстотерпцами, так и наставнику твоему — с верными рабами Христа Бога нашего, умножившими талант, данный от Господа! А потому, когда всё больше и чаще будешь видеть, как отец твой безвинно на тебя нападает и наказывает, по тому самому познавай неусыпное его тщание о твоем спасении, великую по Бозе совершенную отеческую любовь к тебе и попечение о тебе.

Слово 35

Об исполнении внешних дел иноческих

Если не совершаем того, что подобает иночеству, и не стараемся исполнить наши обязанности, то как благодать Божия изольется на нас? Подобным образом те, которые не хотят трудиться в земледелии, — как они смогут собирать плоды? К тому же, даже если и соблюли бы мы всё внешнее, то есть нищету, уединение, воздержание, бдение, продолжительное моление, поклоны, долгое поучение в Святом Писании, заняли самое последнее положение и тому подобное, — всё таковое суть только орудия. Истинного же и спасительного плода мы окажемся лишены, если для этого не стяжем богоугодных добродетелей, то есть совершенного самоотвержения, истинного смирения, мира и согласия, духовного радования о Боге и о ближних, блюдения ума, чистоты сердечной, простодушия, милости, сострадания, кротости, долготерпения, безгневия и богоподражательной любви. Этими только добродетелями душа усваивается Богу. Однако же преблагий и человеколюбивый Господь, видя труд и подвиг наш во внешних делах, дарует нам Своей благодатью и эти плоды духовные. А потому мы должны, не ослабевая, трудиться и стараться делать то, что от нас зависит. Бог же милостью Своей, как благосердый, облагодатствует и наши души и возрастит в нас плоды духовные.

Хоть и малый имеем порочный навык, но если мы им страстно одержимы, то не можем быть соединены с благодатью Божией. Это явно видно на тех, которые не стараются отринуть свои малые порочные пристрастия и навыки и из-за этого не чувствуют в душах своих благодатного просвещения и духовного радования и остаются в неизвестности о своем спасении.

Но если скажешь: как возможно быть человеку без всяких пороков? На это отвечаю, что ради того и предлежит нам вседневное покаяние, сокрушение, осуждение самих себя и тому подобное. И ради того мы вступаем в иночество, чтобы нам было возможно беспрепятственно стараться стяжать душевную чистоту истинным смиренным послушанием и самоотвержением, чтобы через это совершенной ненавистью возненавидеть все наши страстные навыки и пороки, отлучающие нас от Бога и лишающие Божественной благодати Его. И за такое добровольное смиренное самоотвержение и подвиг Господь благодатью Своей прощает невольные человеческие падения и дарует послушникам Свою Божественную помощь, видя их усердное и неусыпное старание о добродетели.

А о тех, которые не окаивают себя за свои грехи, не считают их достойными внимания и не вменяют в согрешение, но еще и оправдывают себя, — о таковых что и говорить, поскольку они неисцелимо сгнивают в своих страстях и пороках и достойны слез и рыдания?! Ибо как таких исцелить, если они не принимают врачевания, то есть не слушают советов отца своего? Более того, возносятся над отцом, себя мудрейшими признают, пороки свои в грех не вменяют, суетные помышления любят и в них углубляются, от бесед мирских не уклоняются и пребывания с мирскими ищут, из тщеславия любят показать себя, безмолвия избегают и уединения не терпят, не желают поститься, воздержание отвергают, сластолюбие же боготворят, руководства духовного и управления избегая, самовластия и самоволия не отсекая, о дружелюбном единении и духовной любви и согласии с братьями, которые живут с ним, нерадят и презирают всё это, о миролюбцах же, и своих, и чужих, всячески заботятся, — как возможно одержимому этими и подобными пороками ощутить благодать Божию и получить извещение о спасении?

Слово 36

О безмолвии и удалении от братства и общежития

Какая польза от безмолвия тому, кто еще не стяжал плодов Святого Духа? Ибо такой влечется и с желанием стремится к нему не от любви Божественной, но от отсутствия мира, из-за раздора и несогласия с братством, нетерпеливого нрава, презорства и закоренелых привычек. Следовательно, такое отшествие на безмолвие не спасительно и не благоугодно пред Господом. Ибо тогда удаление оказывается добрым и совершаемым ради Бога, если оно бывает по достижении бесстрастия, то есть когда брат во всем стяжал единонравие и согласие с другими и нимало не повреждается от пороков братьев.

Поэтому сначала нужно, живя совокупно с братией, стараться стяжать те добродетели, которыми страсти побеждаются и окончательно отъемлются от сердца, а именно: отсекать свою волю, искать во всем последнего места, любить уничижение, быть послушным и готовым на всякое терпение. Отлучившись же от братства, как возможно прийти в такое преуспеяние? Не более ли станет брат во всем угождать своему нраву, своим прихотям и желаниям? И такой, хотя будет жить мирно, хотя предастся жестокому постничеству, но одними подвигами и строгой жизнью не стяжеваются духовные добродетели, то есть внутреннее смирение, бесстрастие, мир, любовь и терпение. Враг [такого] многократно окрадывает и увлекает в пагубное высокоумие, самонадеяние и презорство.

Если брат, одержимый еще всякими пристрастиями, захочет удалиться один от братства и отлучиться от отца своего, то как сам собою достигнет исправления и как исцелятся душевные его недуги? Подобно тому, если израненный и покрытый струпьями удалится от врача, то не сильнее ли загноятся и разболятся все его раны? При враче же если и расчешет и повредит их, врач снова исцелит.

К тому же еще такой никогда не может иметь мирного общения, согласия и единодушной духовной о Христе любви к отцу и к братии. А такой любви не достигшие, если и ангельскими языками заговорят в отшельническом своем жительстве, считаются ничем, по слову апостола Павла (1 Кор. 13, 1–3).

Тому, кто хочет загладить грехи свои и сподобиться чистоты душевной, подобает очень сильно желать, чтобы всё было противно его воле, с оскорблением, с досаждением его нраву и привычкам, и подобает ему быть всегда готовым претерпевать с незлобием укоризны, брань, поношения и даже раны, наносимые не только отцом, но и братьями. Ибо через кроткое, тихое обращение с ним он никогда не сможет узнать о своем преуспеянии, которое познается тогда только, когда он в многообразных и частых искушениях пребывает непоколебимым в кротости и терпении, в незлобии и любви к поносящим и озлобляющим его; еще же склоняется перед ними с благодарностью и большей любовью как перед помощниками его спасения.

В иночество вступать должно не только для того, чтобы научиться послушанию и отвержению своей воли, но и для того, чтобы стяжать смиренномудрие и терпение во всякой скорби и злострадании, с совершенной покорностью и самоотвержением. Ради этого и даруется благодатью Божией дух бесстрастия и чистота сердца. Чистые же сердцем узрят Бога (Мф. 5, 8).

Слово 37

О непослушании в маловажных вещах

Преслушание в маловажных вещах происходит от небрежности или от того, что кто-либо почитает добродетель послушания не особенно достойной внимания, или не благоговеет достодолжно перед наставником и отцом своим, или еще не отверг мирского нрава и мудрования и не стяжал истинной кротости, смирения и простодушия, но еще находится во власти высокоумия и презорства. Или, может быть, промыслительно попускает Господь ему претыкаться в маловажных и легких делах, чтобы он познавал немощь свою и бессилие, и просил со смирением Божией помощи, и внимал себе и хранил себя со тщанием. Ибо если бы брат строго и бодрственно внимал себе и своему спасению, то и по отношению к отцу пребывал бы непоколебимым в любви и благоговении, со всякой покорностью и послушанием.

Больше же всего такому, кто, благодатью Божией, склонен ко всякому послушанию, желает быть в повиновении, любит смиряться и терпеть уничижение и с крепкой любовью привержен к отцу своему, — такому малое небрежение к послушанию вменяется в тягчайшее прегрешение, ибо оно происходит от оставления тщательного хранения своей совести и трезвения ума, через что преткновением своим в послушании он приносит отцу своему печаль и скорбь, врагу же диаволу — великое радование.

Некоторые из братьев так болезненно противоборствуют со своим нравом, как бы с пролитием крови, и подвизаются против него и закоренелых страстных навыков, а потому не дивно, что такие и претыкаются, и впадают в преслушание. Этот же, для которого послушание нетрудно и любимо, как бы носим дланями Божией благодати. Если он вознерадит о столь великой помощи Божией и даровании, то, как вознебрегший, более того — как оскорбивший благодать Божию, будет отвержен от Бога и лишится Его Божественной помощи, по слову евангельскому: «Иже не имать, и еже мнится имети, возмется от него» (см. Лк. 8, 18). И еще: «Посецыте его, ибо всяк, не творяй по силе своей плода, посекается и во огнь вметается» (см. Лк. 3, 9). Плод же Богу подобает приносить чистый, без скверной примеси. Ибо хотя вещи ничтожны и маловажны, но брат, претыкаясь и побеждаясь в них, окажется достоин строгого осуждения и наказания за то, что малого и удобного не захотел сотворить Христа ради, и через то лишится венца послушнического, лучше же сказать — исповеднического. А может быть, и примет равное осуждение с тем негодным рабом, который талант, вверенный ему от Господа, скрыл в земле и ничего не приобрел из-за своей лености и небрежности (см. Мф. 25, 15–28).

Из Алфавитного Патерика

К авве Памво пришли четыре старца, облеченные в кожаные одежды. Один много постился. Второй был нестяжателем. Третий приобрел многую любовь. Четвертый двадцать два года провел в послушании. И отвечал авва Памво: «Ваша добродетель велика, но этого последнего — больше. Каждый из вас вместе со своей добродетелью удержал и свою волю, этот же свою волю отсек, волю иного исполнил. Такие являются исповедниками».

И еще: пост ведет до половины пути спасения, чистота — до небес, послушание же со дерзновением вводит к Богу и говорит о послушнике.

Слово 38

О несогласии ученика с отцом

Брат, не имеющий ни любви, ни веры к отцу своему, слушает слова его, советы и наставления с холодностью, с принуждением и без внимания, а потому и кажутся они ему тягостными, противными и невыносимыми. Отец же, видя, что брат столь ожесточен и не благоволит к советам его и поучениям, тоже скорбит и болезнует душой и так сам в себе помышляет: «Что если из-за моего злого нрава и негодности брат не может исправиться и склониться к любви и согласию?» И, так помышляя, недоумевая и испытывая себя самого, он едва не приходит в отчаяние, страшась, чтобы душа брата не была взыскана с него, поскольку брат не уходит и не хочет удалиться, а делами и словами сопротивляется; и все советы и поучения, и само пребывание со старцем, и поступки его неприятны ему, и всей жизнью его он смущается, осуждает ее, соблазняется и раздражается и открыто изрыгает свою злобу и негодование. А потому отец должен уже иметь перед ним великую осторожность во всех вещах, делах и поступках, чтобы брат не приходил в раздражение и не терял мира. При таком же принужденном и осторожном обращении как возможно сохраняться любви и единодушию?

Если же отец не предвидит изменения и исправления брата, если по столь великом старании и в столь продолжительное время он не смог ничего в нем исправить, но брат показывает еще большее нерадение, небрежение и дерзость, — то будет уже совершенно тщетно и безрассудно, если отец не перестанет прилагать своего старания о таком бесчувственном, который не подает ни малейшей надежды, что оставит свое презорство и высокоумие и возлюбит истину, смиренномудрие, кротость и послушание, согласие и мирное единодушие. Но и Господь между таковыми несогласными вложил не мир, но меч (Мф. 10, 34) и повелел с такими разлучаться и, как гнилые члены, их отсекать (см. Мф. 5, 30; 18, 8).

Если старец от такого непокорного и высокоумного или презорливого и строптивого [брата] отдаляется, то и брату не подобает противиться, но, поскольку он так немирен и несогласен, ему должно отлучиться и удалиться от старца. Может быть, и для его души это будет полезнее и принесет менее осуждения, чем жить так, противясь монашеству. Таким образом живущему неминуемо предстоит погибель и осуждение или за его богопротивные поступки, или за то, что он своим нравом и роптанием тревожит и смущает братию и тем самым повреждает души братьев. Ушедший же и разлучившийся [с братством] понесет один грех, подобный греху Иуды предателя: как он не восхотел последовать Христу, отступил от Него и продал за тридцать сребренников, так и этот не восхотел слушать отца своего и покоряться ему, но отступил от него и продал свое монашество за свою развращенную волю, самомнение и пагубное презорство.

Однако и сам отец неминуемо должен отпустить от себя такого, чтобы не подвергнуть его большему осуждению и гневу Божию за его дерзость и строптивость, с которыми он не стыдится и не страшится уничижать и укорять саму жизнь и поступки старца. А потому старец, боясь сам принять за него осуждение, должен сказать ему так: «Прости, брат, если поступки мои и жизнь моя соблазняют тебя, то я не могу быть твоим наставником и ты должен удалиться от меня, чтобы более не получать вреда от немощного моего жития».

В обителях прилично держать таковых вместо работников, для отца же безмолвствующего соединяться с такими, которые ни веры к нему, ни усердия не имеют, будет знаком того, что сам старец одержим любовластием, поскольку смиренномудрым и духовным старцам кажется страшным принимать к себе в совместное жительство и под управление и тех, которые со всей истинной и нерасторжимой любовью и верой всей душой предаются окончательному и безусловному самоотвержению. От таких они не смеют отказаться, ибо и безмолвствующим повелено заботиться о таких, и весьма опасно вознерадеть о них.

Пусть бы старец своим безмолвием, постом и всякого вида подвигами и молением восшел на высоту бесстрастия, но, по слову Златоуста, он не спасется, если презрит и оставит немощного брата, Божиим Промыслом к нему пришедшего и желающего с его помощью спастись. Ибо где у такого старца покорность воле Божией, когда он знает, что Господу всего благоприятнее, если кто немощного и страстного исправит и спасет своим тщательным старанием?

Если же старец говорит о себе, что он немощен и не может наставлять других, то Бог невозможного не требует, но сколько он может, столько, ради Господа, пусть и заботится о брате. А падение старца, случающееся от общения с немощным братом, прощается благодатью Божией, любовь же и попечение о спасении брата принимаются и вознаграждаются Господом больше, чем безмолвие.

Напротив, предосудительно и крайне опасно лишать себя безмолвного и мирного жития ради строптивых, непокорных, немирных и высокоумных самолюбцев. Таковые приходят не от Бога, но по наущению завистника спасения нашего и врага диавола, чтобы нарушить душевный мир и спокойствие.

Если же брат хотя и претыкается и часто падает, но умоляет отца и братию потерпеть его, и с верой хочет держаться отца, и хотя насилуя себя, но старается быть в повиновении и если таким отец пренебрежет и не будет стараться о его исправлении, то и сам старец будет оставлен Богом. Поскольку тогда приличествует исполнить сказанное: «Спасаяй, спаси душу свою», когда нет уже надежды исправить брата и когда он совершенно не слушает и не покоряется, не принимает советов и увещаний ни отца, ни брата. Тогда справедливо старцу оставить такого и заботиться о своем спасении. Следовательно, пока окончательно не отвергнет брат желания исправиться, то нужно и всему братству вместе с отцом заботиться о нем Бога ради.

Если же такого — страстного, неисправленного и высокоумного — оставить жить самого по себе, одного, как в затворе, чтобы не смущал иных, то от уединения он сильнее возгордится и больше станет высокоумствовать. Поэтому таковым даже и следа безмолвия не попущено видеть, чтобы из людей не сделались бесами. Полезнее такому проходить житие подобно Исидору[14], поскольку от стыда и внутреннего стеснения, может быть, он слезу стяжет. К тому же еще нужно такого высокоумного поставить между братьями так, чтобы он был всюду как последний и через то сделался бездерзновенным. Все собственно принадлежащие ему вещи отнять у него и уничтожить и не разрешать ему самому совершенно ниоткуда добывать для своей потребности даже малейшего, чтобы посредством нищеты телесной сделался он нищим духом. И с помощью этого самого пусть он научится и познает, что отец его поистине заботится о его спасении, а потому и соделается с помощью благодати Божией признательным и благодарным за старание о нем старца и стяжет терпение к несению любых подвигов и уничижений. Итак, если в этих делах захочет с покорностью повиноваться и претерпевать, то во всем милостивым к себе узрит Господа и спасение приимет.

Все святые отцы говорят, что нет для монаха иного пути, как только всегда повиноваться и укорять себя, поскольку врата Божии — смирение. И отцы наши, которым много досаждали, вошли, радуясь, в храм Божий! Брат некий три года давал плату, чтобы ему досаждали.

Слово 39

О презорстве и гордыне

Может ли благодать Божия обитать или являть свои спасительные действия и силу Божественной помощи и плодов Духа Святого в душе, зараженной богоненавистным высокоумием и презорством? О таком человеке говорит святой Лествичник: «Презорливый сам себе бес и ратник». А потому душа такого не может вмещать в себя ничего, кроме гибельного и бесовского, то есть злобы, зависти, подозрений, хулы, самооправдания, самомнения и пагубного возношения. И если не позаботится такой смирением, всяческим уничижением и искренним сознанием своего греха победить и отвергнуть от себя пагубное презорство и высокоумие, то оно настолько возрастет в нем и доведет до того, что и он начнет презирать и хулить не только отца и живущих с ним братьев, но и всех святых и Самого Бога, подобно тому, которого описал авва Дорофей[15].

А потому ищущие Господа и желающие соединиться с Ним должны больше всего хранить себя от этого душепагубного недуга и не помышлять, будто маловажно и ничтожно оказаться побежденным им хоть в чем-то малом, ибо великое ли, малое ли презорство, но всё оно произрастает от диавольского корня и не может быть не сопряжено с обидой ближнего. И зараженный этим недугом часто претыкается и через брата погрешает против Самого Бога, ибо святые отцы так говорят: «Увидевший брата своего — увидел Господа своего». Следовательно, тот, кто презрительно и свирепо отвечает брату, не брату, но Самому Господу так отвечает. И Сам Господь свидетельствует об этом, говоря: «Еже сотвористе братии Моей меньшей, Мне сотвористе» (Мф. 25, 40) и «в нюже меру мерите, возмерится и вам» (Мф. 7, 2).

Наиболее страшно презирать такого, которого Господь, по человеколюбивому смотрению Своему, по неведомым нам судьбам, лишил каких-либо видимых и внешних дарований, как-то: разума и премудрости, или способностей, или высокого звания и имущества, или светского образования, или телесного благообразия, сил и здоровья. Одним словом, лишенного по Божиему смотрению чего бы то ни было, убогого, уничиженного и немощного, если кто дерзает презирать и уничижать или обижать, то оскорбляет и обижает в его лице Самого Бога, Который благоволил всех таковых назвать Своей братией и назвал блаженными, говоря: «Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное» (см. Мф. 5, 3). Мерзок же пред Господом всяк высокосердый (см. Притч. 16, 5), и место гордым и презорливым уготовано с диаволом и ангелами его (см. Мф. 25, 41).

Много простительнее пренебречь здоровым и богатым, чем нуждающимся, или больным, или слепым и глухим. Ибо не богатых и здоровых заповедал Господь призывать, питать и покоить, но за служение бедным и больным обещал воздать во Царствии Своем. Итак, не явно ли, что против этого заповедания Божия поступает тот, который за некую бедность или неопытность и простоту нанесет [кому-нибудь] обиду и станет [его] презирать? А наиболее непростительно, если, живя в иночестве, он оказывается таким гордым, звероподобным и жестоким к живущим и иночествующим с ним братьям.

Жизнь иноческая — покаянная, смиренная, равноангельная. Следовательно, всякий вступающий в иночество обязан прежде всего отринуть всякое возношение и гордыню, совершенно совлечься ветхого человека и облечься в нового (Еф. 4, 22–24; Кол. 3, 9) благодатью Божией и христоподражательным смирением, чтобы последовать стопам Владыки своего, Который пришел в образе раба (Флп. 2, 7) не для того, чтобы Ему послужили, но для того, чтобы Самому послужить (Мф. 20, 28; Мк. 10, 45).

Поэтому вступающий в иночество и самым названием показывает то, что обязан делать: принимает звание послушника, следовательно, обязан быть в послушании и со смирением благоговеть перед любым братом, как перед ангелом Божиим. Дерзающему же бесстыдно и с высокомерием смотреть и презрительно отвечать — как можно надеяться получить спасение? Поистине такой гордый досадитель недостоин самого имени иноческого, и за само пребывание его во святой обители иночествующих увеличивается для такого наказание и осуждение за уничижение иноческого образа.

Подумай, о презорливый! Если бы у тебя был сын, а сам ты сделался бы немощен, глух, слеп или убог, сын же твой за то стал бы с тобой зверски и презрительно обращаться, досаждать тебе и отвращаться от тебя, — то сам ты не предал бы такого проклятию? Какого же помилования ты ожидаешь себе от Бога, если дерзаешь обижать и презирать иночествующего брата, немощного, смиренного и всей душой заботящегося о благоугождении Господу? Такой хотя и претыкается в чем-либо, хотя и упадет, как человек, но безропотным терпением немощей, убожества, болезней заглаживаются все погрешности его и удовлетворяется человеколюбие Божие, и Бог приближает его к Себе как возлюбленного Своего раба и угодника.

Еще же рассуди, кто более достоин поношений и наказаний: тот ли, который нападает на здорового и борется со способным защититься и отомстить ему, или тот, кто нападает, бьет и ранит больного и немощного, у которого нет ни рук, ни сил защитить себя? Так, достоин большего наказания и осуждения от Господа и тот, который ранит и убивает своей дерзостью и презорством убогого, или малоумного, или немощного.

Один раз презреть и опечалить брата считается великим грехом. А тот, кто многократно и часто оскорбляет его и пренебрегает им, сколь великого гнева и наказания от Бога достоин? Тем более если за такую свою дерзость и бесстыдство он не окаивает себя и не вменяет того в великое согрешение. Такого неминуемо постигнет тяжкое мучение, ибо если только назвавший ближнего «безумный» подлежит геенне огненной (Мф. 5, 22), то сколь большее осуждение ожидает за презорство, ибо из-за простых, без злобы названий не уничтожается расположение друг ко другу, если потом братья между собою обращаются с любовью и благосклонно. Показывая же презрение, брат всячески угашает любовь и делается тягостным; без любви же нет надежды спастись.

Что может быть погрешительнее и законопреступнее того, если кто прежде, пребывая в мирском звании, со всеми был ласков, благосклонен и почтителен, вступив же в иночество, сделался презорливым, дерзким, неуважительным? И где бы таковому подобало, вступив в иночество, наиболее устремиться к смирению и к тому, чтобы быть под ногами всего братства, как научил преподобный Захария, поправ свой куколь и сказав: «Если кто так не сотрется, не может быть монахом»? Но вместо того он не только сам от иных не стирается, но, напротив, сам еще иных стирает, приводя в печаль и уныние своей дерзостью, пренебрежением и гневным устроением. Да к тому же еще таких, которые прежде него вступили в иночество и желали бы иметь его содружественным себе и утешаться о Господе его любовью и единодушием, вместе проводя иноческое житие. Так где у такого совесть или страх Божий, если таких, к нему благорасположенных, столь болезненно он оскорбляет холодностью своей и презорством?

Поэтому послушай, о презорливый, и устыдись слов святого Златоуста: «Когда захочешь ополчиться на брата, помысли, что ополчаешься на члены Христовы, и прекрати неистовство. Что, если он отвержен, если худ, что, если им легко пренебречь? “Так, — сказано, — несть пред Отцем Моим воля, да погибнет един от малых сих” (Мф. 18, 14). И еще: “Ангели их выну видят лице Отца Моего, Иже на небесех” (Мф. 18, 10). Бог ради него и рабом стал, и был заклан, а ты считаешь его за ничто. Тем самым и потому ты восстаешь против Бога, отвечая ему враждебно».

Итак, видим, сколь люто презорство и враждебно спасению. Поэтому прежде всего и больше всего мы должны молить Господа и сами прилагать всякое старание к тому, чтобы этот гибельный недуг был отнят от нас. Если же будем держаться его, то всю жизнь нашу не увидим в себе плодов Святого Духа, то есть любви, радости и мира (см. Гал. 5, 22).

Внемлите же и тому, как враг окрадывает такого: где ему подобает оказывать любовь, кротость и благоговение, то есть с живущими и иночествующими с ним отцами и братией, там он презрителен, небрежен, холоден и находится там как чужой. А где следовало бы себя охранять и блюсти со вниманием, более того, насколько это возможно, удаляться от посещающих мирян и избегать их, не пустословить, не слушать, не любопытствовать о житейских занятиях, ни о состоянии своих домашних, от которых он отделился и для которых умер, дав иноческие обеты, — он же, напротив, охотно сидит с ними, любезно и благосклонно продолжает свои беседы, со всяческим прилежанием старается об угождении им и поступает подобно тому, кто, оставив свою законную жену, прелюбодействует с иными. Как захочет Бог вспомоществовать Своей благодатью так делающему и как такой сможет стяжать чистоту ума и мир душевный?

О возлюбленный! Поистине этот порок презорства пред Господом ненавистнее всех иных пороков и грехопадений, и он совершенно не допускает приблизиться к исправлению и почувствовать свое удаление от Бога. Ибо видим многих великих грешников, разбойников, чародеев, прелюбодеев, грабителей, воров, пьяниц и окончательно развращенных, но поскольку они не были одержимы богоненавистным и диавольским пороком высокоумия и презорства, то благодать и человеколюбие Божие не отринули их окончательно, но помогли им от таких уму непостижимых беззаконий обратиться, прийти в сокрушение, смириться и достигнуть спасения. Книжники же и фарисеи, мнившие, что они праведны, судили иных и сами были чистыми от таких лютых грехопадений. Но поскольку они сделались порабощенными славолюбием, гордыней и презорством, то окончательно ослепли от злобы, не смогли познать своего заблуждения, не захотели уверовать в Христа Господа, осудили Его на распятие, сами же за это наследовали огонь вечный и мучение.

Помыслите еще, если за чуждый огонь, внесенный в жертвенник, сильно прогневался Господь и не пощадил дерзнувших сделать это, как написано о том в Ветхом Завете (Лев. 10, 1–2), то как помилует Он того, который дерзает в равноангельную иноческую жизнь вносить то, что сродно только бесам и происходит от диавола, то есть презорство и гордыню? А потому пусть знает такой, что все святые ангелы с преподобными отцами ополчатся на него, если он не переменится.

Те же, которые с помощью Божией отринут от себя этот диавольский недуг, как невинные отроки со всяким простосердечием, в смирении и с любовью повинуются и покоряются отцу своему. Друг о друге радуясь, друг с другом соединяясь святой чистой любовью, каждый предпочитая себе ближнего и опережая его своим служением ему, видят они, что их не угнетают, а тем более не порабощают страсти, но что всей душой, в чистоте сердца утверждены они умом в божественном познании и любви.

Нам, христианам, тем более иночествующим, долженствовало бы более ангелов стараться о благоугождении Господу смирением, покорностью и чистой любовью, ибо более ангелов мы почтены и возвеличены вочеловечением и страданием Искупителя нашего Христа Господа. А потому, если вознерадим о столь великом Его человеколюбии и не отринем от себя совершенно этого богопротивного и диавольского недуга: презорства, высокоумия и гордыни, то все ангелы Божии осудят нас пред Господом на Страшном и праведном суде Его.

Если же какой смиренный и любомудрый брат, отвращаясь суетных бесед и празднословия, тяготится тем, кто его вопрошает и вовлекает во многоглаголание и пустословие, — такой должен со смирением и любовью, еще же с поклоном и тихостью отвечать так: «Прости, брат, не могу отвечать тебе на суетные и неполезные твои беседы и вопросы, поскольку нам, инокам, правилами святых отцов заповедано храниться от празднословия и учиться молчанию. Довольно того, что мы, живя в мире, проводили житие наше суетно и бесполезно в молве и праздных беседах». Так поступая, он и себя сохранит без вреда, и брата вразумит, и Богу благоугодит.

Если какой брат не хочет и не старается переменить своего нрава, злого и раздражительного, и не принимает с кротостью и смирением, а тем более с благодарностью, наказание, советы и обличения, но оскорбляется и раздражается, — то будет правильно не говорить такому о его пороках, а оставить его: как хочет, так да устраивает сам свое спасение.

Но весьма достоин сожаления такой, ибо сомнительно его исправление и безызвестно спасение. И как он сможет прийти в познание своих пороков и заблуждений, если не терпит обличений и не хочет послушать советов и поучений отца и духовных единодушных братьев? Такой подобен тем раскольникам, которые пребывают неисцелимыми, поскольку соблюдают свою заповедь совсем не говорить с православными христианами о вере, не слушать, не читать книг, составленных богоугодными пастырями и богоносными отцами для обличения этих зломудрствований и возражения им. Поэтому такие ни познать не могут своего заблуждения, ни избавиться не стараются от своей погибели.

Мне думается, что лучше во всяких пороках и грехопадениях умереть, чем с гордостью, превозношением и презорством явиться пред Богом, поскольку видим в Святом Писании, что многим Бог промыслительно попускает впасть в блуд и испытать многообразные лютые падения ради смирения и истребления богоненавистного презорства, высокоумия и гордыни.

А потому если тот, над кем возобладал этот диавольский недуг, и не пытается исправиться, такой, конечно, примет осуждение большее, чем сам бес, ибо, сотворенный по образу и по подобию Божию, добровольно сделался подобным превознесшемуся гордыней диаволу и содружественным с ним и вместе с ним будет низведен на дно преисподней и в бездну адову.

Как отцу духовному не печалиться о таких, которые по причине высокоумия, самомнения своего и гордыни отступили от спасительной стези и уклонились на путь, не преподанный отцами?

Равен же или еще здесь подобен диаволу такой потому, что как диавол исправиться не хочет, но непрестанно старается делать ненавистное Господу, так и презорливый, подобно диаволу, об исправлении небрежет, слов и поучений, ради обращения его произносимых, не принимает и смириться или признать себя виноватым не терпит, лучше же сказать — не хочет, но ежечасно братию, живущую с ним, смущает, соблазняет и вовлекает во всякие слабости и грехи. С возражающими же ему бранится и братии успокоиться не дает, а настоятелю и отцу своему доставляет неутолимую печаль и неусыпные труды ради его врачевания.

Но если спросите, как этот недуг высокоумия уврачевать и как от него избавиться, —отвечает на это святой Лествичник, что человек исцелить это не в силах, то есть и сам отец не сможет исправить его, только один Бог силен уврачевать и исцелить такого. И поистине трудно и невозможно такого ученика, над которым возобладали высокоумие и презорство, отцу уврачевать, если не снидет особенная помощь Божия. Тем более без отца самому собой избавиться от этого диавольского недуга невозможно.

Поэтому подобает такому прежде всего с горьким стенанием, проклиная самого себя, и уничижая, и осуждая, с болезнованием молить Бога, чтобы Он умилосердился и избавил его от такого неисцелимого недуга, из-за которого он мерзостен и нечист пред святейшими и Божественными очами Его. К тому же еще непременно он должен самого себя насильно, как с пролитием крови, понуждать везде и во всем искать последнего места, отдать себя на низкие дела и послушания, без благословения и без вопрошения самовольно вовсе ничего не делать и ежедневно открывать свои дела и помышления, заповедуемые епитимьи непременно выполнять. Тогда, может быть, помилует Господь так труждающегося, дарует благодать Свою и избавит от власти диавола.

Если же и после таких самопроизвольных трудов он еще не видит, что изменился и окончательно избавился от презорства и гибельной гордыни, тогда неминуемо должно поступить по наставлению преподобного Иоанна Савваита, упоминаемого в «Лествице»: «Подобает, — сказано, — такому предаться в повиновение человеку яростному, несправедливому и немилосердному, чтобы, может быть, у такового претерпевая злострадания, заставить бежать от себя этого богоненавистного духа». Или поступить подобно Исидору, который всех молил с поклоном, чтобы просили и молились о нем. Ибо несравненно лучше здесь претерпевать всякое злострадание, подвижничество и презрение, чем из-за гордыни и презорства вместе с бесами быть низринутым в бесконечные адские мучения и лишиться вечного блаженства и сладкого лицезрения Божия и славы святых.

Слово 40

О непокорном и развращающем других

и о том, чтобы такие не предавали себя в повиновение

Говорят святые отцы: кто не повинуется Богу, тот и неволей будет повиноваться врагу. Так, возлюбленные! Это самое видим и познаем в тех, которые, вступая в иночество, не хотят истинно покориться и отказываются носить благое иго послушания Христова (см. Мф. 11, 30) и из-за этого как бы невольно и неудержимо влекутся к сопротивному и богоненавистному служению диаволу. Такой, сам поработившись непокорному бесу, тщательно исполняет волю его и обманом, как бы под видом любви и дружелюбия, прельщает и отвлекает иных от спасения. Скорее же, сам наветник и враг спасения нашего диавол, употребляя его как подручного себе, его устами изрыгает свой гибельный яд, то есть советует братии, чтобы не предавались в повиновение отцам духовным и под их руководство, но чтобы последовали и подражали ему. Он же, злосчастный, пусть углубится сам в свою душу и тогда познает, сколь далеко отстоит от спасительной стези и как поработился диаволу и невольно влечет тяжкий ярем его, который есть смущение, ненависть, злоба, отчаяние, буря волнений и терзаний, еще же уныние и душевное удавление. Ибо он словно неким ядом опоен — так все внутренности и самое тело его страждет, мятется и мучится, и он не имеет облегчения и помилования ни днем, ни ночью, но трепещет подобно Каину, ибо, соделавшись окончательно подручным диавола, не имеет душевной свободы уже ни на один час. Ни с братией мирно побеседовать он не может, ни Богу помолиться не дерзает, ни книг к обличению его послушать не хочет, ни советов и поучений отца своего терпеть не может, — но всегда и беспрестанно на всё оскорбляется, со всеми бранится и все дни свои проводит со смущением, негодованием и роптанием. К тому же еще он увлекается диаволом в различные прихоти, сладострастие и греховные вожделения. Притом диавол надмевает его своенравием, непокорством, презорством и гордыней и за всё это в награду и воздаяние, как подружившемуся с ним и послушнику своему, доставляет ему вечное мучение вместе с собой.

Довольно было бы для такого развращенного и той погибели, что сам он не покоряется отцу своему и презирает его, сопротивляется преданиям святых отцов и насмехается над ними, за что соделывается противником Богу и другом диаволу. Он же еще дерзает прельщать неопытных и малодушных братьев подражать ему. Поэтому какого суда он должен ожидать себе от Господа, если увлекает в погибель искупленных Божественной Кровью Христа Спасителя и приведенных Его человеколюбием в жизнь равноангельную, чтобы служить Ему в мирном единении, в чистоте, любви и согласии, со смирением и послушанием ради обетованного блаженства со всеми святыми Его?

Святые угодники Божии за спасение ближнего нещадно предавали свои души, иные приняли мучение и смерть. Святые апостолы обежали кругом всю землю, словно крылатые, взыскуя и обращая ко Господу. Преподобные отцы каждодневными бдениями, постами и подвигами, со слезами и молением, показывали неусыпное старание, изобретали всякие способы для нашего спасения, своим примером тщательно возбуждали и поощряли к богоугодным деяниям. Ради этого они построили святые обители, киновии и монастыри и передали уставы, правила и увещательные поучения, чтобы привлечь нас к ревности и усердию последовать их примеру и чтобы воспламенить в нас любовь ко Господу и желание презреть мир и вступить в жизнь иноческую. Притом они показали и подтвердили, что и в монашестве нет никакого пути лучшего, удобнейшего, скорейшего, вернейшего и Господу благоугоднейшего, кроме того как всесовершенно отречься своей воли и со всей истинной искренностью предаться в повиновение отцу духовному и жить с послушанием без рассуждения. И такое житие они назвали превысшим всякого иного жития как христоподражательное и страстотерпческое, быстро возводящее на небо и безбоязненно поставляющее пред Богом.

Если же сам непокорный брат будет и иным советовать, чтобы не повиновались, и говорить: «Да не трутся выи ваши под бременем смиренного послушания», то сколь лютое последует зло! Если не будет изгнан такой и будет оставлен между братьями, имея споспешником себе и советником непокорного беса, то непрестанно будет смущать и развращать более немощных, чтобы не поддавались, не теряли своей свободы и не становились рабами аввы и всего братства. И если в этом он всесокрушенно не раскается, то поистине трудно и даже нет надежды ему спастись, поскольку едва ли есть грех более этого прегрешения. Ибо видим, что много раз случается новоначальным по некоему обстоятельству преслушаться, отказаться и не повиноваться или не исполнить в точности заповедания отца своего или чего-либо переданного святыми правилами или из-за бессилия и немощи, или из-за некой причины. Однако грех такого преслушания близ милости Божией находится, а тем более если такой за неисполнение и неповиновение свое еще скорбит, тужит и окаивает самого себя. И ради такого сокрушенного раскаяния его, по благодати Божией, это преслушание и в грех ему не вменяется.

Если же кто добровольно склоняется в душе своей к непослушанию и непокорности, утверждается в них и мнит о себе, что делает право и хорошо, то это диавольский недуг, поскольку и диаволу нестерпимо расстаться со злобой своей и непокорством. И, живя с таким зломудрованием, совершенно невозможно спастись, и нам не следует обращать ни единого слова к таким.

Такой сугубому подвергнется осуждению, если не покается и не обратится. Первое — за свою злобу и непокорность. Второе же осуждение он услышит — и сугубой муке повинен будет — за погибель брата. Хотя братья, пребывающие под покровом благодати Божией, и не принимают его умовредные и богоненавистные советы и не соглашаются с ними, однако он осудится как уже развративший братию. Сколь же нестерпимая мука за это уготована, не может постигнуть никакой разум. Следовало бы поистине отчаяться таковому, если бы непобедимое человеколюбие, долготерпение и милосердие Божие не превышало грехов всего мира. А потому, если и он обратится, познает свое заблуждение, всем сердцем припадет ко Господу с истинным раскаянием и смирением и прибегнет к отцу своему и ко всему единодушному и богоугодному братству, повергаясь с сокрушением к стопам их, умоляя искренно простить его и принять как блудного сына, то все грехи его и злоба погрузятся в бездну человеколюбия Божия и потонут в ней и он обновится душой и с тех пор станет жить в любви, мире и радости о Духе Святом. И по смерти не помянутся грехи его, но вместе со всеми богобоязненными и богоугодными братьями он водворится в вечном блаженстве. Если же до конца пребудет упорным в своем злом мудровании, то наследует тягчайшее осуждение, ибо говорят святые отцы: «Всякий, кто делает противное Богу, вновь распинает Господа», как и Сама Матерь Божия сказала кающемуся Феофилу, говоря: «Оскорблений и досад, которые вы наносите Сыну Моему, распиная Его второй раз грехами вашими, Я ни видеть, ни слышать не могу. Нужны же таким многие труды и подвиги и сокрушение сердечное, чтобы умолить благоутробие Его. Ибо хотя Он и весьма милосерд, однако Он и Судия праведный, и грозный Мститель, каждому воздает по делам его».

Итак, если непокорный не обратится, не перестанет развращать других и не понесет достойных трудов покаяния, то и Матери Божией будет он ненавистен, и Сам Бог будет ему грозным мстителем. Куда убежит и где укроется такой от гнева Божия?

Хотя такой и выказывает любовь и желание содружества, но можно ли признать любовью то, в чем скрываются сети диавола и обольщение, чтобы уловить и отвлечь от спасительной стези? Истинная духовная по Бозе любовь в том заключается, чтобы мы всячески друг друга подкрепляли и увещевали к богоугодным трудам, постническим подвигам и самоотвержению, подобно тому как делали многие во время гонения и мученичества, то есть отцы чад, мужи жен и жены мужей, брат брата и все друг друга увещевали и утверждали в мужественном терпении за Господа. Или подобно преподобным подвижникам, ибо и они говорили друг другу: «Будем, братья, терпеть до конца. Вот еще мало — и кончится наша жизнь», и прочее. А кто небрежет и нерадит о спасении, тот и сам не слушает полезного от своих наставников, и иных учит не повиноваться отцам духовным, чем и для себя, и для других погибель устраивает.

Слово 41

К слышавшему недобрые советы от развращенного брата

Всякий брат, слышавший от развращенного брата советы, поощряющие и склоняющие к слабому житию и отторгающие от послушания, не должен за это негодовать на него и оскорбляться, но, наоборот, следует с сердечным соболезнованием молиться о нем и вместе с отцом усердствовать о его исправлении, чтобы и он очувствовался и познал, сколь далеко он зашел, сбившись с истинного пути.

Слыша это написанное обличительное увещание, не должно также соблазняться, или повреждаться, или осуждать того брата, ибо отец хотя и к развращенному брату это написал, но вместе с желанием предохранить от подобного заблуждения слушающих и читающих увещание. Ибо тот, низводящийся в такой грех, может быть, по неведению увлекается. А если кто по прочтении и слышании этого обличения низведется в такое же богоненавистное устроение и поступки, то, как уже вразумленный, несравненно более осудится перед Богом и окажется по всему безответным.

Ныне же все вы, слышавшие это, должны весьма внимательно следить за собой, чтобы избежать евангельского осуждения: «Емуже дано много, много и взыщется от него» (см. Лк. 12, 48). А о таком следует молиться, чтобы он познал свое гибельное заблуждение и пришел в исправление.

Слово 42

К нежелающему слушать написанное поучение

Поистине неслыханно, чтобы кто, желая спастись, презирал Святое Писание и не хотел слушать продолжительного поучения и наставления отеческого. Видим, как Мария, упоминаемая в Евангелии, сидела у ног Иисуса, тщательно слушая поучения Его, и за то самое Господом была похвалена более сестры ее Марфы (см. Лк 10, 38–42). И при апостоле Павле люди сидели всю ночь и слушали поучения его, хотя и сном побеждались, как тот юноша, упавший с третьего этажа (см. Деян. 20, 7–9). И пророк Давид ублажает тех, которые поучаются в законе Господнем день и ночь (см. Пс. 1, 2). Вспомним и того старца, который каждый вечер подолгу поучал ученика своего и однажды во время поучения был низведен сном. Ученик же всю ночь предстоял перед ним, и за такое терпение ученика семь венцов были сплетены ему от Господа в ту ночь.

Ожесточенному же брату надлежало бы более тех понуждать себя с усердием предаваться слушанию полезных поучений, чтобы и самому приблизиться к их добродетели. Но вместо того он еще досадует, зачем его поучают и стараются о его исправлении.

Всякий нерадивый и не хотящий слушать полезных поучений, хотя и молит Бога о помиловании, однако не услышит его Бог и не примет моления его, поскольку он не слушает отца своего и отвращается от его отеческих наставлений. Еще помыслите, хорошо ли оставаться добровольно во тьме тогда, когда воссияло солнце? Так поступает тот, кто не хочет просвещаться Святым Писанием, на которое указывает ему отец. Подобно солнцу оно просвещает и согревает душу того, кто прилежит ему.

Вступившему в иночество подобает, по апостолу Павлу, почитать всё за сор и гнаться за спасением (см. Флп. 3, 8; 3, 14). Гнаться, а не медлить, то есть всё препятствующее богоугождению, отметать от себя, как сор, скоро и не малодушествуя. Видим гонящихся на арене: со сколь великим усилием они бегут, ни на кого не глядя; всех препятствующих с большой стремительностью отталкивают; и ум, и взор, и крепость, и душу, и тело ни к чему иному не простирают, как только к почести и к предстоящему концу. Так усиленно подобает стремиться нам к богоугождению, чтобы достигнуть спасительного чаяния и не лишиться жизни вечной. Но развращенный брат поступает противоположно: не только сам не прилагает тщания к исправлению, но и помогающих ему отвергает, и более свирепствует, и впадает в ненависть к отцу и ко всем богобоязненным братьям, заботящимся о нем и о его спасении.

Если же он говорит, будто потому не терпит продолжительного чтения и поучений из Святого Евангелия и святых отцов, что не разумеет и не понимает читаемого, то такой должен был бы еще больше показывать терпения и усердия и со смирением умолять отца и братию, чтобы вразумляли его и объясняли ему читаемое. Ибо без усердного тщания даже ничему земному и временному невозможно научиться, тем более невозможно без усердия и самому по себе правильно уразуметь Святое Писание.

Холодность же такая и отвращение к словам наставника очень сладки и любезны врагу, более всех величайших грехов, поскольку все грехи мы совершаем поползнувшись по немощи и падаем как люди, побеждаясь то яростью, то похотью, то нетерпением. А отвращение и нетерпимость к поучениям отеческим и к Священному Писанию происходят ни от чего иного, как только от неверия к наставнику, от ожесточения и презорства к слову Божию. Божие же слово столь важно, что должно его держаться и его предпочитать более жизни своей. Ибо все святые апостолы и мученики пожелали лучше страдать и умереть, нежели умолчать и не говорить слова Божия для спасения иных. Ведь если бы они умолкли и не возвещали поучительных слов, то могли бы избежать мучительных страданий, но мы не познали бы истины и пребывали бы во тьме пагубных заблуждений. А потому и у того брата, который ожесточается, свирепствует и отвращается от спасительных поучений, видны те же сердце и дух, какие были у безбожных тиранов, мучивших и убивавших святых апостолов, мучеников и святых отцов за поучения и проповедание слова Божия. И этот, если бы имел власть и силу тех мучителей, не только стал бы молить отца сокращать и оставлять поучения, но и употребил бы власть свою на то, чтобы насильно сжечь всё написанное для его обращения и назидания.

Хотя такой брат в точном смысле слова и не безбожник, и не варвар[16], однако делами своими подражает им. Ведь не имя христианское и монашеское спасает, но дела иноческие приводят ко Господу. Так и брат, если не слушает Святого Евангелия, отвращается от поучений и наставлений и живет с враждой, смущением, тщеславием, славолюбием, презорством и непокорством, не получит пользы от имени христианина и даже инока, поскольку, говорят святые отцы, какой страсти кто поработился, та ему и бог. И апостол говорит: если христианин сребролюбец, то считается идолослужителем (см. Кол. 3, 5). А потому также кто не хочет слушать святое поучение, тот добровольно делается служителем диавола и повинуется ему, так как только диавольским служителям противны и ненавистны святые поучения. И как можно признать благочестивым иноком такого брата, который ведет себя подобно неверным безбожникам? Поистине, если он о таком своем нечувствии и окаянстве не возопиет со стенанием ко Господу, чтобы Он всемогущей Своей десницей воздвиг его и помог ему обратиться и исправиться, то нет ему надежды на спасение.

Если бы брат отверг от себя пагубное высокоумие с презорством и искал бы смиренномудрия, тогда не только не захотел бы запрещать отцу составлять для него продолжительные поучения, но и просил отца умиленно, чтобы написанное для него всем объявлял и о его порочном житии прочитывал во всеуслышание. Ибо брат, соединившийся со смирением, того и желает и тем наиболее услаждается, когда его бесчестят и уничижают.

И так каждый да испытывает сам себя, поистине ли он признает себя непотребным и любит ли быть уничиженным. Тогда от всей души да благодарит Бога, поскольку это есть неложное знамение того, что вселился в него Дух Святой и по благодати Божией сподобился он дара смиренномудрия.

Отец же еще более осудится Богом, если не будет тщательно заботиться об исправлении брата: то поучая из Священного Писания, то записывая сам, что Бог внушает к его назиданию, поскольку брат, может быть, из-за страстного своего навыка, своенравия и высокоумия, словно во мраке, пребывает слепым и не видит, даже и не может познать своей гибели, но напротив, еще сам себя обольщает и мнит о себе, что правильно и хорошо поступает. Он подобен лишенному ума, который хотя ножом себя режет, хотя сам себя грызет, или в воде себя топит, или иным чем себе вредит и себя губит, однако, всё это совершая, мнит, будто хорошо делает. И если находящиеся при нем не станут его оберегать, то как не будут повинны в большем грехе и подвержены большему наказанию, нежели сам безумный? Так и братии, а наипаче отцу неминуемо последует горе и осуждение, если отец вознерадит и не будет оберегать, вразумлять и удерживать брата от душевной погибели. Да и сам брат при кончине лишится блаженного упования, и в бедственном отчаянии окончится жизнь его.

Оскорбления же и негодование порочного брата за продолжительные поучения или писания старца для его душевного назидания и исправления не только старца касаются, но и к хулению Самого Бога восходят, поскольку отец не от себя и не по своему рассуждению пишет и поучает брата, но настолько, насколько помогает и вразумляет Бог, как и Сам Он сказал в Евангелии: «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 5). А тем более невозможно без Господа и без Его всесильной помощи столь много писать и заботиться об исправлении брата.

Потому, о брат, оглянись на погибель души своей, если за труд и попечение отца ты платишь ему ненавистью и злобой! Насколько же более тяжко тебе препираться с Богом? Ведь если Господь благоволил быть старцу в этом служении, то есть быть попечителем и советником к назиданию и исправлению твоему и других, а ты ведешь спор против него, чтобы не советовал, не писал и не предлагал полезного, то этим самым Богу противишься. Сопротивляясь же Богу, как ты можешь быть Ему благоугоден?

Да будет же известно всем, что других приводить к спасению и охранять от греховных дел богоугоднее и благоприятнее пред Богом всех деяний, постов и подаваемой милостыни. Поэтому не только не подобает скорбеть, но наоборот, следует благодарить и молить отца, чтобы не только об одних его пороках писал и в них обличал, но и самомалейших погрешностей не утаивал и не оставлял без уврачевания, чтобы слушающие и читающие получали пользу. А через это сколь великое последует ему спасение, если только он сам захочет перемениться и исправиться, ибо Господь не только простит ему, но еще и по благости Своей зачтет ему то, что он словно и для братии послужил примером к исправлению.

Не так вызывает удивление тот воин, который, пользуясь здоровьем и силой, крепко сражается и побеждает, как тот, который, будучи весь в ранах и находясь в плену, не поддается и не порабощается, но вырывается и, избежав рук неприятелей и укрепившись, поражает их самих. Так и порочный, высокоумный и своенравный брат тогда будет достоин удивления и увенчается от Бога, когда поборет и отринет от себя богопротивные свойства: презорство, гордость, злобу, ненависть и пагубное высокоумие — и облечется, словно щитом и броней, кротостью, смирением и покорностью отцу и богобоязненным братьям.

Если же брат скорбит и не терпит того, что отец сам от себя пишет и излагает для него поучения и увещания, то и такое его негодование несправедливо, ибо и в житиях святых видим примеры благопокорных, смиренных и даже облагодатствованных учеников, которые не только не отягощались поучением своих наставников, но еще и сами записывали преподаваемые им устные наставления. Писание же это они почитали за священное сокровище и всеусердно старались и самой жизнью ненарушимо исполнять его, а по кончине их уже их ученики в свою очередь принимали его как священное наследие.

Видим много примеров святых, которые одними лишь словами спасали своих учеников и руководили ими; видим и таких, которые при словесных поучениях и писание свое предлагали для наставления. Но речи и наставления тех отцов, которые без писания, одними словами поучали, ныне нам неизвестны, и мы не знаем, как и чему они поучали своих учеников. А поучительными наставлениями, которые отцы оставили записанными, и по сей день весь мир вразумляется и пользуется.

Если бы Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и прочие святые отцы одними только словами опровергали еретиков и обращали от заблуждения и только устным поучением просвещали и утверждали в истинном богопознании, то мало последовало бы пользы, ибо благочестие процветало бы только в те времена, а по кончине их опять возникли бы и усилились злочестие и разнообразные ереси. Но ныне, благодарение Богу, хотя и тьмы еретических плевел произрастают из недр сатаны, однако мы, поучаясь в премудром и богодухновенном писании святых отцов и вникая в него, просвещаемся и утверждаемся в благочестии и всякое ложное и богопротивное учение, как зловоние и прах, с помощью Божией отметаем.

Если же презорливый и высокоумный брат уничижает писание отца как далеко отстоящее от сочинений оных премудрых светил вселенной[17], тогда тем более такому старцу, который и сам несовершен и многонемощен, скудоумен и грешен, более подобает писать, нежели говорить. Ибо, словами поучая, он легко может ошибиться и говорить с погрешностями; когда же пишет, со всякой внимательностью следит, чтобы всё было сходно со Священным Писанием. К тому же написанное он многократно предлагает на рассмотрение богопросвещенным отцам, а после их одобрения без сомнения предлагает и своим ученикам.

Но презорливого и ожесточенного брата, по слову святых отцов, и святые книги не могут привести в чувство, только один Бог силен такого исправить. Да и может ли такой высокоумный принимать простые слова своего старца и верить им, если то, что со столь великим тщанием написано и избрано из святых книг и что вся братия и отцы принимают и одобряют, он считает за нечто враждебное, да еще и глумливо говорит, что сам диавол научает отца такое сочинять и много писать, и если он не слушает поучения святого Лествичника о том, что от всякого подозрения на наставника необходимо отскочить, как от блуда? Он же не только не отвергает таких хульных мнений и подозрений, но и правое писание старца приписывает диаволу. И если немаловажным и греховным, говорит святой Лествичник, является то, когда кто-либо просто только в чем-нибудь не соглашается со своим наставником или противоречит ему, то чего достоин тот, кто непрестанно негодует, прекословит и отвергает руководство и учение своего старца, именуя его наущением диавола, тем самым и иных расстраивая и увлекая их к тому же?

После такого хульного изречения следовало бы даже и часа не терпеть брата, но тотчас от себя, от братства и из святой обители изгнать. Но поскольку Господь запретил самому за себя мстить (см. Рим. 12, 19), потому и старцу подобает терпеть. И еще Он повелел любить врагов и добро творить ненавидящим (см. Мф. 5, 44). А потому и старец со всем тщанием стремится обрести спасение брата и неусыпно старается о том, чтобы он наследовал вечное блаженство.

Поэтому должно брату, поскольку он видит такую неизменную к нему любовь старца и болезнующее усердие о его спасении, верить, что отец его предлагает то, в чем сам должен дать ответ Господу, следовательно, не иное что, как только согласное с волей Божией и служащее к его исправлению. И если с таким смиренным помышлением он послушает увещаний своего отца, то в последующее время поживет мирно, в любви, в согласии и в радовании и пребудет любезен Богу, старцу и всему братству.

Помыслите, что является бόльшим и достойным уважения: чудо ли некое увидеть или голос и слова Божии услышать? Несомненно, вы скажете, что намного предпочтительнее голос и слово Божие. Но люди развращенные и чудеса видели, и голос с небес слышали, но ни из чего не извлекли пользы. Ибо они, видя чудеса, разгорались завистью; слыша голос, «глаголаху: гром бысть» и «Ангел глагола Ему» (Ин. 12, 29). Ныне же не с небес, но словно из уст Божиих слышим мы Святое Евангелие и лицом к лицу предлагается нам проповедь святых апостолов и святых богоносных отцов, и принимающих то с верой и простосердечием видим среди спасаемых, а пренебрегающих тем — заблуждающимися и далеко отдаляющимися от Бога и своего спасения.

Слово 43

К спящим при чтении поучения

Тех, которые не внимают Святому Писанию (то есть слышат и не разумеют), Господь уподобляет семени, посеянному при пути, по притче евангельской. Он показывает, что ими же и обладает враг, говоря: «Приходит враг и отнимает у них слово, чтобы они не уверовали и не спаслись». И еще по Господней притче: прельщение, богатства и житейские попечения подавляют слово Божие, равно от печали и гонения некоторые соблазняются (см. Лк. 8, 5–15). Сонливый же брат недугует более всех этих (от которых враг отнимает разумение из-за богатства или гонения и которые не приносят плода), поскольку те хотя бы слышат, он же из-за дремания не удостоен и слышания.

Может быть, сонливый брат не за великую погрешность считает свое дремание и потому низводится в сон, или не уважает как должно слов Священного Писания, или маловерен и не твердо верит тому, о чем в Святом Писании повествуется, и тому, что оно спасительно и передано нам от Самого Бога через Евангелие или через святых Его апостолов и богоносных отцов. А потому как бы самое благоволение Божие и заповедание Его он презирает. Когда кто без веры и без усердия слушает, то запрещено такому предлагать словеса Божии, ибо говорит Господь: «Не мечите бисера пред свиниями» (см. Мф. 7, 6). Так тем более для спящих непозволительно читать Святое Писание, потому что оно словно на воздух читается.

А еще представляется, что инок, спящий и дремлющий во время чтения, осудится более людей свинонравных и неверующих, поскольку тех не облистал свет познания истины. Инок же, как богопросвещенный и призванный благодатью Божией, пребывает в ангельском чине. И, будучи в таком прославленном достоинстве, сном своим и дреманием он лишает себя вразумления и пользы, происходящих от Священного Писания.

Такой дремлющий нисколько не удобряет и не утучняет свою душевную ниву источниками, истекающими от Святого Духа через слово Божие. Но мало-помалу увядает и окончательно иссыхает в его душе и самое изволение и намерение стяжать спасительные плоды, и от нерадения непременно приходит он в небрежение, расслабление и забвение заповедей, правил и преданий святых отцов. И таким образом он опять возвратится к своим страстным наклонностям и окончательно останется во власти диавола. Потому и в Святом Евангелии сказано о нерадивых: «Иже не имать, и еже мнится имети, возмется от него» (Лк. 8, 18). И еще: «Ведевый и не творивый, биен будет много» (см. Лк. 12, 47).

Сонливый брат сам должен познавать по себе, в какое зло сходит он через сон и дремание и, наоборот, к какому восходит преуспеянию через бодрствование и трезвенное поучение и что он более любит и уважает. Если за трапезой и за праздными беседами не дремлет, а на молении, чтении и божественном поучении спит и дремлет, то уже не Бога любит и чтит и не Богу служит, а мамоне и праздным беседам. А потому такой и равен идолослужителям.

Помыслим еще, можно ли приобрести или сделать что-либо погруженному в сон и нерадение? Тем более невозможно нерадящему и беспечно предающемуся сну и нечувствию приобрести благодать Божию, и сподобиться спасительных плодов, и получить жизнь вечную.

Потому если хотим наше спасение устроить, то будем стараться подражать истинно и ревностно взыскующим Господа и всей душой служащим Ему. Ведь они трудились в совершении всенощного бодрствования. Многие из них даже и под кров не входили, но под открытым небом разными способами боролись со сном, неотторжимо держались памяти о Господе Боге своем и днем и ночью поучались в Божественных Его словах. Так тем более греховно и непростительно, пользуясь ночью сном и успокоением, быть днем бесчувственным и погружаться в безвременный сон и дремоту при слушании чтения и поучения и через то лишаться проистекающей от них пользы. При чтении необходимо нужно иметь бодрость ума, память трезвую, внимание углубленное и рассуждение незаблуждающееся. Дремлющему же этих действий иметь совершенно невозможно. Всего же страшнее то, что этим самым дреманием показывается явное нерадение и пренебрежение к словам Божиим, вернее же к Самому Богу. А через то брат и спасения своего лишается.

Мы знаем, что враг — льстец, стремится всегда через малые вины низвергать в величайшие беззакония. Что меньше, чем посмотреть на женщину? Однако этим самым и святого пророка Давида он низринул потом в тягчайшие беззакония и многих таким образом погубил. Так и этот вражеский недуг дремания во время чтения представляется невеликим, но отнимает у нас весьма великие блага. Ибо если бы мы с трезвением слушали святое поучение, то, может быть, и последовали бы читаемому, и научились бы, как бороться со страстями и похотями, как послушание иметь, как в общежитии жить и подвизаться в терпении, как пустынническое житие проходить, как безмолвствовать, как хранение ума стяжать, как смирения и любви достигнуть, как на все труды беспрекословно себя предавать, как подвизаться соразмерно силам своим. Одним словом, легко научились бы, как подражать святым, как стереть главу самого сатаны (см. Быт. 3, 15) и Богу угодить. Дремлющему же о всем таком услышать и этому научиться совершенно невозможно. Итак, мы видим, как диавол через малое дремание великого и спасительного сокровища нас лишает, пустыми от всякого знания и неразумными нас делает. Господь говорит в Святом Евангелии: «Я не сужу, но слово Мое, то судит в последний день» (см. Ин. 12, 48). Слово же Божие не только то одно, что проповедуют на кафедре учителя, которое мы или никогда не слышим, или слышим очень редко. Слово Божие есть Священное Евангелие и прочее Божественное Писание, также и церковное последование. Слово Божие есть жизнь, душа, воскресение для слушающих его. «Живо бо слово Божие и действенно» (Евр. 4, 12). Мертв ли кто душой своей из-за безбожия или из-за грехов своих — кто может его воскресить? Слово Божие, которое есть жизнь. Заблудился ли кто во тьме ереси или в пути развращенного жития — кто может его просветить? Слово Божие, которое есть свет и истина. Болен ли кто душой? Слово Божие есть исцеление. Жесток ли кто сердцем? Слово Божие умягчает его. Грешник ли кто отчаянный? Слово Божие влечет его к покаянию. «Живо бо слово Божие и действенно». Григорий Богослов говорит, что слово Божие есть хлеб ангельский, которым питаются души, Бога алчущие. Евреи в пустыне питались манной, души же христианские питаются словом Божиим. И если бы там, в пустыне, не послал Бог манны, что было бы с бедным народом? Так если не будет слова Божия, что будет с христианами? Хуже этого голода и казни гнев Божий наслать не может. Бог угрожал евреям устами пророческими, говоря так: «Послушайте, о жестокосердные люди израильские! За грехи ваши и неправды ваши пошлю Я на вас голод, но в слове Божием, то есть вы возжаждете, взалчете, возжелаете себе слова Божия, но его не услышите. Вот, Я пошлю на вас голод, не голод хлеба, но голод слышания слова Божия» (см. Ам. 8, 11). Не слышаться в Церкви Божией слову Божию, не находиться этой небесной манне, этому хлебу ангельскому, которым питаются души, Бога алчущие, вовсе перевестись семени евангельской проповеди — это такой голод, что не тела, но души к умиранию и смерти приводит, а смерть душевная в мýке состоит. Такое наказание — самый явный знак Божия гнева, погибель душам, печаль и убыток Христу, радость же диаволу.

Еще представляется, что лучше во многих мерзостях и нечистотах валяться, нежели беспечно предаваться сну и дреманию во время чтения. Поскольку сотворившие блуд, кражи, пьянство и прочие развратные дела могут перемениться через слышание Святого Писания и поучения и очиститься благодатью Божией. Сонливый же брат сам себя лишает всякого познания и даже рассуждать о спасительном не может. Но как животное, не имеющее разума, не может и на небо посмотреть, так и тот беспечный и невнимательный не способен к горнему мудрованию и не удостаивается его и оказывается пуст от благодати Божией.

Потому крайне необходимо не нерадеть об этом пагубном недуге, но молить о помощи свыше от Самого Господа, стараться ревностно и усердно бороться против сна и дремоты и с великим подвигом понуждать себя. Тогда и Господь поможет по обещанию Своему: «Просите и дастся вам» (Мф. 7, 7). И еще: «Иже имать [усердие], дастся ему, а иже не имать, и еже мнится имети, и то возмется от него» (см. Лк. 8, 18).

Если некая птица, по слову святого Исаака (птица сирин в мифологии), своим пением пленяет человека настолько, что он от сладости слышания ее забывает себя, следует за ней, падает и умирает, то тем более глас Божий в Священном Писании силен был бы совосхитить нашу душу и пленить сердце в свою Божественную любовь и сладость, если бы мы с достодолжным вниманием, верой и усердием слушали Священное Писание и поучались в нем. Такое благодатное действие видим у многих святых, которые от сладких словес Божиих, то есть от Евангелия и прочих священных поучений и повестей, настолько пленились и увлеклись любовью к Богу, что были вне себя от многой сладости и радования, забывали и самую пищу и питие, как повествуют преподобные Исаак и Дорофей и как рассуждают Григорий Синаит со святым Максимом. Но даже и самые грехолюбивые и развращенные люди, углубившись в Священное Писание, тотчас обращались от скверны греховной к святыне.

Потому, когда мы видим столь великую пользу и верное спасение, проистекающие от святых поучений, как не осудится нерадящий и беспечно предающийся сну и дреманию?

Вспомним опять слова Самого Господа, сладчайшего нашего Иисуса Христа. Как Он желает, чтобы мы знали и помнили заповеди Его, и словно молит нас об этом, говоря: «Вы друзи Мои есте, аще творите, елика Аз заповедую вам» (Ин. 15, 14)! Всякий же нерадивый и дремлющий как может познать и помнить, а тем более исполнить волю Господа? А потому и далеко отстоит такой от истинных друзей Христовых. Истинные друзья Божии, поскольку со всем усердием слушали и сердцем принимали слова Христовы, столь великой любовью к Нему привязались, что все считали за сор (см. Флп. 3, 8): удалялись от родственников своих, пренебрегали своим здоровьем, никакие препятствия, никакие напасти, ни мучение, ни даже самая смерть не смогли удержать их от стремления к возлюбленному Господу. Последуя учению Его, подражая Его человеколюбию, они и сами настолько разжигались ревностью по Бозе и любовью к ближним, что желали быть жертвой ради спасения тех и, словно бы ища свою потерянную душу, обходили вселенную. Так они сострадали сердцем и заботились о спасении каждого человека. Чего только они ни делали, каких усилий и средств ни предпринимали, — и делами, и поучениями — и собой всем показывали пример того, как должно служить Богу. И как человеколюбивые отцы, для наставления, увещания, толкования, поучения оставили нам в воспоминание и помощь свое спасительное писание, а также правила, догматы, законы, предания, уставы, и обряды — одним словом, всё необходимо нужное и служащее к верному спасению. И сами они заповедуют и молят нас, чтобы мы усердно и трезвенно внимали себе и управляли собой по переданному от них, за что и сами ходатайствуют за нас пред Богом. Потому сколь великого осуждения, даже отвержения от Бога и удаления от части спасающихся достоин будет презирающий слово Божие и поучение святых Его, нерадящий о нем, а тем более глумящийся над ним. А которые поистине усердствуют угодить Господу и заботятся о своем спасении, те все почитают за сор (см. Флп. 3, 8) и день и ночь поучаются в Священном Писании.

Слово 44

О посылании послушником подарков и о неподобающей любви к родственникам

Послушнику посылать дары совершенно запрещается святыми отцами, и вместо благословения они вменяются в проклятие и огонь, всё истребляющий. Василий Великий пишет: «От родственников, друзей и родителей должно произволением так удаляться, как, мы видим, разлучаются мертвые с живыми. Ибо кто истинно при восприятии подвигов добродетели обнажает себя, кто от всего мира и от всех в мире находящихся вещей отрекается и, скажу больше, распинает себя миру, тот для мира и для всех сущих в мире умирает, хотя бы то были родители, хотя бы братья или имеющие с ним третью, или четвертую, или дальнюю какую степень родства. Если же родители из мира выйдут и к жительству сына присоединятся, тогда они — воистину сродники, имеющие чин не родителей, но братии. Ибо Истинный Отец — первый Отец для всех. Второй же после Него — наставник в духовном жительстве. А родственникам мы желаем лучшего, имею в виду — правды и благочестия и того, что мы почитаем за великое. Ибо и нам желать этого прилично, и им полезно эти плоды от нас получать. Ради этого попечений и забот о них (то есть о родственниках) в мыслях наших мы иметь не должны. Ибо диавол, видя, что мы всякое житейское попечение отложили и решительно на небо устремляемся, тотчас наводит на нас воспоминания о родственниках, побуждает нас заботиться об их делах и понуждает наш разум погружаться в житейские мудрования: каково у домашних наших имущество, изобильное или скудное, и прочее. И делает он так, что мы радуемся с ними их благополучию и соболезнуем их несчастьям, с ними враждуем против их врагов, хотя нам повелено не иметь ни единого врага (см. Мф. 5, 44), и радуемся с ними их дружбе, хотя и с людьми, недостойными духовного содружества; также и злые наклонности вместо духовных мыслей [диавол] в помыслы наши вводит. А часто случается, что подвижник из-за великой любви к сродникам и святотатство совершает, чтобы помочь нищете родственников. Ибо вещи, которые хранятся ради святых, посвятивших себя Богу, почитаются и принимаются за святые и праведно посвященные Богу, а потому похищающий что-нибудь из них является одним из дерзающих творить святотатство.

Познав несносный вред, происходящий от любви к родственникам, бежим от попечения о них, как от настоящей диавольской стрелы. Ибо Сам Господь такую склонность и обыкновение запретил: одному из учеников Он не позволил только проститься с домашними, а другому даже и землю на тело отца посыпать (см. Лк. 9, 59–62). Кажется, что оба с благословными и справедливыми прошениями обращались, однако Спаситель им не позволил; даже и на малое время Он не дозволил от Себя отлучаться питомцам Царствия Небесного, чтобы они по какой-нибудь склонности к земным и плотским пристрастиям или не сделали, или не подумали чего-нибудь такого, что ниже высокого и небесного мудрования, потому что непристойно помышляющим о небесном иметь попечения о земном, как уже умершим и умом выше мира соделавшимся.

Если же кто скажет, что закон повелевает заботиться о родственниках, говоря: “И от свойственных племени твоего не презри” (Ис. 58, 7), и апостол: “Аще же кто о своих, паче же о домашних не промышляет, веры отверглся есть, и невернаго горший есть” (1 Тим. 5, 8), — тому дадим краткий ответ: божественный апостол сказал это о людях светских и земное богатство имеющих, способных помогать нищете родственников.

Ты же, о инок, умер и распялся миру; отрекшись от земного богатства, нищету возлюбил; посвятив себя Богу, стяжанием Божиим сделался (1 Кор. 3, 9). Как мертвый, свободен от обязанности дарить что-либо родственникам; как не приобретающий, не имеешь, что подать. Более того, поскольку и само тело ты принес Богу, впредь уже никакой не имеешь власти над ним, как посвященным Богу. И не можешь ты быть в услужении у людей, но с одними только единонравными, совершенно посвятившими себя Богу должен жить. Иначе как будут тебе приличествовать упомянутые слова из Священного Писания? Или как не согрешишь, преступая данные тобой обеты о подвижничестве?» (До сих пор были слова Василия Великого.)

А потому ни один духовный отец, подражающий Христу, без благословной причины не дерзнет ученику своему дать благословение или позволение даже и на малое время отойти в дом своих родственников или заботиться об их делах. Если Сам Господь последующих Ему отделяет, как живых от мертвых (см. Лк. 9, 60), то не явно ли, сколь греховно и противно Его Святой воле, чтобы избранные Им и посвятившие себя на служение Ему Единому, попирая совесть, преступая правила святых отцов и нарушая послушание и покорность своему духовному отцу, обращались вспять и, увлекаясь любовью и пристрастием к домашним, осквернялись и загрязнялись душами в мирских развлечениях, удовольствиях и попечениях? Может быть, подумает кто: «Потому мне позволительно и не греховно временами жить в доме своем, что я не принял еще пострижения». Но и такой обольщает себя и обманывает свою совесть, ибо Бог судит по намерению, а не только по делам нашим. К тому же если он и отцу предал себя по правилам иноческим, то уже всё совершил со своей стороны и ни по какой причине не имеет права и свободы отлучаться от отца своего без нарушения иноческих правил. Как, по словам святого апостола, «пес возвращается на свои блевотины и свинья, омывшись, в кал тинный» (см. 2 Пет. 2, 22), так поступает и инок, вращающийся среди мирян. И еще: «Кто хощет друг быти миру, той враг Божий бывает» (см. Иак. 4, 4). И как может отец заботиться о таком ученике, который отлучается от него и от благоговейных братьев, и охранять его? И как такой предстанет Господу и соединится со всеми сонмами и соборами иноков, которые претерпели до конца ради любви Божией (см. Мф. 10, 22; 24, 13), из которых многие были и царями, и князьями, однако не только не возвращались вспять, но даже в слух свой не впускали чего-либо житейского, и избегали самого свидания с домашними и родными, и даже матерей своих, пришедших к ним, не принимали для свидания и собеседования?

Еще говорят святые отцы, что один взгляд на развращенного мирянина убивает монаха. По этой-то причине немощным из братьев запрещается даже и в святые церкви мирские на моление ходить, чтобы не получили какого-либо вреда душевного, видя разных людей, напыщенных и разряженных для прельщения и обольщения. Ведь Бог более всего требует от инока неразвлеченности ума, и не столь приятна Ему его молитва, сколько благоволит Он к его охранению себя и внимательному наблюдению за собой и услаждается этим.

Потому говорят нам святые отцы Каллист и Игнатий в Добротолюбии: с самого начала все помыслы суетные и помыслы о домашних, пока они еще младенцы, разбивай о камень, который есть Господь наш Иисус Христос (см. Пс. 136, 9; 1 Кор. 10, 4). Ибо многие так сами себя прельстили и, более того, погубили: вознерадели вначале и понадеялись на себя, за ничто считали помышления, затем слагались с ними сердцем и напоследок окончательно предались обольщению льстивого диавола, которому не смогли противиться. И, увлекшись сладострастием, они возвращались в мир, иные же вступали в супружество, а иные впадали в уныние, печаль и тоску. Страшась же окончательно извергнуть себя из монашества, они жили словно в удавке и от нетерпения, как повредившиеся умом, скитались с места на место и нигде не обретали себе покоя.

А потому как желания и помышления, так и то самое, что послушник посылает дары, — всё это бывает по наущению диавола, так как послушник делает это против воли отца своего. Хотя и не тайно, хотя и с его позволения, но испрашивает с усилием, убеждая отца позволить ему. Если же отец не позволит, то он бывает печален и негодует, не внимая увещанию отца, который с отеческой любовью указывает ему на предания и правила святых отцов, не только воспрещающих посылать дары и вступать в сношения с мирянами, но воспрещающих и осуждающих всякую о них заботу и помышления. И если он пребывает бесчувственным, и не покоряется ни правилам святых отцов, ни убеждениям своего наставника, и не стыдится негодования братии на это, то как не будет сам виновен в своем осуждении? И зачем такой вступил в иночество и оставил мир, если не соглашается покоряться иноческому уставоположению и если душой и сердцем пригвожден к домашним и родственникам, и всё помышление свое обращает к ним, и заботится о них больше, чем о своей душе? Как такого брата возможно назвать послушником, тем более недостоин он иноческого звания! Ибо тот является истинным иноком, кто кроме Бога и отца своего по Бозе ни о ком не думает и ради благоугождения Господу ничем земным не порабощается.

Этот же поистине наиболее достоин слез, ибо сам не чувствует своей погибели, но мнит, что хорошо делает, и пренебрегает тем, что таким образом он оказывает преслушание отцу и оскорбляет всё братство. А если бы он покорился увещанию своего отца и правилам святого Василия Великого, то в скором времени почувствовал бы в душе своей свободу и бесстрастие ко всему земному, всей душой и помышлением стремился бы к Богу, воспламеняясь ежечасно Его Божественной любовью, и преуспевал, просвещаясь благодатью Святого Духа. Иначе же отнюдь невозможно истинно служить Господу, чисто любить Его и памятовать о Нем. Ибо Он Сам изрек: «Аще кто не возненавидит отца и матерь, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик» (см. Лк. 14, 26). Следовательно, брат необходимо должен свою пристрастную любовь к родственникам угасить, как препятствующую спасению, по слову Божию: «Аще око твое соблажняет тя, исткни е и верзи от себе» (см. Мф. 18, 9; Мк. 9, 47). Если же он не повинуется ни голосу Божию, ни преданиям святых отцов, то как избежит осуждения? И поэтому как сам он за непокорность свою подлежит осуждению, так и посылаемые от него дары бывают предосудительны. А где принимается посылаемое вопреки воле Божией, особенно же по наущению диавола, там не может быть благословения, но злополучие и разорение! И принимающие от него дары лишаются награды и воздаяния от Бога за свои подаяния и приношения. А потому и себе, и тем он навлекает осуждение.

Тщеславный, бесчинный и миролюбивый монах жительствует с братией подобно прелюбодею, который пренебрегает законной своей супругой, любящей его и сберегающей всё его имущество, оскорбляет ее и презирает, прилепился же душой к тем, которые растрачивают всё его имение и губят саму его душу. Так и этот бесчинный брат живущих вместе с ним духовных братьев, любящих его и заботящихся о нем, не уважает и оскорбляет своим непокорством и самочинием. А мирских, которые отнимают его душевное спасение, лишают его безмолвия, не позволяют и препятствуют ему жить по закону иноческому, заграждают ему вход в Царство Небесное и лишают любви Божией и единения со святыми, он любит и прилежно старается угождать им своими услугами и посыланием подарков.

Вступив в иночество, подобает слушать наставления и внимать им, во всем покоряться, нигде ни в чем своего желания не доискиваться, нраву, воле и желанию своему отнюдь не внимать, стараться во всем покоить отца своего и живущую с ним братию и услуживать им.

Если же, о послушник, будешь противоречить и по своему обычаю, нраву и хотению начнешь жить и тем отца своего вместо упокоения в печаль ввергать, то, живя так, напрасно будешь растрачивать свои дни и отнюдь не сможешь достигнуть спасения.

Слово 45

Об оставлении иночества, духовного отца и братства

Пусть и вся вселенная начнет плакать и рыдать, но не оплачет она достойно тех, которые, вступив в иночество, в жизнь равноангельную, не имеют произволения мужественно терпеть и повиноваться увещанию святых отцов, единогласно повелевающих иноку после принесения обетов уже не исходить более из обители и не переменять места своего жительства.

Ты же, брат послушник, как дерзаешь попирать свою совесть и нарушать данное перед Богом обещание быть до смерти послушным и повиноваться во всем? И после этого как не страшишься пренебречь правилами и увещаниями всех святых и явиться солгавшим перед Богом, чем и Господа от милости обратишь ко гневу на себя? Ибо, отпав от послушания, ты окажешься подобен непослушным бесам, а потому вместе с ними и Господом возненавиден будешь и всю радость и торжество святых ангелов и всех святых, бывшие на небесах о тебе, обратишь в сетование. Ибо говорится в Святом Евангелии: «Радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся» (см. Лк. 15, 10). Так тем более святые ангелы и все святые угодники Божии возрадовались о тебе, когда ты богоугодное троякое обещание давал перед Господом. Первое: когда ты из-за грехов своих ради примирения с Богом пришел в святую обитель, чтобы в иночестве служить Богу, тогда и Сам Бог таинственно встретил тебя, и, как отец щедролюбивый, пал на шею твою, и облобызал тебя, и облек тебя Своей благодатью. Второе обещание ты дал в том, что ни из-за муки, ни из-за угрозы смерти не оставишь иноческого жития. Третье же обещание ты дал перед Богом [в том], что будешь жить подобно истинным послушникам, повинуясь отцу твоему духовному и не разлучаясь с ним до смерти. И за такое твое третье обещание единогласно все святые отцы несомненно уверяют тебя, говоря, что спасение твое уже совершилось, и ты через послушание стал подражателем Спаса Христа, и не имеешь потребности поучаться, как отвечать за себя Богу, поскольку наставник твой на руках несет тебя к Богу. И если с самого начала, отвергнув все помышления и прилоги вражеские и полагаясь на волю и руководство отца своего, претерпишь, то окажешься верным воином Царя Небесного, переносящим от врага великие наветы, брани и искушения. И неизменно пребудешь в звании своем, и достодолжно, неуклонно понесешь иго Христово до конца жизни твоей, чем и других примером своим привлечешь к подражанию и окажешься ходатаем спасения и иных. И так прославится нами Богом прославляемая жизнь иноческая; прославляющий же Бога и сам Им прославлен будет (см. 1 Цар. 2, 30).

Сколь же, напротив, опасно и бедственно состояние того, кто, оставив отца и братию, остается один беспомощным! И не избежит такой сетей диавола, ибо злой дух, «яко лев рыкая» (1 Пет. 5, 8), ищет нашей погибели и имеет тысячи сетей и прельщений для уловления нас. Но, по слову святого Лествичника, живущий с наставником и духовным братством хотя и претыкается, однако не умирает. Без помощи же он может не только преткнуться, но и упасть, и умереть, то есть погибнуть. Василий Великий говорит так: «Если кто-то хочет оставить обитель, в которую был призван, отца и братию, не из-за ереси[18], но из-за укоризны, или раны, или из-за того, что видел, как обитель на час пришла в смятение, или из-за бдения, или низулежания, или неумовения, или от того, что он меньший всех, или потому, что желает мира и того, что в мире, или потому, что отец, или игумен, или брат сильно его огорчил, и от этого хочет выйти, — горе ему! Кому его уподоблю? Только Иуде предателю, разлучившемуся со Христом и учениками Его!» И еще он же говорит: «Подобает ясно увериться и в том, что однажды вступившему в союз и единение духовного братства невозможно отделяться или отлучаться от тех, с кем соединился. Ведь если люди в жизни вещественной, часто сходясь в общества, никак не могут разлучаться вопреки заключенным условиям, а делающий это будет подлежать определенным наказаниям, то тем более тому, кто вступил в соглашение духовного сожительства, имеющего неразрывную связь, невозможно оставить тех, с которыми соединился, а делающий это облагает себя тягчайшими наказаниями свыше, становится мертв душой и лишается духовного дарования, поскольку отверг данный Богу обет».

К этому приложу и слово святого Златоуста к Феодору падшему: «Благовременно и мне сказать ныне, и гораздо более, чем пророку Иеремии, ведь я не разорение города оплакиваю, не пленение законопреступных мужей, но опустошение священной души, разрушение и погубление Христоносного храма, красоту ума, которую попалил диавол в отпадении! Кто не заплачет, слыша, что варварские руки Святое Святых осквернили и, подложив огонь, все сожгли? А теперь уже не то, но храм пуст и лишен божественной красоты, лишен всякой безопасности и охраны. Ни дверей, ни запоров не имеет, но открыт для душетленных и скверных помыслов. Помысл ли гордости, помысл ли блуда, или сребролюбия, или из всех сквернейший захотят войти — никто не помешает! Потому я плачу и сетую об отпадшем».

Выход или бегство из обители настолько страшны и прокляты, что святые отцы не повелели ни предавать бежавших погребению, ни прошения за них совершать, как за преступивших свои обеты. Но даже и перемена монастыря запрещена Вселенскими Соборами: «Если какой инок убежит из своего монастыря, или в иной монастырь войдет, или в мире станет обитать, тот сам с принявшим его да отлучится до тех пор, пока не возвратится в свой монастырь. И игумен, если с прилежанием не поищет его, да отлучится».

О, как страшна эта вещь, и страшен суд Божий на прежде совершавших это преступление и ныне дерзающих! Если в нынешнем веке и не постигнет их казнь за это, то вечное томление ожидает непокаявшихся преступников своих обетов.

Слово старца схимонаха Зосимы к сестрам его обители

Опять обращаюсь к вам, о богоизбранные сестры! Вот, смотрите, сколько с помощью Божией я представил вам наставлений об истинном, богоподражательном, смиренномудром послушании и о противоположном горделивом непокорстве. Я, грешный старец и попечитель ваш, от болезнующей души написал это ради утверждения вашего, для того чтобы и вы, о возлюбленные сестры, боясь страшных прещений, соблюдали себя тщательно от нарушения преданий и ваших обетов и всё тщание прилагали к утверждению друг друга в терпении, подражая святым девам, обручившим себя Господу: Варваре, Екатерине, Иулиании, Евдокии, Мелании, Евпраксии, Евфросинии, Ксении и прочим. Они не только богатство свое, обручников и супругов из-за своей любви ко Господу оставили, но и кровь свою и души на мучение Христа ради предали. Потому, если вы воспротивитесь и не захотите следовать с покорностью и смирением по указанному вам мною пути и поступать по правилам, преподанным святыми отцами, то, простите, я, грешный, не могу вмещать немирствия вашего и непокорства. И более желаю обратиться к моему любимому безмолвию, чтобы заботиться о своей душе, чем напрасно и бесполезно растрачивать свои дни, не видя вашего преуспеяния под моим руководством и попечением. Оставив вас, я в одном дам ответ Господу, что не смог управлять непокорными и высоко мнящими о себе и служить им. А потому если и не получу награды, то хотя бы избавлюсь от осуждения. Если же до конца останусь с вами, а вы всегда пребудете упорны и непокорны, то сколь великое горе и осуждение за каждую из вас мне предстоит! По этой причине и предлагаю вам избрать одно из двух: или, отвергнув окончательно свою волю и мудрование, преклонитесь всей душой к совершенному смиренномудрию и послушанию, или отпустите меня, чтобы и вам не получить большего осуждения за то самое, что я ради вас оставил безмолвие и спасительное житие и предпочел воспринять служение вам, как богоизбранным девам, уневещенным Самому Господу нашему Иисусу Христу. Вы же, напротив, своим непокорством и возношением предаете себя диаволу, меня же вовлекаете в смятение, болезнь и скорбь, из-за чего подвергается опасности и мое, и ваше спасение и мы прогневляем Бога.

А потому не только я, грешный, боясь осуждения от Бога, пишу и увещеваю вас, чтобы вы соблюдали должным образом обеты ваши и проводили житие ваше богоугодно в единодушии и неразрывном дружелюбии, но и каждая из вас, если она сильна, пусть помогает немощным любовью, советами и примером доброй жизни, дабы нам, вооружившись единодушием, стереть главу адского голиафа и оказаться угодными Христу Господу, Жениху душ ваших, благодаря чему и сами вы сподобитесь вечной радости в блаженстве праведных, и мне, быть может, исходатайствуете некую отраду и милость Божию за усердное служение ради вашего спасения*.

* © Ново-Тихвинский женский монастырь, перевод, 2005.