Мы обязаны быть святыми. Беседа матушки Домники

Святость… Нечто таинственное, великое и недостижимое – таким это состояние представляется большинству из нас. Но святым должен стать каждый христианин – это не просто возможность, а обязанность, возложенная на нас Самим Господом. Как стать святым в современном мире – об этом беседа матушки Домники.

Мы обязаны быть святыми

Сегодня мне хотелось бы поговорить о том, что все мы обязаны быть святыми. Наверно, такое утверждение покажется вам странным. Принято считать, что святость – состояние для нас невозможное, или, во всяком случае, такое, которого мы достигнем еще очень и очень нескоро. Думать о себе, как человеке, близком к святости, – это кажется нам признаком прелести. С одной стороны, это верно. Конечно, никто из нас не может назвать себя святым. Но с другой стороны, часто под предлогом смирения или из соображений так называемого здравого смысла мы и вовсе перестаем стремиться к святости – а это уже неверно. Мы не святы, но такое положение вещей нельзя считать нормальным и нельзя относиться к этому спокойно, теплохладно. На самом деле у нас есть все возможности для того, чтобы достичь святости, и если мы будем использовать их в полной мере, то непременно станем святыми.

Это не мое мнение, таково мнение Церкви. В качестве примера вспомним, как относился к этому праведный Иоанн Кронштадтский. Сам он стал святым в такие времена, когда считалось, что христианская святость стала делом далекого прошлого, – так же как и теперь считается. Но сам отец Иоанн так не думал. Вот слова из его проповеди:
«Что же, братия, будем ли мы только праздными зрителями святости святых Божиих? Или – будем ли только прославлять их вместе с Церковью, а о уподоблении им святостию собственного жития заботиться не станем, а о своем собственном спасении ежедневно помышлять не будем?

Нет, братия, возлюбленные, такое прославление святых Божиих человеков – и Богу неугодно, и святым Божиим неприятно. Прославляя святых прославленных, мы сами должны уподобляться им: сами должны стараться быть святыми» [1].

Далее отец Иоанн говорит такие слова, на которые я прошу вас обратить особенное внимание:

«Неблагонадежный, неистинный тот христианин, который не хочет, не надеется и не старается быть святым, – как неблагонадежен и тот воин, который не хочет, не надеется и не старается быть победителем. Мы все, возлюбленные братия, можем и должны быть святыми – не своею силою и заслугами пред Богом, – нет; а силою благодати Божией и заслугами Христовыми…

Святость не есть завидная доля одних только апостолов, святителей, мучеников, преподобных и всех святых, – а прекрасная доля всех нас» [2].

Итак, все мы обязаны стремиться к этой прекрасной доле. Если мы не хотим святости, не надеемся и не стараемся ее достичь, – то нас вряд ли можно назвать истинными христианами. И вот в сегодняшней беседе мне хотелось бы попытаться ответить на следующие вопросы. Почему же мы обязаны быть святыми, именно святыми и никак не меньше? И какие у нас есть возможности для того, чтобы исполнить эту обязанность?

Прежде всего нужно, конечно, сказать о том, что понимается под святостью, к чему собственно нам нужно стремиться. Ведь мы не можем творить чудеса, исцелять больных и воскрешать мертвых, как это делали апостолы. Или стоять на воздухе во время молитвы, как некоторые подвижники, предвидеть будущее и так далее. Было бы смешно и неразумно призывать вас к этому. На самом деле все это лишь отдельные проявления святости. Они могут быть у святого человека, а могут и не быть – святость от этого не умаляется.

Но все угодники Божии, все преподобные, праведники, мученики, святители имеют одну общую черту – они похожи на Господа. Они старались жить на земле так же, как жил Господь Иисус Христос, и в конечном итоге уподобились Богочеловеку в действиях, мыслях, чувствах, и даже во внешности. Вот к такой святости обязаны стремиться все христиане, все мы. Ради этого мы созданы, и это возможно абсолютно для всех нас.

Теперь мне хотелось бы зачитать несколько отрывков из рассказов о святых людях. Я намеренно выбрала такие примеры, в которых не говорится ни о чудесах, ни об исцелениях, ни о каких-либо благодатных дарованиях. Но в этих примерах можно увидеть главное – то, что святые люди похожи на Господа.

Сначала я зачитаю случай из книги митрополита Вениамина (Федченкова). В этой книге владыка Вениамин рассказывает о своих встречах со многими современными ему подвижниками, книга так и называется – «Встречи со святыми». Благодаря этим встречам Владыка сделал интересное наблюдение: святые люди, как и все прочие, имеют свои индивидуальные черты характера: одни могут быть ласковы, другие – суровы, одни – молчаливы, другие – приветливые собеседники. Но все они имеют одну общую главную черту, которая и отличает христиан от всех других людей. Об этой черте пишет сам Владыка, когда рассказывает о своей встрече с преподобным Анатолием Оптинским. Зачитаем этот небольшой эпизод:

«Через два-три дня моей жизни [в Оптиной пустыни] пронеслась весть: в монастырь прибывает чудотворная [Калужская] икона Божией Матери. К указанному времени многие монахи и богомольцы вышли навстречу святой иконе по лесной дороге и, приняв ее, пошли обратно в монастырь с пением молитв.

Вдруг я вижу, как из нашей толпы некоторые отделяются от процессии и спешно-спешно торопятся в правую сторону. Через некоторое время там уже собралась густая толпа народа, плотным кольцом кого-то или что-то окружившая. Из простого любопытства – впрочем, меня в монастыре все интересовало, – я тоже направился туда: в чем дело? Чтобы оставить икону Богородицы, нужна была какая-то особая причина к этому. Протискавшись немного к центру толпы, я увидел, что все с умиленной любовью и счастливыми улыбками смотрят на какого-то маленького монаха в клобуке, с седенькой, не расчесанной, небольшой бородкой. И он тоже всем улыбался немного. Толпа старалась получить от него благословение. И я увидел, как вокруг этого маленького старичка все точно светилось и радовалось… Так малые дети встречают родную мать.

- Кто это? – спрашиваю я соседа.

- Да батюшка отец Анатолий, - ласково ответил он, удивляясь, однако, моему неведению.

Я знал о нем, но не пришлось еще встретить его лично; да и не было особой нужды в этом: не имел никаких вопросов к нему. А теперь явился вопрос о нем самом: что за чудо? Люди оставили даже икону и устремились к человеку. Почему? И ответ явился сам собою: святой человек тоже чудо Божие, только – живое чудо. Святой есть тоже образ Божий, воплощенный в человеке. Как в иконе, так и во всех святых людях живет Сам Бог Своею благодатью. И тут, и там Сам Бог влечет нас к Себе Своими дарами радости, утешения, милосердия, духовного света. Когда Спаситель с Моисеем и Илией явились на Фаворе в благодатном несозданном свете ученикам, и тогда Петр от восторга воскликнул: “Господи! Хорошо нам здесь быть”, так и через святых людей эта же Преображенская благодать и светит, и греет. А иногда – как это не раз было с отцом Серафимом Саровским – она проявляется и в видимом, хотя и сверхъестественном свете. Так было и теперь: через батюшку светилось Солнце правды, Христос Бог наш. И люди грелись и утешались в этом свете.

Вспомнились мне и слова апостола Павла о христианах: “Разве не знаете, что вы – храм Божий, и Дух Божий живет в вас?”…
[Понятно стало и то, почему] мы в храмах кадим не только иконы Спасителя, Богородицы и святых, но и вообще всех христиан: мы в них кадим, воздаем поклонение и почитаем Самого Бога, проявляющегося в Своих образах: и в иконах, и в людях.

Ведь всякий христианин должен быть образом Божиим. Однажды мне пришлось спросить некоего старца:

- Как нужно относиться вообще к человеку?

- С почитанием, – ответил он. – Человек есть образ Божий.

И когда этот образ восстанавливается в человеке, тогда его чтут и люди, повинуются даже и звери, как первобытному Адаму в раю, о чем нам говорят жития Герасима Иорданского и Серафима Саровского, и трепещут их даже бесы» [3].

Итак, наша цель состоит в том, чтобы восстановить в себе образ Божий, чтобы стать похожими на Господа. Мы все в обители можем быть разными: одни сестры – общительные и подвижные, другие – более молчаливые и замкнутые, одни – ласковые и веселые, другие – строгие и серьезные… Но несмотря на все разнообразие индивидуальных особенностей, через каждую из нас должно светиться Солнце правды, Господь наш Иисус Христос.

Об этом хорошо говорил также старец Силуан, мне хотелось бы напомнить вам эпизод из его писаний:

«Знал я одного мальчика. Вид его был ангельский; смиренный, совестливый, кроткий; личико белое с румянцем; глазки светлые, голубые и добрые и спокойные. Но когда он подрос, то стал жить нечисто и потерял благодать Божию; и когда ему было лет тридцать, то стал он похож и на человека и на беса, и на зверя и на разбойника, и весь вид его был скаредный и страшный.

Знал я также одну девицу очень большой красоты, с лицом светлым и приятным, так что многие завидовали ее красоте. Но грехами потеряла она благодать, и стало скверно смотреть на нее.

Но видел я и другое. Видел я людей, которые пришли в монахи с лицами, искаженными от грехов и страстей, но от покаяния и благочестивой жизни они изменились и стали очень благообразными.

Еще дал мне Господь увидеть на Старом Русике во время исповеди иеромонаха-духовника во образе Христа. Он стоял в исповедальне невыразимо сияющий, и хотя он был весь белый от седины, лицо его было прекрасным и юным, как у мальчика. Подобным образом видел я одного епископа во время Литургии. Видел я также Отца Иоанна Кронштадтского, который от природы был обыкновенный по виду человек, но от благодати Божией лицо его было благолепно, как у ангела, и хотелось на него смотреть» [4].

Сам старец Силуан производил на людей подобное впечатление. При своей обыкновенной внешности и простом поведении он обладал какой-то особенной привлекательностью для всех людей. Об этом известно из воспоминаний архимандрита Софрония (Сахарова):

«Внешнее поведение сего мужа (то есть старца Силуана) было очень простым, и в то же время несомненным качеством было внутреннее благородство, если хотите, аристократизм в высшем смысле этого слова. При общении с ним в самых разнообразных условиях человек даже самой тонкой интуиции не мог бы заметить в нем грубых движений сердца: отталкивания, неуважения, невнимания, позы и подобного. Это был воистину благородный муж, как может быть благородным только христианин…

Редкой силы воля – без упрямства; простота, свобода, бесстрашие и мужество – с кротостью и мягкостью; смирение и послушание – без униженности и человекоугодия – это был подлинно человек, образ и подобие Бога.

Прекрасен мир – творение великого Бога, но нет ничего прекраснее человека, подлинного человека – сына Божия» [5].

Вот мы сказали немного о том, какими бывают святые люди и какими должны быть все христиане, то есть все мы. Главное – мы должны являть собой образ Божий. Имеем ли мы от природы обыкновенную внешность или наоборот очень яркую, находимся ли мы в юном, среднем или уже преклонном возрасте, обладаем ли различными талантами или ничего не умеем кроме самой простой работы – во всех нас должно быть внутреннее благородство, которое делало бы любую из нас похожей на Христа. Это и есть святость.

Еще раз скажу, что святость – это не просто некая возможность для нас, но это наша обязанность, которую мы непременно должны исполнить. Более того, это заповедь, данная нам Самим Господом.

Об этом говорится и в Ветхом Завете, и в Евангелии. В книге Левит неоднократно встречаются такие слова:

«Будьте святы, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев. 19, 2).

А в Евангелии Спаситель говорит:

«Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48).

Это прямое, буквальное указание на то, чтобы мы были святы и уподоблялись Господу. В Новом Завете есть также и косвенные указания на эту обязанность – например, в посланиях апостола Павла. Апостол во многих своих посланиях обращается к адресатам так:

«Святым сущим во Ефесе…» (Еф. 1, 1)

«Сущим в Колоссаех святым…» (Кол. 1, 2)

«Всем святым о Христе Иисусе, сущим в Филиппах…» (Фп. 1, 1).

Вы, конечно, обращали внимание на эти слова, но, наверное, не придавали им значения, не соотносили их со своей жизнью. На первый взгляд, кажется, будто апостол Павел пишет это некоторым избранным христианам. Но в действительности, как утверждают все толкователи, Апостол адресует свои послания всем христианам, в какое бы время и в какой бы местности они ни жили. Таким образом, получается, что Апостол обращается так и к нам, всех нас называет святыми.

Причем Апостол не делает никаких примечаний к этому обращению, то есть для него это естественное, привычное обращение – как бы само собой разумеется, что все христиане святы. Об этом же говорит святитель Феофан Затворник в толковании на послание к Колоссянам:

«Сущим в Колоссаех святым. – Святым – то же что христианам; ибо по Апостолу, христиане непременно должны быть святы; а которые не святы, те, должно быть, суть не истинные христиане» [6].

Почему же все христиане должны быть именно святы, и никак не меньше? Причину объясняет и сам Апостол, и вслед за ним святые отцы. Вспомним, что говорит апостол Павел в послании к Ефесянам:

«Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним» (Еф. 1, 4).

То есть Бог избрал нас в Господе Иисусе Христе до создания мира, и Он замыслил нас именно святыми. Спаситель принес Себя в жертву за нас всё с той же целью – чтобы вернуть нас к первозданной святости. Может быть, вам это утверждение кажется непривычным. Мы привыкли слышать, что Господь Своей Крестной Жертвой даровал нам спасение. Но в чем состоит наше спасение? Именно в святости.

Итак, мы не можем говорить, что для нас главное – спастись, а святость – это не обязательно, это не для всех. В христианстве нет каких-то промежуточных состояний, более или менее пригодных для спасения. Есть только одно истинно христианское состояние – святость.

Нужно заметить, что так рассуждали не только древние святые отцы. Современные подвижники, жившие совсем недавно, придерживались точно такого же мнения. Мы уже говорили о том, как относился к этому вопросу праведный Иоанн Кронштадтский. Можно привести в пример и другого подвижника, который жил еще ближе к нам по времени, – старца Силуана. Вот что он говорил:

«Из праха сотворил Господь человека, но любит нас, как родных детей, и желанно ждет к Себе. Господь до того возлюбил нас, что ради нас воплотился и пролил Кровь Свою за нас, и Ею напоил нас, и дал нам пречистое Тело Свое; и так мы стали детьми Его, от плоти и крови Его, и похожи на Господа во плоти, как родные дети похожи на отца своего, независимо от возраста…

Святые похожи на Господа, но и все люди, которые хранят заповеди Христовы, похожи на Него» [7].

Ученик преподобного Силуана, архимандрит Софроний (Сахаров) в своих духовных беседах говорит о том же.

«Через полную веру и долгий подвиг человек должен достигнуть подобия Богу даже до тождества, сначала уразуметь и затем реализовать в своей свободе предвечный замысел о нас Творца. Таков смысл заповеди Христа: “Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный”. Уклоняясь от того труда (если не сказать – распятия), с которым связано осуществление богоподобия в нас, мы унаследуем могильную тьму. По данной нам свободе самоопределения мы, конечно, можем игнорировать столь высокое призвание, требующее всех сил нашего существа. Но нельзя нам изменить предвечную идею, предвечный замысел Бога о нас, свести нашу природу до уровня животных, то есть временного бывания вне вечного света Божества» [8].

Может показаться, что все это слишком возвышенные утверждения, далекие от реальности, невозможные для исполнения. Мы рассуждаем так: невозможно, чтобы действительно все христиане были святы. Мы знаем, что среди христиан очень много грешных людей, да мы и сами грешные люди. Можно сказать, греховность – это некая общая, естественная черта, а святость – удел очень и очень немногих людей, особенно в наше время. Если спасение возможно только для святых, то получается, что почти никто не спасется. Нет, этого не может быть. Так мы рассуждаем и такими рассуждениями оправдываем себя и позволяем себе не быть святыми. Однако таким образом мы допускаем, что Священное Писание дает нам заповедь, невозможную для исполнения – а вот этого уже действительно не может быть. Сама история Церкви подтверждает, что всеобщая святость христиан – это реальность. Было такое время, когда действительно каждый человек, принадлежавший Церкви, был свят. Об этом времени говорит святитель Феофан в своем толковании на послание к Ефесянам:

«Ужели верующие Ефесяне были святы? – ничего нет дивного, по живости веры и жару ревности, с какими приступали тогда к Господу, а паче по обилию благодати, за то на них изливавшейся. Грешные в Церкви суть случайность; существенная же её принадлежность есть та, чтобы все были святы. Церкви тогда были как девы чистые, неимущие скверны или порока, – святые и непорочные…

Ныне у нас стало так, что грешность будто есть законная норма жизни между христианами, а святость или ревность о доброй жизни, – исключение, которое редко обходится без неблаговолительных взглядов и даже насмешек и противодействия. Основываясь на этом, иные и слово Апостола “святым” понимают так, что этим означается будто только посвящение Богу, хотя они не имели внутри ни святости, ни грешности. Нельзя думать, чтоб Апостол в слове “святым” разумел только это внешнее принадлежание к святой Церкви. Тогда самым делом все были святы и чисты перед Богом; если и бывали согрешающие, то они исчезали в общей массе святых, и, притом, как окруженные отовсюду духом святости, тотчас каялись, исправлялись, и опять становились в ряд других, не падавших святых. – И все вообще христиане ревновали не только о том, чтобы самим быть святыми, но чтоб все другие были святы, чтобы все общество их не имело никакого пятна, ни за одно лице. – Таковы должны быть и все христианские общества» [9].

Таково было состояние христиан в апостольские времена, в первые века христианства. И хотя с тех пор многое изменилось, однако это не отменяет Божественного замысла о христианах – все они должны быть святы.

При этом на нас, монашествующих, лежит особая ответственность. Можно сказать, что особым предназначением монашества является сохранение святости в Церкви. Вспомним церковную историю. Монашество как особая форма христианского жительства сформировалась именно тогда, когда святость среди христиан умалилась. Это было время, когда в Церкви появилось много людей, которые относились к вере теплохладно, были христианами только по имени, а не по сути. Именно в это время особо ревностные православные начали искать сугубого удаления от мира, стали создавать уединенные, закрытые общины, в которых старались сохранить эту сущность христианской Церкви – всеобщую святость. С тех пор монастыри считаются средоточием святости в Церкви, и даже сложилась такая традиция – любой монастырь именовать «святой обителью».

Перед нами по-прежнему стоит эта задача – достижение святости. И в монастыре у нас есть все условия для того, чтобы это исполнить.

Первое и, может быть, главное условие состоит в том, что здесь мы ясно видим свою не-святость, здесь мы более остро чувствуем обличения совести, которые сами по себе говорят о том, что в нас заложено стремление к святости.

Вот как рассуждает об этом старец Софроний (Сахаров):

«В монастыре, в этом благословенном учреждении Духа Святого, утончается наше восприятие вообще всякого отступления от закона любви Отчей. Если мы созданы по образу Бога Любви, Любви абсолютной, то мы ждем в самих себе проявления этого “образа и подобия” и страдаем, если мы еще не в том состоянии, когда всякая наша реакция естественным образом соответствует этому Богу Любви…

Вот мне приходит мысль такая: возьмем дерево и стукнем по нему. Этот звук есть его реакция, естественно свойственная его природе. Если мы возьмем другой предмет, какой-нибудь металл, то получается другой звук, другая реакция. А наша реакция на всякое явление в жизни должна быть той, которая предписана нам заповедью. Стать человеком, реакции которого подобны реакциям Бога, – вот цель нашего подвига. Итак, если происходит процесс, когда мы видим себя всё хуже и хуже, то это Бог Премудрый (в молитвах древних сказано “хитрый”) так устраивает, что мы действительно страдаем, болеем этим и хотим освободиться» [10].

Итак, первое, что мы приобретаем на пути к святости – это ощущение собственной худости, от которого мы жаждем избавиться. Это ощущение должно быть для нас очень ценно. Может быть, это звучит, как парадокс, но таково истинное положение вещей. С одной стороны, нас должно очень тяготить ощущение того, что мы не святы, но с другой стороны, мы должны бояться потерять это ощущение. Опаснее всего для нас чувство успокоенности и самодовольства. Это чувство препятствует стремлению к изменению. Труд и борьба – это следующий шаг к святости, или можно даже сказать, это уже проявление святости. Святые отцы говорят, что святой – это тот, кто готов до положения живота стоять в добре, как бы ни были сильны напоры зла; христианин, святой – то же самое, что борец, подвижник.

Праведный Иоанн Кронштадтсткий утверждает, что человек, имеющий духовное трудолюбие, не просто стоит на пути к святости, но что он непременно ее достигнет:

«Да, непременно сделаешься святым, – если не будешь жить в духовной дремоте и бездействии, а будешь деятельно воевать на страсти и на врага бесплотного, ежедневно усиливающегося поджигать нас страстями и пристрастиями житейскими» [11].

Мы знаем, что отец Иоанн сам исполнял на деле то, о чем он говорил. Я часто зачитывала вам его дневники на беседах, и вы, наверное, помните, как усердно он боролся с малейшим проявлением греха. И через это он достиг святости. Задумаемся: много ли в его дневниках описывается таких поступков, которые совершенно недоступны для нас? Я уверена, что каждодневная борьба с собой, какую вел праведный Иоанн Кронштадтсткий, по силам любой из нас.

Наше стремление к святости должно проявляться даже в мелочах. Например, если сестре дали послушание, которое ей не нравится, но она понуждает себя исполнять его безропотно, усердно, с охотой, – то она уже приобретает толику святости. Или когда нам сделают замечание, и мы примем его без оправданий, постараемся внутренне укорить себя – и это святой поступок, и это начало нашего богоподобия. Старец Софроний верно говорит, что богоподобие начинается с очень маленьких актов смирения, послушания, воздержания.

Мне хотелось бы, чтобы вы всегда твердо держались этих добродетелей, ведущих к богоподобию.

Может быть, для кого-то из вас будет новым размышление архимандрита Софрония о добродетели послушания:

«Некто сказал: “Хорошо послушание к игумену!” Нет, не только к игумену! В нашей организации, конечно, единство воли выражает прежде всего игумен. Но наше [положение] таково, чтобы по отношению к каждому человеку мы готовы были исполнить его волю, а не нашу. И тогда постепенно расширяется наше сознание, и вдруг может прийти действительно неожиданно для самих нас плач за всего Адама. Так из простых маленьких актов послушания строится наше отношение: “Я не хочу иметь волю моей падшей крови, а хочу, чтобы в жилах моих потекла жизнь Самого Бога”» [12].

В обители нам представляется множество случаев для того, чтобы отречься от своей воли. Выполнить благословение, которое нам не по душе, пожертвовать своими личными планами ради того, чтобы помочь сестрам. Будем помнить, что каждый раз, когда мы это делаем, в нас происходит глубокое внутреннее изменение – образно говоря, нечистая, больная кровь в нас заменяется живой, святой кровью Самого Господа.

Еще одна возможность для нас уподобиться Богу – это благодушное перенесение всех скорбей. Конечно, мы не имеем столько духовных сил, чтобы как мученики идти на вольные страдания. Но для нас вполне возможно терпеливо переносить те небольшие неприятности, которых много бывает у нас каждый день, – утомление, обиды, недомогание и тому подобное. И это для нас, немощных, уже является уподоблением Христу, и мы должны благодарить Бога за то, что Он дает нам такую возможность. Кто-то из святых говорил, что Ангелы завидуют нам, потому что они не знают никаких бед, не нуждаются в терпении и лишены возможности таким образом проявлять свою любовь к Богу.

У старца Емилиана (Вафидиса) есть хорошее наставление на эту тему, очень простое и понятное. Это поучение он говорил сестрам монастыря Ормилия, но думаю, нам оно тоже вполне подходит. Старец описывает, каким должно быть душевное состояние любой сестры:

«Если я решила стать святой, то я не пойду есть – я пойду молиться. Я не стану требовать себе особой одежды – мне достаточно той, что у меня есть. Я не стану занимать вот это место, потому что знаю, что его предпочитает моя сестра: или по немощи, или по необходимости. Я не стану избирать для себя комнату с восточной стороны, но скажу: “Моя сестра болеет, поэтому пойду в северную комнату”. По-иному смотрит на вещи человек-мирянин, и по-иному – святой. Мы еще не приблизились к духовным пределам. Стоим на земле. Мы внизу, очень низко! Мы еще даже не на первой ступеньке. И конечно, не достигнем ее сегодня.

Решение о самоотдаче придает мне решимость быть святой. Ты приходишь, я говорю с тобой грубо, и ты тут же обижаешься. Это означает, что ты не приняла решения стать святой. Иначе ты бы упала мне в ноги и сказала: “Умоляю тебя, продолжай говорить со мной так, потому что это помогает мне достигнуть святости!” Однако ты не можешь так даже подумать. И даже если только сердце твое говорит тебе: “Смотри, как он со мной разговаривает”, – то это показывает его гордость. Сердце должно чувствовать, жить смирением» [13].

Мне хотелось бы особо подчеркнуть такую мысль: для нас очень важно понимать, ради чего мы совершаем добродетели послушания, смирения, терпения – ради того, чтобы стать святыми, уподобиться Богу, приблизиться к Богу. Архимандрит Софроний говорит, что, когда мы осознаем эту цель и постоянно помним ее, то исполнять добродетели нам становится легче. Вот что он пишет:

«Прославление старца (тут имеется в виду преподобный Силуан Афонский) связано именно с тем, что его ум был вечно в Боге, в Боге святом, и сам он стал святым. И наша задача здесь – стать святыми. И когда перед нами стоит эта задача, тогда многие мелочи проходят незаметно. Как только теряем мы это видение Бога, так все эти мелочи принимают характер раздражительный и человек начинает отягощаться» [14].

Таким образом, для того, чтобы стать святыми, нам нужно непрестанно хранить память о Боге. У нас, к сожалению, часто бывает так, что мы как бы привыкаем обходиться во многих ситуациях без Бога. То есть мы стараемся жить добродетельно, но часто пытаемся делать это своими силами, самонадеянно. Мы встаем на молитву, но бывает, при этом не помним о Боге, а заняты многими важными, на наш взгляд, помыслами, не решаемся полностью отдать ум наш Богу.

Между тем, и древние святые отцы, и современные подвижники согласны в том, что память о Боге – это главное условие нашего освящения. Об этом есть интересное размышление у преподобного Иоанна Кассиана Римлянина:

«Святые, которые, постоянно содержа Бога в памяти, как бы на цыпочках ходят по растянутым на высоте веревкам, правильно сравниваются с ходящими по канатам. Они, сущность своего спасения и жизни поставляя на узкой стезе той веревочки (то есть памяти Бога), думают, что они тотчас подвергнутся жестокой смерти, если нога их, хоть немного поколебавшись, сойдет с пути или переступит за черту спасительного направления» [15].

О том же говорит и архимандрит Софроний:

«Мы будем следить за тем, чтобы наш ум никак не соединился с образом той страсти, которая стучит в дверь сердца нашего, чтобы привлечь нас к греховному акту… Когда мы отдаем ум, чтобы следовать за Христом, куда бы Он ни пошел, то все наше существо освящается Его Божественной благодатью» [16].

Митрополит Вениамин (Федченков) в книге «Встречи со святыми» рассказывает о своем первом впечатлении от встречи с преподобным Нектарием Оптинским. Он замечает, что непрестанное памятование о Боге проявлялось даже в его внешности:

«Прождали мы в комнате минут десять молча: вероятно, старец был занят с кем-нибудь в другой половине домика. Потом неслышно отворилась дверь из его помещения в приемную комнату, и он вошел… Нет, не вошел, а как бы тихо вплыл… в темном подряснике, подпоясанный широким ремнем, в мягкой камилавке, отец Нектарий осторожно шел прямо к переднему углу с иконами и медленно-медленно и истово крестился… мне казалось, будто он нес какую-то святую чашу, наполненную драгоценной жидкостью, и крайне опасался: как бы не пролить ни одной капли из нее… мне пришла мысль: святые хранят в себе благодать Божию и бояться нарушить ее каким бы то ни было неблагоговейным душевным движением: поспешностью, фальшивой человеческой лаской... Отец Нектарий смотрел все время внутрь себя, предстоя сердцем пред Богом. Так советует и епископ Феофан Затворник: сидя, или ходя, или делая что, будь непрестанно пред лицем Божиим» [17].

Мне хотелось бы предложить вам, чтобы вы попробовали хоть в какой-то мере подражать старцу Нектарию. Независимо от того, где мы находимся, – в храме, на послушании, в келье – будем всегда смотреть внутрь себя, понуждать себя помнить о Боге и через это освящаться.

Наконец, мне хотелось бы сказать еще об одном понимании христианской святости, которое тоже известно с древних времен и в наши дни остается, если так можно выразиться, актуальным.

Святые отцы и современные старцы говорят, что святой – это значит отделенный от всего земного и посвященный Богу. В одном из толкований на Евангелие от Иоанна слова, сказанные Спасителем об учениках – «святи их во истину Твою» (Ин. 17, 17), объясняются так: отдели их, принеси их Себе в жертву. Почему эти слова имеют именно такой смысл? Жертвы названы святыми, поскольку все, принесенное Богу, свято.

В Ветхом Завете все жертвы назывались святыми, то есть посвященными Богу. Ветхозаветные жертвы прообразовали собой величайшую, истинную Жертву – Самого Спасителя. А так как Христос является Главой Церкви, то и все христиане тоже должны стать жертвой Богу.

Итак, мы святы, потому что мы полностью посвящены Богу, принесены Ему в жертву. Соделавшись святой жертвой, мы обязаны освятить всю свою жизнь. Господь ждет от нас, чтобы наша воля всецело была посвящена добру – то есть Богу и служению Ему. Мы не принадлежим себе, мы – владение Божие, удел Божий. Как говорит Писание:

«Народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего их из тьмы в чудный Свой свет» (См. 1 Пет. 2, 9).

Мы созданы для того, чтобы возвещать Божии совершенства своей добродетелью. Все наши силы, способности, таланты, вся жизнь, само наше дыхание должны носить печать этого посвящения. В этом и состоит идея христианской святости. От каждой из нас требуется, чтобы она, совершенно забыв о себе, свято исполняла свое служение Богу – то, на которое Божественный Промысел отделил ее.

У архимандрита Емилиана есть одно очень точное сравнение. Вот что он пишет:

«Святой – значит отделенный от всех, навсегда посвященный Богу. Святая Чаша, святые покровцы, святой престол непригодны для какой бы то ни было иной деятельности. Они [предназначены] исключительно и единственно для служения Богу, они – святые, отдельные» [18].

Так и мы с вами должны думать о себе: мы предназначены для служения Богу; и служить чему-то другому после того, когда мы уже отделили себя от всего земного, было бы с нашей стороны кощунством, святотатством.

И главное наше служение Богу состоит в том, чтобы служить ему сердцем. Именно сердце наше является тем святым сосудом, который должен быть навек отделен для Бога, ведь именно в сердце сосредоточены главные жизненные силы человека. О сердечном служении прекрасно говорит старец Емилиан:

«Так и я, Господи, когда сердцем отделен от всего, тогда только могу быть в общении с Тобой... Вечный не смешивается с преходящим. Он недоступен совершенно. Доступен, однако, для души, для человека, который всецело обращается к Нему и которым руководит Дух, о чем говорится в [псалме]:

Яко лучше милость Твоя паче живот,

Устне мои похвалите Тя.

[Пророк] осознает, что милость Божия выше всего, “паче живот” – то есть превыше какого бы то ни было образа жизни… «Паче живот» также значит – более долготы дней. Если предположить, что мы имели бы одну, две, три, четыре, тысячи жизней, что мы могли бы ожить после нашей смерти, то “милость Твоя” выше всякого блага, всякой жизни, всего, что бы я не имел, а также чем бы тысячекратно не наслаждался из того, что даровал бы мне мир, вселенная. Милость Твоя несравненна. Милостью является любовь Божия. Это Его свойство, которое дарует нам право быть в единении с Ним, в общении с Ним. Это то единственное, что делает нас способными приблизиться к Нему, а не праведность наша, не добродетели наши.

“Милость Твоя”, общение с Тобой, Господи, единение, Ты Сам приходишь ко мне. Боже мой, превыше всех моих благ, превыше тысяч, десятков тысяч жизней Ты – Тот, Кого я люблю. “Устне мои похвалите Тя” является целью моей жизни… Я живу ради славы Твоей, хвалы Твоей, величания Твоего. Мне достаточно иметь Тебя. Превыше самой моей жизни имею Тебя. Хваление Тебя – моя цель» [19].

Таким должно быть и наше сердечное устроение. Мы живем ради славы Господней – это блаженное чувство должно обнимать всю нашу жизнь, вплоть до самых обыденных вещей и поступков. И тогда вся наша обитель, со всеми, кто в ней живет, и со всем, что в ней есть: храмом, кельями, садом – вся она станет для нас образом Небесного Иерусалима. Старец Емилиан пишет:

«В монастыре все священно, ибо это есть место служения одному Богу. Не торговле, не промышленности, не человеческим устремлениям. Монахи – священные сосуды, принадлежащие Богу. Ничего скверного, ничего нечистого нет в обители. Все предметы, дела, монастырские постройки посвящены Богу и являются Божией утварью.

Давайте вспомним не только о рае, но и о том, как открывается рай на земле – а он есть отображение рая небесного – в книге Откровения. В Апокалипсисе говорится о Горнем Иерусалиме и о небесном рае. “В то время даже на конских уборах будет начертано: Святыня Господу”. Эта цитата подтверждает нашу мысль о том, что в раю все посвящено Богу. Образ конских уборов взят из обыденной земной жизни для того, чтобы сделать небесные понятия доступными для нашего разумения. Даже конские уборы и те священны. Они есть “святыня Господу”».

К этому можно добавить, что уже сейчас в монастыре мы можем сделать всю нашу жизнь святыней Господу – ведь у нас есть для этого все возможности.

Мы созданы похожими на Господа и нам дан голос совести, который неумолчно зовет нас к нашему первоначальному состоянию. Нам даровано Евангелие для того, чтобы мы помнили, каков наш Господь, и старались во всем уподобиться Ему. От нас зависит неуклонно идти по этому пути, не смущаясь ничем: ни внешними искушениями, ни собственной немощью. На этом пути мы все более приближаемся к Богу и забываем обо всем земном. Вот это и есть святость, и я желаю, чтобы все мы достигли ее и таким образом обрели единственно возможное счастье на земле и вечное блаженство в будущей жизни.

 

[1] Митрополит Вениамин (Федченков). Встречи со святыми: мои духовные встречи. М.: Сретенский монастырь, 1999. С. 315.

[2] Там же. С. 315-317.

[3] Там же. С. 122-125.

[4] Старец Силуан, жизнь и поучения. М.: Воскресение; Минск: Университетское; Новоказачье, православная община, 1991. С. 348.

[5] Там же. С. 50-51.

[6] Святитель Феофан Затворник: Толкования посланий апостола Павла: Послание к Ефессеям. М.: «Паломник», «Правило веры», Савво-Сторожевский ставропигиальный мужской монастырь, 2005. С. 22.

[7] Старец Силуан, жизнь и поучения. М.: Воскресение; Минск: Университетское; Новоказачье, православная община, 1991. С. 347.

[8] Архимандрит Софроний. Духовные беседы. Т. 2. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, М.: «Паломник», 2007. С. 22.

[9] СвятительФеофан Затворник. Толкования посланий апостола Павла: Послание к Ефессеям. М.: «Паломник», «Правило веры», Савво-Сторожевский ставропигиальный мужской монастырь, 2005. Гл.1,1. С.35-36.

[10] Архимандрит Софроний. Духовные беседы. Т. 2. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, М.: «Паломник», 2007. С. 83–84, 85.

[11] Митрополит Вениамин (Федченков). Встречи со святыми: мои духовные встречи. М.: Сретенский монастырь, 1999. С. 316-317.

[12] Архимандрит Софроний. Духовные беседы. Т. 2. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, М.: «Паломник», 2007. С. 68-69.

[13] Ἀρχιμ.Αἰμιλιανοῦ Θεία λατρεία. Προσδοκία καὶ ὅρασις Θεοῦ. Ἐκδόσεις Ὁρμύλια. 2003. Σ.  98

[14] Архимандрит Софроний. Духовные беседы. Т. 2. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, М.: «Паломник», 2007. С. 25.

[15] Собеседования египетских отцов Преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. М.: «Правило веры», 2003. С. 779.

[16] Архимандрит Софроний. Духовные беседы. Т. 2. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, М.: «Паломник», 2007. С. 197.

[17] Митрополит Вениамин (Федченков). Встречи со святыми: мои духовные встречи. М.: Сретенский монастырь, 1999. С. 153.

[18] ΑΡΧΙΜ. ΑΙΜΙΛΙΑΝΟΥ ΚΑΘΗΓΟΥΜΕΝΟΥ Ι. ΜΟΝΗΣ ΣΙΜΩΝΟΣ ΠΕΤΡΑΣ ΚΑΤΗΧΗΣΕΙΣ ΚΑΙ ΛΟΓΟΙ, 3 «ΑΓΑΛΛΙΑΣΩΜΕΘΑ ΤΩ ΚΥΡΙΩ», ΟΡΜΥΛΙΑ, 1999. Σ. 25-26

[19] ΑΡΧΙΜ. ΑΙΜΙΛΙΑΝΟΥ ΚΑΘΗΓΟΥΜΕΝΟΥ Ι. ΜΟΝΗΣ ΣΙΜΩΝΟΣ ΠΕΤΡΑΣ ΚΑΤΗΧΗΣΕΙΣ ΚΑΙ ΛΟΓΟΙ, 3 «ΑΓΑΛΛΙΑΣΩΜΕΘΑ ΤΩ ΚΥΡΙΩ», ΟΡΜΥΛΙΑ, 1999. Σ. 26-27